Бесконечный поцелуй тьмы - Фрост Джанин - Страница 29

Лысый вампир, что стоял позади, несильно толкнул ее к Менчересу. Кира почти споткнулась, но восстановила равновесие, обвела мрачным взглядом остальные лица в комнате, прежде чем опять встретиться с ним взглядом.

Ему не нужно было читать ее мысли, чтобы знать, какими они были, пока она смотрела на окружающих ее вампиров. Нет надежды, нет отсрочки, некуда бежать. И она была права.

Стремительная ярость вновь начала рваться из Менчереса, требуя другого решения, не разрушая смертность Киры. Но он знал только одно решение, и оно может обречь его соправителя за преступление, в котором он не принимал никакого участия.

Менчерес бросил на Раджа единственный взгляд.

— До этого момента ты мог выиграть нашу войну без боя с моей стороны, — снова сказал он на давно умершем диалекте. — Но теперь спокойно я в свою могилу не уйду. Вместо этого, клянусь кровью Каина, я затащу тебя на дно твоей.

Взгляд Раджа изменился.

— Я никогда не хотел, чтобы ты искал свою смерть. Как ты думаешь, почему я следил за тобой? После нашего последнего разговора я боялся, что ты покончишь с собой прежде, чем дашь мне то, что я хочу. А ты дашь мне это, Менкаур. Скоро.

Менчерес знал, чего хотел от него Радж. Появления Хранителя Закона в его доме на прошлой неделе было достаточно, чтобы выдать его мотивы, однако Менчерес не собирался позволять ему достичь цели. Он подумал об абсолютной тьме впереди него. Он понятия не имел, сколько ему осталось до того, как она поглотит его, но за то время, что еще имелось, он найдет способ покончить с Раджедефом. Смертность Киры будет отомщена. Они оба знали, что дело не в законе. Единственная причина, по которой Раджедеф потребовал смерти Киры, заключалась в том, что он почувствовал, что этим причинит ему боль.

Так и будет, и Менчерес намеревался удостовериться, что Раджедеф сполна ощутит его боль и боль Киры, прежде чем будет уничтожен. Его глаза засветились зеленым, и он затолкнул свою ярость подальше, позволив, однако своей силе нарасти. Она заполнила комнату, окутывая всех присутствующих, отчего вампиры вздрогнули, а Раджедеф сощурил глаза. С силой, сочившейся из него до тех пор, пока она не охватила весь клуб, Менчерес напомнил ему об одной вещи, которую Хранитель Закона всегда желал, но никогда не получит.

Затем он перевел взгляд со своего врага обратно к Кире. Она ничего не говорила, не умоляла, но одинокая слеза покатилась по ее щеке. Прежде чем она упала с горделивой, сильной линии подбородка, Менчерес протянул руку и словил ее. Как только он прикоснулся к ней, все тело Киры задрожало.

— Сделай… сделай это быстро.

Ее голос был не громче шепота, и она не смотрела на него, но ее внутренний стержень не был сломлен. Снова ее мужественность задела его за живое. За нежным женским обличьем скрывался дух воина, настоящая отвага, проявляющаяся лучше всего, когда поражение становилось неизбежным.

Его рука ласкала ее щеку, ощущая и впитывая пальцами ее тепло. Затем он притянул ее в свои руки, услышав, как сердце забилось с утроенной силой, когда его голова опустилась к ее горлу.

— Менчерес…

— Не надо, — прошептал он и приложил палец к ее губам, удерживая в мертвой хватке. — Не говори мне, что предпочтешь остаться в могиле, Кира. Не важно, что ты скажешь — я верну тебя обратно.

Затем он погрузил клыки в ее горло, прямо в пульсирующую крупную вену, бившуюся в унисон с ее сердцем. Кира издала задыхающийся стон, руки судорожно вцепились в его плечи. Менчерес вытянул клыки, позволяя богатству горячей, сладкой крови наполнить его рот.

Он глотнул это богатство, и его пальцы переместились с губ Киры в ее густые волосы. После он вновь погрузил клыки в яремную вену, глубже на этот раз, входя по самое основание. Кира вздрогнула, яд из его клыков в сочетании с потерей крови заставил ее пошатнуться. Руками он обхватывал ее, удерживая нежное горло поближе к себе, когда укусил ее в третий раз. Кровь из трех пар проколов текла в рот так быстро, что он едва успевал глотать.

С каждым глотком красной жидкости его тело становилось горячее, тяжелее, звенело энергией. Несмотря на ненавистные обстоятельства, ощущение льющейся в него крови Киры объединяло их даже больше, чем половой акт, и вызывало у Менчереса вспышки пьянящей радости. Она никогда и ни к кому не будет ближе, чем в этот момент к нему, переполняя его жизненными силами, оставляющими ее, связывая их вместе неразрывными узами.

Когда Кира обмякла в его объятьях, а ее сердцебиение затихло до нескольких упорных прерывистых трепетаний, Менчерес, наконец, отстранился от ее горла. Ее глаза были закрыты, рот слегка приоткрыт, а полные красные губы стали бледно-розовыми, совершенно не волнуемые дыханием.

Ее смертный приговор выплачен. Теперь вернуть ее в новую жизнь.

Менчерес сдернул серебряное ожерелье Киры, обернув тонкую цепочку вокруг пальцев. После он вонзил длинный конец крестика себе в шею, открывая рану. Прижав к ней слабую голову Киры, он направлял свою кровь в нее. Серебро жгло его плоть, отчего рана заживала медленнее, пока рот Киры заполняла его — их — кровь.

Он ощущал, как ее тело реагирует на нее, хотя на первый взгляд не дрогнул ни единый мускул. Менчерес запрокинул ее голову, чтобы кровь потекла по ее горлу дальше. Он снова вонзил крест в горло, открывая новую рану, отдавая еще больше их объединенной крови с его силой, кроющейся в ней. На этот раз ему не пришлось помогать Кире глотать: ее горло работало, даже когда сердце замолчало.

Менчерес бережно держал ее у своей шеи, поглаживая волосы, когда почувствовал, как зубы Киры прокусили то же место, которое он проткнул крестом. Резкая боль, и она разорвала его кожу. Жизнь и сила в его крови инстинктивно взывали к ней. Она сжала зубы сильнее и начала глотать, в то время как ее тело сотрясала крупная дрожь.

Он отодвинул руку, на которую была намотана цепочка, от ее горла, чтобы поддерживать ею Киру, когда опускался на пол. Никто из вампиров не произнес ни слова, пока Менчерес сидел с ней на руках, отдавая ей свою кровь, а она вгрызалась в его горло со все увеличивающимся голодом. Легкая боль казалась замечательной, потому что с каждым отчаянным глотком Кира поглощала у него жизнь точно так же, как до того делал он. Это более темный образ жизни, да, но он значительно сильнее смертности, которая ускользала с угасанием ее сердцебиения.

Живи, Кира. Живи.

Когда она выпила больше того, что взял у нее Менчерес, он отодвинул ее от себя, используя силу, чтобы удержать ее, пока она брыкалась, пытаясь вернуться к его горлу. Ее глаза были открыты, но они ничего не видели и светились более темным и ярким оттенком зеленого, а два изогнутых клыка появились там, где прежде были ровные верхние зубы.

— Теперь отдохни, — прошептал Менчерес, все еще удерживая ее.

Дрожь в последний раз прошла сквозь ее тело, затем глаза закатились, и она рухнула на него, — ее человечность убита, ее новое тело вампира без сознания, но вскоре восстанет.

Глава 15

Кира оказалась поймана в ловушку ревущего ада. Она слышала быстро усиливающийся грохот рушащегося вокруг нее здания, чувствовала мучительную боль от огня, раздирающего ее тело, и молилась о том, чтобы смерть прекратила эту боль. И затем смерть пришла, омыла ее сожженное, изувеченное тело сладким облегчением, ослабляя агонию, прожигающую ее всю наизнанку. Холодное, вялое небытие окутало ее, окружая коконом и защищая от огня, все еще бушующего вокруг нее.

Должно быть, она была мертва, потому что боль ушла, однако, что было достаточно странно, Кира все еще слышала звуки рушащегося здания и чувствовала дым. Как странно так остро слышать и ощущать, несмотря на то, что она мертва. Более того, она чувствовала вкус чего-то непередаваемого. Чего-то столь богатого и сочного, что звуки и запахи по сравнению с ним исчезали во мраке. Ей нужно было больше, чем бы это ни было. Да. Еще…

Затем этот удивительный нектар исчез, и огни ударили Кире в глаза. Рев рушившегося здания вернулся вместе с душащими парами газа, который, должно быть, начал уже воспламеняться, но здесь было что-то еще. Кира застонала. Наверное, она еще не умерла. Еще нет, поэтому в любую секунду она снова почувствует ужас, приносимый собственной сгорающей плотью…