Я - истребитель - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 23

Летел я ни много ни мало, а в сам Минск. Именно где-то там находился штаб округа, и чем быстрее портфель в него попадет, тем лучше.

Что ни говори, а очки были классные, в них можно даже смотреть на солнце, проверяя, не атакуют ли меня от него. Крутить головой приходилось постоянно. Вдали были видны чьи-то самолеты, но чьи, я не знал, так что продолжал править, то и дело сверяясь с картой, к столице Белоруссии.

Почти через час полета впереди показались дымы пожарищ, сливающиеся в огромный серый купол — Минск. Сбоку от меня, на расстоянии примерно километра три, подходила к городу очередная группа лаптежников.

«А что это шанс! Если сшибу хотя бы один, да еще на глазах у всего города, то попасть в истребительные войска станет не такой уж и трудной задачей!»

Так накручивая себя и продолжая следить за воздухом, я стал подниматься выше. За время этих маневров мы успели подлететь к самому городу, а мой ястребок уже висел на двухкилометровой высоте. Немцы меня видели, да и трудно было не заметить — небо чистое, однако продолжали готовиться к пикированию, правда, собравшись более компактной кучей. Я понимал, что они скорее всего уже вызвали помощь, так что следовало поторопиться.

Как только головной «юнкерс» клюнул носом, резко бросил свой «ишачок» на перехват. Ветер свистел в пробоине и открытой кабине, но очки помогали просто замечательно.

— Черт, а оружие-то я не проверил! Вот что значит не пользоваться им! — простонал я вслух.

«Даже не знаю, на какую дистанцию оно установлено. Ну, будем надеяться, что на стандарт, сто пятьдесят метров. Вот сейчас и проверим!» — подумал я.

Коротко протрещали пулеметы и пушки. От неотвернувшего лаптежника отлетели какие-то куски фюзеляжа, и он, выбросив густые клубы дыма, вращаясь, полетел вниз. Резко взяв штурвал на себя, я из глубокого пикирования через левое крыло развернул «ишачок» и снизу атаковал замыкающего. Среди летчиков-истребителей сорок четвертого года этот прием назывался «ухват». Сработал он и здесь.

После моей очереди в его желтое брюхо «юнкерс» взорвался в воздухе и большой огненной каплей полетел вниз, на окраины города. Чудом увернувшись от обломков, я увел машину в сторону.

Дальше атаковать было бессмысленно — стрелки собьют. Скорость я фактически потерял. Поэтому, отлетев от лаптежников, которые, выстроившись в оборонительный круг, стали удаляться от меня, я тоже кругооборотом стал наращивать скорость и лезть вверх. Без превосходства в высоте бить их было проблематично, тем более на «ишачке». Подловят!

Опять поднявшись до двух тысяч, я стал подходить к строю ближе. Заметив, что они еще больше сплотились, приготовился к атаке.

Вот что было странно: немцы заметно опасались меня, но сбрасывать бомбы не спешили. Было видно, что они еще не потеряли надежды разбомбить свою цель, от которой я их отогнал километра на полтора. Ее, кстати, я видел — это была железнодорожная станция, вся затянутая дымом.

Хотя это был мой первый настоящий бой, следить за воздухом я не забывал и четверку приближавшихся «мессеров» заметил вовремя. И понимая, что больше шансов не будет, стал пикировать на ощетинившийся пулеметными стволами строй бомбардировщиков. Увернувшись от огненной струи ответного огня, с трехсот метров дал очередь по кабине третьего лаптежника, оказавшегося самой удобной целью.

Бомбер почти сразу вывалился из строя и, кувыркаясь, понесся вниз. Вот от него отделилась фигурка и полетела рядом, через некоторое время открылся парашют.

Как бы я ни был занят атакой, но о «худых» помнил, поэтому на выходе из пикирования резко дернул «ишачок» в сторону, уходя от пушечных очередей, и почти мгновенно вернул обратно, успев нажать на гашетки, когда мимо пронеслись две стремительные тени.

«Повезло? Нет? Да или нет? — думал я, делая мертвую петлю и уходя от второй пары. — А-а-а, горит, сука!!!»

И действительно, оставляя дымный след, ведущий пары, не выходя из глубокого пикирования, воткнулся в землю. Я хорошо разглядел вспышку на месте падения, в километре от станции. Тут почти сразу же стали рваться бомбы. Лаптежники, не долетев до цели, принялись избавляться от своего груза. Я все-таки заставил их отказаться от налета.

При выходе из очередного пике в глазах потемнело от перегрузки, однако поймать одинокий «мессер» все равно не получилось. Тот, предупрежденный товарищами, успел уйти из-под атаки.

«Почему они сбросили? А-а-а, наши!» — понял я, заметив пять приближавшихся точек. Сообразить, что это наши истребители, было не трудно. Однако оставшаяся тройка «мессеров» просто так отпускать меня не собиралась, поэтому приходилось прилагать все свои умения, помноженные на опыт летчиков, прошедших войну, чтобы не только уходить из-под атак, но и самому стрелять, причем прицельно.

«Правильно летчики называли „ишачки“ „ежиками“!» — подумал я, в очередной раз встречая в лоб атаку «худого». Но на этот раз он не успел увернуться от очереди, и пушечные снаряды вспороли его от носа до хвоста.

Это было последнее, что мне удалось сделать, патронов больше не было, я выпустил последний боезапас, поэтому оставалось просто молча крутиться, уходя из-под огня. Ястребок уже получил несколько попаданий, да и бак практически опустел, так что долго это не продлится. Собьют ироды.

Уворачиваясь от очередной атаки, я посмотрел, где помощь. Три истребителя атаковали бомберов, а вот двое были уже близко. Это подстегнуло немцев, и они, поняв, что я пустой, бросились в двойную атаку. Я знал, как от нее уйти, но тут мотор зачихал.

«Бл…, бензин!!!» — Только и успел я дернуть штурвал в сторону, как по мотору и правому крылу забарабанили снаряды.

Выбросив клубы дыма — видимо, попали зажигательными, — «ишачок» понесся вниз, и как раз в это время помощь на «МиГах» сцепилась с немцами. Откинув борт, я чуть довернул штурвал и с трудом швырнул свое внезапно уставшее тело наружу.

«Сбили все-таки, сволочи!» — изумленно подумал я, падая на город: меня поразила техника пилотирования немцев, я их делал как щенков. Или мне попались молодые пилоты, или я недооценил свой потенциал.

Все это время мы фактически крутились над Минском. «Ишачок», густо дымя, падал куда-то в район городского парка. Вот на моторе показалось пламя, и ястребок огненным шаром врезался в землю, повалив несколько деревьев. Понимая, что тянуть не стоит, немцы все равно дерутся с нашими, я дернул за кольцо на бедре.

Дальше произошло страшное. Маленький парашют вышел, но выдернуть основной не смог — то ли его склеила кровь, то ли неправильно уложили, и я с диким воплем с километровой высоты стал падать на город, пытаясь затормозить руками.

Вы знаете, что такое ужас? Да, тот самый, от которого впадаешь ступор? Так вот я теперь знаю-ю-ю!!!

Не переставая орать, я падал на город, хладнокровно прикидывая какой-то частью мозга:

«Судя по направлению ветра и скорости падения, место приземления будет крыша во-о-он того дома!»

Однако большая часть сознания продолжала пребывать в ступоре и орать.

Как ни странно, из этого состояния меня вывел немец из бомбардировщика, опускавшийся неподалеку. Этот гад пару раз выстрелил в меня, когда я пролетал мимо него метрах в пятидесяти. Успев обматерить немца, я быстро прикинул, что можно сделать. Выход был только один — дотянуться до выпускного парашюта и выдернуть основной, что я и попытался сделать.

Вы когда-нибудь пробовали выгнуть руки назад и что-нибудь там сделать? Нет, не получится? Так вот мой вам совет. Прыгните с поврежденным парашютом, и у вас получится все, поверьте моему опыту.

Изогнувшись, я ухватил парашют и стал его дергать. Резко дергать. С треском основной купол наконец-то вышел и полностью раскрылся на высоте примерно метров сто от земли.

Сапог с поврежденным в кустах голенищем от рывка практически слетел с моей ноги, но я успел растопырить пальцы, из-за чего он повис, готовый вот-вот свалиться совсем.

«Не удержу!» — понял я, чувствуя, как слабеют пальцы и начинает сводить ногу от напряжения. Тут поток воздуха от земли немного приподнял меня и тряхнул, от чего сапог слетел и под мой возмущенный крик с пятидесяти метров отправился вниз.