Сказка только начинается - Брукс Хелен - Страница 19

Боже, как же он жаждет ее! Напрягшись и сжав бедра, Хадсон наблюдал, как Марианна, зажмурившись, пробовала пирожное, как чувственным кошачьим движением облизывала сладкие губы. Час назад, открывая ему дверь, она скорее напоминала кошку на раскаленной крыше. Сейчас, похоже, расслабилась, но одно его движение — и к ней вновь вернется испуганная настороженность. Он хочет ее, и рано или поздно его желание исполнится, но не стоит торопить события. Он ждал два года, подождет еще немного, каких бы мучений ему это ни стоило.

«Чем же, ну чем я ей не угодил?» — всплыл в мозгу старый вопрос, и вновь изнутри поднялись гнев и горечь. Но Хадсон загнал эти чувства обратно, в темную глубину подсознания. Неважно. Сейчас — неважно. Он привык штурмовать чужую волю и добиваться всего, чего хочет. Сейчас от него требуется только одно — терпение.

Терпение! Легко сказать!

— Смотри, растолстеешь! — шутливо заметил он, глядя, как Марианна расправляется с десертом. Вот она облизала последнюю ложку — и Хадсон вновь почувствовал жар и напряжение в бедрах.

— Знаю, — улыбнулась она в ответ. От коктейля и двух бокалов вина голос ее стал мягким, воркующим. — И не боюсь. Я живу, чтобы есть, а не ем, чтобы жить.

— Опасный принцип. — Наклонившись вперед, он прикоснулся к ее лицу. — Пока что двойного подбородка не видно, но берегись, при такой диете за жирком дело не станет! — Он задержал руку на миг дольше необходимого, затем провел пальцами по нежной шее и, только встретившись с ее взглядом, неохотно убрал руку.

Марианна снова улыбнулась — на этот раз немного нервно. На щеках ее выступила краска, на горле — там, где только что лежали его пальцы, — забилась тоненькая жилка.

— А ты не любишь пышных женщин? — спросила она с напускной легкостью.

— Я этого не говорил. — Взгляд его затуманился. — Сказать тебе, каких женщин я люблю? Блондинок — особых, с волосами цвета бледного золота; с зелеными глазами, в которых пляшут золотистые искорки, и с полными губами, словно умоляющими о поцелуе. — И глаза его опустились на ее губы.

Марианна молча смотрела на него, внезапно потеряв дар речи.

Взгляд его встретился с ее потрясенным взглядом. Бесконечно долгую минуту длилось молчание, наконец Хадсон небрежно пожал плечами, прерывая очарование момента.

— Впрочем, я не привередлив, — насмешливо закончил он.

Марианна вцепилась в кофейную чашку, словно утопающий в спасательный круг. Но аромат и чудесный вкус арабского напитка не помогли ей: в голове застряли его слова. Минуту назад она готова была позволить Хадсону все что угодно. А он, что он, собственно, с ней делал? Его сладкие речи можно назвать одним словом: «обольщение»; и в этом ремесле Хадсон искусен как никто. Напрасно, ох, напрасно Марианна пила коктейль и вино! Рядом с Хадсоном ей позарез необходим здравый рассудок.

— Да у тебя чашка пустая, — послышался его мягкий голос. Марианна и не заметила, что выпила уже четвертую. — Хочешь еще? Но, боюсь, от такого количества кофеина ты не сможешь заснуть.

— Нет, нет, мне… я больше не хочу. — Если честно, на кофе она больше смотреть не могла — но не удавалось придумать другого отвлекающего маневра.

— Вижу, марокканский кофе пришелся тебе по вкусу? — невинно заметил Хадсон. — Если хочешь…

— Нет, не надо. — Четыре чашки густого черного кофе после сытного ужина подействовали на нее не лучшим образом: Марианне стало нехорошо, и она испугалась, что Хадсон это заметит. — С меня достаточно.

Поднявшись, Хадсон мягко обвил ее рукой за талию и повел к выходу. Марианна не могла поверить, что близость мужчины оказывает на нее такое действие: она вся дрожала, ее бросало то в жар, то в холод, и потребовалась вся сила воли, чтобы скрыть свое состояние от внимательных глаз спутника. «Да что со мной такое? — спрашивала она себя. — Словно девчонка-подросток на первом свидании!»

Впрочем, нынешние подростки в большинстве своем знают о сексе гораздо больше, чем она.

Спускаясь по мраморной лестнице, Марианна споткнулась, и Хадсон тут же прижал ее к себе инстинктивным движением мужчины-защитника.

— Осторожней, милая! — предупредил он глубоким мягким голосом.

Лучше бы он не называл ее «милой»! Марианна не сомневалась, что это ласковое слово он обращает ко всем женщинам, которых хочет залучить в постель. Просто деталь отработанной техники соблазнения.

— Спасибо, со мной все в порядке, — холодно ответила она, отстраняясь, но лихорадочный блеск глаз и румянец на щеках опровергали ее слова. — Тебе вовсе не нужно…

— Почему бы мне не обнимать тебя за талию? — небрежно спросил Хадсон и вновь обвил ее стан рукой. — И при чем тут «нужно», «не нужно»? Мне нравится тебя обнимать. Есть возражения?

— Да нет, но я…

— Мне кажется, тебе это тоже нравится, — мягко продолжал Хадсон. — Разве нет, Анни? Тебе ведь нравится тепло моей руки? Нравится прижиматься к моему боку? Ах, Анни, мы подходим друг другу, словно два стеклышка в мозаике.

— Глупый разговор. — Марианна ощутила внутри спазм, не имевший никакого отношения к кофе.

— Почему? Потому что мы говорим о сексе? — Это слово он произнес небрежно, словно что-то ничего не значащее, и Марианна снова едва не споткнулась. — Почему ты боишься меня, Анни? Только меня или всех мужчин? Что тебя так пугает — сам сексуальный акт или эмоциональная связь с любовником? Ты боишься, что я буду слишком настойчив, груб, что причиню тебе боль?

— Хадсон!

Марианна отскочила от него и испуганно оглянулась — не слышал ли кто? Щеки ее пылали, как маков цвет.

— Ты не ответила на мой вопрос, — настаивал Хадсон.

— И не собираюсь, — отрезала Марианна. Хадсон снова привлек ее к себе, и она почувствовала, что голос ее звучит совсем не так твердо, как следовало бы. — Сама мысль, что я тебя будто бы боюсь, настолько смешна, что ее и обсуждать нечего. Если я не предлагаю себя всем и каждому, — гневно продолжала она, — это не значит, что я боюсь мужчин! У меня есть принципы.

— У меня тоже, — серьезно ответил Хадсон, бросив на нее короткий пытливый взгляд.

— Вот и отлично. Тогда ты понимаешь, что я имею в виду.

— Но, Анни, «иметь принципы» еще не значит жить монахом. Нет, я тебя не понимаю, и это меня раздражает! — Он повернул ее к себе и, прижав к стене, замкнул в кольце мощных рук. — Какая-то головоломка. Знаешь, в детстве, встретившись с головоломкой, я не мог успокоиться, пока не решал ее. Для меня это был вопрос чести.

— Сожалею, что лишила тебя покоя. — Она была зажата между Хадсоном и стеной, и вместо убийственного сарказма у нее вышло Бог весть что, точнее, совсем ничего не вышло. — Если я тебя раздражаю… — с усилием произнесла она, — зачем же ты поехал со мной?

— Да будь я проклят, если знаю! — Он прищурился, глядя ей в лицо. — Хочу наказать тебя? Может быть: я всегда стремился к справедливости. Стремлюсь поставить точку над «i»? Тоже вариант: не люблю неопределенности. А возможно, — он насмешливо улыбнулся, — дело проще: любая компания лучше, чем никакой.

— Прелестный ответ! — Марианна тщетно пыталась рассердиться: близость Хадсона гасила ее гнев в зародыше, и язвительный ответ превратился в жалкий.

— Ты сама спросила. — Он окинул ее взглядом — золотистые кудри, зеленые глаза, полные губы, нежный румянец на щеках, — затем легким нежным движением обвел пальцем контур ее губ. — Спокойной ночи, Анни.

Выпрямившись, он резко отвернулся и зашагал прочь, оставив Марианну в глубокой растерянности.

На следующее утро, когда солнце еще только поднималось, они покинули Фес и к полудню были уже в Рабате. Хадсон вел себя как вчера: был вежлив, внимателен, даже дружелюбен, — но за этим приветливым фасадом Марианна чувствовала внутренний холод.

Так прошло еще несколько дней. Хадсон по-прежнему обращался с ней, словно заботливый дядюшка с несмышленой племянницей. На третью ночь, в экзотическом ночном клубе в Касабланке, выпив лишнего, Марианна попыталась с ним пококетничать. По счастью, она почти сразу опомнилась и прекратила свои попытки. Но Хадсон как будто ничего не заметил, и это привело Марианну в отчаяние. Напрасно она говорила себе, что платоническая дружба между ними — лучшее, чего можно пожелать: глупое сердце отказывалось внимать голосу разума и ныло по-прежнему.