Все люди – хорошие - Волчок Ирина - Страница 31

Людмила была готова заплакать. Девочка думает, что она об ужине волнуется. Какая чушь! Если бы она могла отменить этот дурацкий ужин, она бы так и сделала, но договаривались все еще до новогодних праздников. И ее собственные родители в чем виноваты? Мама, например, вообще саму идею быть в своем доме не хозяйкой, а госпожой принципиально не признает. У Петровановых прислуги никогда не было, мама всегда делала все сама, а отцу был безразличен социальный статус. Лишь бы человек был хороший. Свекор называл отца либералом и народником. Александр Михайлович только смеялся в ответ, иногда дразнил свояка боярином и буржуем недобитым. Впрочем, отцы ладили: Сокольский-старший предпочитал встречи «в верхах», сказывалось обкомовское прошлое, а Петрованов умел дело делать. Доставать то, чего в городе не было и не могло быть, улаживать конфликты как с заказчиками, так и с работниками. А в случае аврала мог сам натянуть спецовку и…

В общем, если бы на ужин должны были прийти только ее родители, Людмила и голову себе не забивала бы.

Сказаться больной и не ходить самой? Она уже думала об этом. Ничего не изменится, она пропустит интересный концерт, а гости все равно придут. И свекровь не упустит возможности нарочно унизить Наташу, чтобы доказать своему Вовчику, что его жена, может быть, и хороший человек, но абсолютно бескультурна и ничего не понимает в этикете. Все-таки происхождение – это происхождение, Сокольские – польские дворяне, а фамилия Петровановы говорит сама за себя.

Пока Людмила собиралась с духом, чтобы сказать Наташке, что ей придется сидеть в кухне и ждать, когда позовут, пока все остальные будут есть то, что она готовила целый день, Наташка решилась обратиться с просьбой:

– Я знаю, как ко мне относятся в этом доме, и, поверь, очень ценю. Но можно я со всеми ужинать не буду? Когда мы в боулинге были, сестра Владимира Ивановича даже ушла из-за того, что я была. А вдруг она опять обидится? Я лучше на кухне посижу, только вы дверь не закрывайте плотно, я услышу, когда подойти надо, подать что. Ладно? Пожалуйста!

Людмила опешила. Девочка, оказывается, все понимает и пытается избавить ее от неприятного разговора.

– Наташ, поверь, у меня нет другого выхода. Вовкина мать вчера ему истерику на работе закатила. А Алену я вообще не понимаю, нормальная вроде всегда была, а тут такое хамство…

– Не надо плакать, люди разные бывают. Они не самые плохие, они же вправе выбирать, с кем общаться. – Наташка помолчала, вздохнула и добавила: – Вот со мной не хотят. Это ничего, я привыкла. Давай лучше план подробный составим, что готовить, когда подавать… А еще мне лучше записать, кто что обычно пьет, чтобы каждый раз не спрашивать.

Общество вернулось из культпохода почти в десять вечера. Людей в дом вошло так много, что Наташка сначала даже испугалась. Здесь были и Ираида с Сергеем, слава богу, без Егора, и две пары в возрасте, видимо, родители хозяев, и Алена, красивая, как фотомодель, и, конечно, Людмила с Владимиром Ивановичем и Андрюшкой. Последним вошел тот, встречи с кем Наташка ждала и боялась. Как всегда, безупречен. На мгновение она вспомнила его обнаженные руки, перевитые мускулами, и спину под мокрой от пота футболкой…

Конечно же он опять сегодня на нее даже и не посмотрит, это понятно. Но она-то может? Краем глаза?

Помогать ли им справиться с верхней одеждой? Вот дурочка, не спросила у Людмилы вчера, когда весь вечер по минутам разбирали…

Наташка решила ограничиться сдержанным приветствием, все равно их слишком много. Да и Андрюшка налетел как торнадо: живая музыка здорово, только пусть ее играют те, кто уже умеет! Наташа, пойдем на кухню, я только котлетку укушу, и спать, а то устал как собака. Она тихо рассмеялась и увела его кусать котлетку, а заодно и салатик, и йогурт на ночь.

Они уходили, обнявшись, – он ее за талию, а она его за плечи, – а вслед им пристально смотрел Николай Георгиевич. Сегодня Наташка не накрасила ресницы и снова стала похожа на обычную симпатичную блондинку. Обычную! Да что это с ним? На самую…

Конечно, самую необходимую для него женщину. А не на произведение искусства, за которым он исподтишка наблюдал весь вечер восьмого марта. Произведение искусства в обществе юного Ромео. Который, если быть честным, тоже произведение искусства.

Владимир тоже смотрел вслед Наташке и сыну. В голову ему пришла странная мысль: ей идут дети. Обычно женщинам идет прическа, или шубка, ну, на худой конец, помада. А Наташке идут дети. Вот было бы здорово, если бы у них с Наташкой были дети. Например, мальчик и девочка. Или девочка и девочка…

Он даже головой помотал, чтобы отогнать несвоевременное наваждение.

– Чего, Владимир Иванович, как конь, головой трясешь? Музыка в башку ударила? – спросил, посмеиваясь, Николай Георгиевич.

С мужем племянницы ему было все понятно. Только такому, как Вовка, такая женщина ни к чему. Вон, у него Людка есть, умница и красавица, а толку? Он подумал, что у Вовки должно хватить ума не лезть куда не надо. Пока он валандался с провинциальными модельками, а Людка все это терпела, никто никуда не вмешивался. Но сейчас не тот случай. Слишком много людей могут сразу стать несчастными. И людей ему, Николаю Георгиевичу, очень близких. В том числе и он сам. Так что я все знаю, Вовка, но я подожду. У тебя есть шанс не напортачить окончательно, – думал Николай Георгиевич, проходя к зеркалу. Черный костюм, черная же водолазка. Мрачновато, но одежда, сшитая в Париже на заказ, отлично сидит на нем. Официальный костюм для официальных же встреч. Жаль, что джинсы он может позволить себе только дома. Он слегка улыбнулся своему отражению. Есть у него одна идейка…

Ух, как она старалась, как выстраивала бокалы, стаканы и рюмки в линеечку, ровняла вилки с ложками, розами сворачивала твердые льняные салфетки, Людмила вчера научила. Как перетасовывала на столе холодные закуски, чтобы и красиво было, и удобно, чтобы тянуться никому не пришлось. Салатов они с Людмилой напланировали четыре: оливье, но с индюшатиной вместо колбасы, оливками вместо соленых огурцов и некоторыми другими заменами. Замены были вынужденными: например, огурцов Людмила не солила, просто не умела. Смеялась: слишком рано замуж вышла, мама научить не успела. Наташка пообещала летом всему хозяйку научить: огурцы солить и мариновать, помидоры заготавливать и в чистом виде, и с другими овощами в компании, делать кабачковую икру и грузинскую капусту.

Еще один салат, тоже классический, летний: огурцы, помидоры, болгарский перец, лук, укроп, петрушка, базилик. И никакого пошлого майонеза, оливковое масло холодного отжима. Наташка обычно использовала сметану, но тогда к приходу гостей все раскиселилось бы.

Третий салат хозяйка сочла экзотическим. Ананас, чеснок, укроп, сыр с благородной плесенью и грецкие орехи.

Четвертый решили сделать тот, из Интернета, который готовили к приходу дяди Коли, с авокадо и сырокопченым мясом. Тогда вроде всем понравилось.

Ассорти мясное и рыбное, ваза с фруктами, вино, четыре бутылки, все разные, и коньяк уже стояли на столе. Водка, джин и шампанское ждали начала банкета в холодильнике.

Выглядело все это очень красиво, создавалось впечатление, что такой стол ждет не просто гостей, а как минимум губернское дворянское собрание. Хрусталь переливался, ложки и вилки сияли. Людмилиной свекрови обязательно должно понравиться, Наташка выложилась по полной, благо времени было достаточно.

Олимпиада Эдуардовна Сокольская, в девичестве – Мешкова, первой вошла в гостиную и сразу заохала:

– Людочка, какая красота! Ты, наверное, весь день у плиты стояла.

Заявление свекрови было откровенной чепухой: стоять весь день у плиты и параллельно посетить парикмахера, визажиста, маникюршу, одеться, собраться и настроиться на восприятие классической музыки совершенно невозможно. Ее, Людмилино, участие исчерпывалось рекомендациями по поводу сервировки.

Она хотела сдержаться, чтобы самой не поднимать неудобную тему, но не смогла: