Идти полным курсом - Комм Ульрих - Страница 8

Время было обеденное, поэтому в таверне, куда явились гамбургские моряки, царило оживление. Ее выбеленные стены буквально ходили ходуном от разноязыкого многоголосья, хохота, божбы, проклятий и матросских песен. Полногрудые черноглазые служанки, мелькая босыми пятками, разносили кувшины с вином, то с наигранной стыдливостью отбиваясь от грубых ухаживаний подвыпивших моряков, то с веселой бесцеремонностью усаживаясь им на колени. Время от времени кто-нибудь из кутежников отправлялся нетвердой походкой вслед за одной из красоток по скрипучей лестнице на второй этаж.

Не прошло и часа, как Михель Зиверс, не обращавший внимания на увещевания товарищей, изрядно набрался и принялся поносить на чем свет стоит своего капитана и сыпать угрозами в его адрес. Брань и яростные жесты привлекли внимание сидевших за другими столами моряков, принадлежавших, как выяснилось, к команде одного английского торгового судна. Англичан разбирало любопытство, и они начали расспрашивать гамбуржцев, чем это их шкипер мог так насолить матросу: недодал положенной порции рома или велел отхлестать у грот-мачты плеткой-девятихвосткой?

Тогда товарищи Михеля Зиверса рассказали им, как было дело: и про сражение с пиратами, и про гибель корабельного плотника, и про бунт его сына. «Конечно, — говорили они, — наш капитан шутить не любит, но уж чего-чего, а плетки-девятихвостки на „Мерсвине“ никогда не водилось. А ежели кто крупно проштрафится, того капитан в ближайшем порту высаживает на берег, суровее наказания у нас не бывает.»

Услыхав все это, англичане дружно расхохотались. «К такому хозяину, — кричали они наперебой, — мы нанялись бы, не раздумывая!» Некоторые задрали рубахи и показали Михелю Зиверсу спины, вдоль и поперек исполосованные рубцами от ударов плети.

— Гляди, олд фрэнд, вот так нам посыпают солью черствый матросский хлеб!

Однако Михель Зиверс не желал никого слушать и с» пьяным упорством настаивал на своем решении ни за что на свете больше не возвращаться на «Мерсвин».

— Ты, приятель, наверное, мало повидал на своем веку шкиперов? — спросил его один из англичан, и гамбургские моряки подтвердили, что Карфангер — его первый хозяин и что раньше Зиверс плавал юнгой на однотонном буере «Святой Иоахим» под началом капитана Клапмютца и дальше Гельголанда в море не бывал.

Видя, что никакие уговоры не помогают, двое из команды «Мерсвина» отправились назад к шлюпке звать на подмогу помощника боцмана. Однако когда тот появился в таверне, Михеля Зиверса там уже не оказалось. Англичане сказали, что он несколько минут тому назад отправился наверх в сопровождении смуглолицой сеньориты Долорес.

— Чтоб тебя громом поразило! — помощник боцмана, бранясь, направился к лестнице. Но тут на его пути встал хозяин таверны, приземистый здоровяк с бычьей шеей, и разразился потоком испанских слов, из которых Фите Альхорн сумел лишь разобрать, что хозяин явно не одобряет его намерений.

— Прочь с дороги! — рявкнул Альхорн. — Не то получишь у меня!

Шум в таверне, как по команде, стих, все головы повернулись в их сторону.

В ответ на повторное требование помощника боцмана освободить дорогу хозяин таверны только энергичнее замотал головой. Тогда Фите Альхорн, недолго думая, размахнулся и двинул его кулаком прямо в переносицу, да так, что испанец грохнулся навзничь на ступеньки. Вспыхнула всеобщая потасовка.

Заслышав шум, доносившийся снизу, Михель Зиверс одним пинком распахнул окно, перелез через подоконник и, повисев на вытянутых руках, спрыгнул во двор. Оглядевшись по сторонам, он со всех ног пустился бежать по переулку и вскоре скрылся в лабиринте городских улиц.

Когда Фите Альхорн и его спутники почувствовали, что настало время организованно отступить, им пришлось пробиваться к выходу из таверны, словно к воротам осажденной крепости. Запыхавшиеся, в изорванной одежде и со следами недавней схватки на физиономиях, они примчались наконец к шлюпке, где, в довершение всему, встретили капитана.

— Вы уже деретесь в портовых кабаках, Альхорн? — холодно осведомился Карфангер. — Это у вас называется править службу?

Заметно сконфуженный помощник боцмана сорвал в головы шляпу и принялся объяснять причины инцидента, однако капитан вскоре прервал его:

— Лишь учитывая ваши благие намерения, Альхорн, я не стану вас строго наказывать. Выи остальные любители помахать кулаками остаетесь без берега до самого Гамбурга.

Тут Фите Альхорн попытался было выгородить остальных, уверяя, что они всего лишь выполняли его приказания.

— Оставьте, Альхорн, — вновь прервал его капитан. — Разве не они позволили Зиверсу так нализаться? Нет, все будет так, как я сказал, — с этими словами Карфангер прыгнул в шлюпку и велел грести к «Мерсвину».

К вечеру следующего дня тюки с полотном были уже переправлены из трюма «Мерсвина» на берег, наутро можно было ставить паруса и отплывать в Малагу, но Карфангер все ещё не терял надежды раздобыть попутный фрахт, а кроме того ожидал известий о де Рюйтере. Встреча с голландским адмиралом сулила благоприятную возможность избавиться от пленных пиратов, чтобы не тратить на них запас провианта, предназначавшийся для команды. О том, чтобы взять их с собой в Гамбург, не могло быть и речи: двадцать три лишних рта на борту обойдутся недешево, а городская казна вряд ли пожелает возместить ему эти убытки. Он слишком хорошо знал, как все эти господа трясутся над каждым пфеннигом. К тому же столь могучей морской державе, как Голландия, ничего не стоило вступить в переговоры с алжирцами относительно обмена пленными, и напротив — кто станет решать такие, можно сказать, дипломатические вопросы с капитаном какого-то там гамбургского «купца»!

Путь в Малагу лежал через Гибралтарский пролив и Средиземное море, поэтому крайне важно было узнать, где сейчас крейсирует эскадра де Рюйтера. Может быть, его корабли бороздят море у берегов Сицилии, и тогда «Мерсвин» поплывет наобум, не дай Бог, прямо под пушки первого попавшегося пиратского фрегата?

Еще два дня прождал Карфангер попутного фрахта и вестей о де Рюйтере — все напрасно. Вместо этого начались новые неприятности. Хозяин таверны пожаловался алькальду, что гамбургские моряки разгромили его заведение, и Карфангеру не оставалось ничего иного, как уплатить за поломанные стулья и разбитые стекла.

Вконец раздосадованный, он шагал по кривой улочке по направлению к гавани. По пути за ним увязалась девочка-нищенка, предлагавшая за несколько медяков погадать по руке и предсказать будущее.

— Наше будущее и наша судьба в руках Господа, — отвечал ей Карфангер, не останавливаясь. Однако девочка вцепилась в него, словно репейник, так что ему, чтобы хоть как-то от неё избавиться, пришлось протянуть ей руку.

— Ого! — воскликнула нищенка. — Сидеть вам за одним столом с важными господами, Много трудностей придется вам преодолеть, но наградой за это станут высокие почести. Однако остерегайтесь…

— Чего я должен остерегаться? — быстро переспросил Карфангер. — Говори дальше.

— Я… я вижу корабль, мой господин, большой корабль. И вы…

— А что с ним, что с кораблем? — понукал гадалку Карфангер.

— Это будет его последнее плавание. Корабль не вернется…

Девочка боязливо подняла глаза на гамбуржца, а тот протянул ей серебряную монету.

— Сколько их уже не вернулось… И каждому суждено когда-то уйти в свое последнее плавание.

С этими словами он торопливо зашагал прочь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Позади остался Гибралтар. В спокойном море «Мерсвин» держал курс норд-ост. В Кадисе в последний момент Карфангер нашел груз на Малагу, отчего настроение у капитана и у его команды несколько улучшилось. Карфангер как раз собирался на полчаса прилечь после обеда, как в дверь его каюты постучал боцман Клаус Петерсен.

— Входите, Петерсен, — отозвался капитан, — в чем дело?

— Капитан, мы узнали, что среди пленных алжирцев — их рейс.

— Рейс, говорите? И как вам это удалось узнать?