Премьера без репетиций - Веденеев Василий Владимирович - Страница 11

Надо действовать. Сегодня должен появиться человек из болот. С ним-то и уйдет на ту сторону эмиссар. Как только от него будет получен сигнал о благополучном прибытии и готовности принимать гостей, пойдут другие, которых пошлют из центра. Только плохо, что подготовка «Фауста» еще и на треть не закончена. Но некогда. Адреса, которые он не успел заучить, надо будет зашифровать и дать с собой.

Ланге закурил. Глубоко затянулся и лишь после этого резко и быстро снял трубку полевого телефона.

– Здесь Ланге! Это вы, Штаубе? Да-да, все нормально. Срочно подберите комплект формы русских по известному вам размеру. Нет, офицерскую. Род войск? Лучше общевойсковую. Да нет, не выше капитана. Да, да. Что? Пехотный обер-лейтенант? Думаю, самое подходящее. И подготовьте все, что там полагается: русские часы, папиросы, белье… Проследите сами… Как переслать? Никак. Я сам с ним приеду… Разумеется, и документы. К пяти должно быть готово.

Положив трубку, он с минуту подумал, потом снова поднял ее и назвал еще один номер.

– Здесь Ланге! Сегодня отправляем «Фауста». Я не советуюсь с вами, а приказываю!.. Надо бы различать… И никаких «но»!.. Сегодня!.. Скоро вылет «фазанов»… На месте объясню…

ЖИВУНЬ

Возвращаясь из леса, Алексей не ожидал увидеть Паисия. Несколько дней назад он уехал в Белую Вежу.

– Алексей? Здравствуйте, здравствуйте… – Паисий стоял у крайней хаты, словно кого-то поджидал.

– Как поездка? – скорее из вежливости, чем из любопытства спросил Алексей.

– Прекрасно. Новая власть хочет повсеместно открыть школы. Представляете – преподавание на белорусском языке! И книжки мы будем читать тоже белорусские! А в городе, знаете ли, интересные перемены, – продолжал учитель. – Молодежь, по-моему, первая их улавливает. Вот мне любопытно было бы побеседовать с вами, Алексей. Вы ведь – явление своеобразное: представитель, так сказать, будущей художественной мысли нашего края. И сами вышли из простых слоев. Может, если время позволяет, ко мне зайдем?

Аккуратный дом учителя стоял возле рощи. На небольшом участочке еще оставалась какая-то огородная зелень.

Войдя, Паисий перекрестился на красный угол, в котором висела изящная иконка, пригласил гостя к столу и необычайно быстро растопил самовар, который так же проворно закипел.

Пока хозяин суетился, Алексей с большим интересом осматривал небольшую библиотеку. Подбор книг показался ему странным. На полке Паисия, видимо, самодельной, но сделанной с любовью, мирно соседствовали Эразм Роттердамский и Ницше, Макиавелли и Вольтер, сочинения отцов католической и униатской церкви, Сенека. Рядом с Библией – потрепанный томик Толстого. Отдельной стопочкой – учебники для начальной школы. Новенькие, уже советские.

Алексей удивился. Отпевает покойника и читает Вольтера? Привычно крестится и держит в библиотечке Ницше? Может, он того?.. Не совсем в своем уме? Но не много ли ненормальных для маленькой полесской деревушки? Да и откуда у него такие книги?

– Интересуетесь?

Алексей невольно вздрогнул. Паисий подошел сзади неслышно. Смотрел сквозь очки с непроницаемой усмешкой.

– Да. Откуда у вас это?

– Читали? – Учитель ласково погладил книги.

– Не все. О многих только слышал.

– Вот и я тоже, – вздохнул Паисий, – не удержался, взял кое-что, когда ходил с мужиками в имение. Все одно бы раскурили. Я полагаю, взять книги – это не грех…

«Вот как? – насторожился Алексей. – Он тоже был в усадьбе! А потом убили Акима. Интересно…»

– Да, молодой человек, – Паисий продолжил разговор за столом, – в удивительное время живем. Испытания великие прошли. Какие еще будут – то неведомо…

– Да разве кто знал свое будущее? Неинтересно.

– Может быть, так. Но хочется знать, что там, за пределом того продвижения, что нам отпущено. Рай вселенский или ад жестокий. Ибо сказал господь: истреблю с лица земли человеков, которых я сотворил… Не находите, что к этому идет?

– И вы в это верите? В такой мрак?

– Сомневаться человеку необходимо! Так учил Блаженный Августин, – лукаво усмехнулся учитель. – Однако согласитесь: сильно смахивает на то, что несут эти, которые за кордоном.

– Немцы?

– Вот именно! Только скорее фашисты… А Библия – умнейшая книга, первый учебник человечества. Вы в бога верите?

Алексею в вопросе послышалась каверза.

– Верю, понятно. На службу хожу. Посты соблюдаю…

– Ах, если бы хождение на службы и соблюдение постов делали человека лучше! Бог, он ведь что? Он – символ. Главное, чтоб человек, оглядываясь на символ, стремился к совершенству.

Разговор заинтересовал Алексея, но некоторые повороты настораживали. Откровенность – хорошо. А если провокация? Не было же Паисия несколько дней. Как проверишь, что все эти дни он провел именно в Белой Веже?

– Вы, Паисий Петрович, несколько раз повторили «совершенство, совершенство». А где оно, совершенство?

– Абсолютного совершенства нет! И не будет никогда! Зато есть стремление к нему. Человечество все больше добреет, все больше умнеет…

– Доброты что-то не слишком много я видел, пока по дорогам скитался, – перебил Алексей. – Да и здесь…

– Так сразу все не могут стать добрыми. По нескольку капелек добра каждое поколение в огромном мире зла добавляет. Добро – это просто: когда человек может и дает что-то ближнему своему. Не вещи, нет! Душу, тепло свое.

– Можно подумать, зло само добровольно отдаст свои позиции.

– Ни в коем случае. Зло тоже стремится к совершенству. И оно – о, не сомневайтесь, – умеет захватывать и души, и тела. Средства, полагаю, известны: богатство, которое крепче стен отгораживает человека от других людей. Слава, которую незаслуженно свалили на голову недостойного. Власть – в руках жестокого… Да мало ли… Еще в Экклесиасте сказано: и обратился я и видел под солнцем, что не храбрым достается победа, не мудрым хлеб, и не у разумных богатство, и не искусным благорасположение…

– Хорошо. Так что же делать?

– Бороться! Я думаю, что порядочные люди каждого поколения должны объединяться, чтобы противостоять злу. Как можно больше добра! Ну а если зло сопротивляется этому – то добро нужно утверждать насилием!

Алексей почувствовал: вот оно, главное!

Он так занялся своими мыслями, что вполуха слышал продолжение фразы:

– …но насилием, порожденным как ответ на насилие. И даже в нем должна сохраняться идея добра: любящих меня – и я люблю…

Паисий замолчал и вопросительно посмотрел на Алексея. Тот, очнувшись от своих раздумий, решил задать еще один вопрос:

– Крестоносцы тоже добро вроде делали… Насилием…

– Любящих меня – и я люблю, – снова не совсем ясной фразой ответил Паисий.

Это были слова пароля. Те самые, что сказал Астахов.

Алексей тогда удивился их религиозному оттенку.

– …И ищущие меня – найдут меня, – неуверенно ответил он, еще подозревая, что здесь простое совпадение.

– Ключик проверять будем? – улыбнувшись, спросил Паисий. Алексей стянул через голову веревочку с ключом и отдал Паисию. Тот вставил его в замок, который висел у него на сундучке, и повернул… Дужка, слабо щелкнув, отошла.

– Ну что же, прекрасно… – Учитель вернул ключ.

Беседовали они долго и не спеша.

Паисий подробно рассказал Алексею все, что знал о Барковском, о банде.

– Но как найти их пособников, – Паисий кивнул за потемневшее окно, в сторону болот, – не знаю.

– Хоть какой он, этот Барковский? Я ведь его ни разу и не видел, когда жил здесь. Внешность вы можете описать?

– Описывать словами? Бог мой, как я мог забыть. Надо было об этом вспомнить в городе, да что уж теперь… Хотите сами увидеть?

– Увидеть?

Алексей заинтересовался. Астахов просил по возможности узнать приметы бандитов. Правда, из-за сложности он считал это маловероятным. А тут…

– Да. Два года назад церковь нашу расписывали. Пан потребовал, чтоб его с детьми в лике святых изобразили. С тех пор тот угол во время служб пустует.