Все люди – хорошие - Волчок Ирина - Страница 21

Издевается. Зачем он издевается, она же еще и слова не сказала! Через секунду до нее дошло, что как раз слова-то от нее и ждут. Но голос пропал. Совсем. Наташка сглотнула, подавила мучительное желание спрятать руки в карманы, кашлянула и хрипло сказала:

– Наташа…

– Нет, дорогая мадмуазель, Наташа – это имя, данное вам при крещении. Меня же интересует полная версия, потому что назвать женщину просто по имени я могу позволить себе только в двух случаях: либо мы должны состоять с ней в родстве, либо она тоже должна звать меня по имени. Для последнего мы с вами не слишком хорошо знакомы, да и разница в летах у нас с вами значительная. Так что окажите любезность, представьтесь полностью.

Если бы Наташка могла себе представить, что имечко ее папашки-алкоголика, замерзшего под собственным забором десять лет назад, пригодится ей еще до пенсионного возраста, она бы очень удивилась. Но вот же, пригодилось…

– Аркадьевна. Меня зовут Наталья Аркадьевна Антонова.

– Великолепно, – чему-то ужасно обрадовался невозможный красавец Николай Георгиевич. – В таком случае позвольте проводить вас к столу.

– Как вам будет угодно, – сухо сказала Наташка и окончательно расстроилась. Почему он над ней смеется?

За ужином театр одного актера продолжился. Началось со стула. Наташке никто никогда не подавал стул, чего она, инвалид какой? Минуту она искренне не могла понять, зачем Николай Георгиевич стоит у нее за спиной, пока не выдержала Людмила. Сказала: да садись же ты, наконец, а иначе он полвечера так простоит. Задавив подозрение, что этот насмешник просто уберет стул, когда она начнет садиться, Наташка, наконец, устроилась за столом.

Дальше началось еще смешнее: он вставал всякий раз, когда вставала она, а прыгать ей, обслуживая четыре персоны, приходилось через каждые пять минут. Слава богу, что Андрюшка поел быстро и ушел к себе. Ее кулинарные таланты обсуждались и превозносились, даже если речь шла о тех блюдах, которые готовила Людмила, пока они с Владимиром по базару бегали. И никто из хозяев не пытался его оборвать, вот что было самое обидное.

За то время, что Наташка провела в доме Сокольских, над ней так откровенно потешались в первый раз. Почему Людмила позволяет ему это? Может, зависит от него, так же, как она, Наташка, в свое время зависела от Маратика? Да нет, чепуха, через каждые две минуты хохочут в один голос. Может, она здесь просто лишняя? Собрались люди по-семейному поужинать, а тут она, сбоку припека и вообще хуже татарина? Ну и чего тогда прямо не скажут? Сказали бы сразу, без этих обидных намеков. Так нет же, когда она с Андрюшкой уйти хотела, – не пустил. Этот наследный принц, красавец невозможный. Хорошо хоть с джином своим сразу отстал, когда Людмила сказала, что Наташке алкоголь предлагать не надо, все равно не будет.

Ужинала честная компания часа два, не меньше. На перекуры мужчины выходили во двор. Вообще-то Владимир курил на кухне или в туалете, но в две трубы решено было дымить подальше от некурящих женщин, на свежем воздухе. Как только Наташка и Людмила остались вдвоем, Людмила обратила внимание на странную перемену в Наташкиной внешности. Казалось, что та быстренько сбегала куда-то и накрасила глаза: потемнели веки, обозначились ресницы. Людмила не сразу сообразила, что ее помощница по хозяйству изо всех сил долго сдерживала слезы, да так и не сдержала.

– Ты чего, плачешь, что ли? – растерянно спросила она.

– Ничего я не плачу! Только почему он меня все время… подкалывает?

– Кто? Дядя Коля, что ли? – удивилась Людмила. – Да с чего ты взяла? По-моему, он, как всегда, предельно корректен…

– Что я ему, графиня какая, то со стулом этим, то кастрюльку, видите ли, мне донести от плиты до стола тяжело…

– Выброси из головы. Может, у него настроение сегодня такое. Хотя, ты знаешь, с Аленкой, Вовкиной сестрой, он так всегда себя ведет. Да и с Ираидой он попервости пытался такой же цирк устраивать. Только Идку политесом не напугаешь. Она ему в ответ такой террор гламуром закатила, что он быстро лапки поджал. Теперь общаются как боевые товарищи. Плюнь. Ты лучше скажи, ты в преферанс играть умеешь?

Наташка помотала головой. Плакать ей расхотелось, но что-то, похожее на раздражение, осталось. Настроение, видите ли, у него, у принца наследного. И тут же вспомнила, как постоянно пыталась угадать Маратиковы настроения, чтобы под горячую руку не попасть. А еще ей было чуть-чуть жаль: был момент, когда ей на самую маленькую секундочку показалось, что для этого странного человека она, Наташка, действительно интересна. И говорит он с ней не так, как с другими, и смотрит по-особенному…

От этих глупых мыслей ее отвлек голос Людмилы:

– А учиться будешь? Правила простые, но играть довольно сложно. Хорошо бы ты научилась, в преферанс играют как минимум втроем, а Андрюшка еще маленький. А то бы сидели долгими зимними вечерами…

– Люд, пятое марта сегодня, какие долгие зимние вечера, а? Снег уже почти сошел, завтра крепость нашу раскидаю и про палисадник уже думать надо.

– Что значит – крепость раскидаю? – удивилась Людмила. – Зачем? Потеплеет – сама растает.

– Так если ее не трогать, она до июня простоит. Еще и ледяной станет. Днем солнышко, ночью морозец. Ее ж потом взрывать придется!

Хозяйка и ее помощница по хозяйству вместе убирали со стола, мыли грязную посуду и ставили чистую, болтали о домашних делах и одинаково радовались, что мужчины уходят курить на воздух.

Мужчины курить на крыльцо уходили даже не столько из-за женщин, сколько остыть: нагретая долгой готовкой кухня, крепкий джин, горячая вкусная еда…

Ну, и посплетничать, конечно. Разговор, разумеется, шел о Наташке. Дядя Коля задавал свои странные, как казалось Владимиру, вопросы, а потом слушал и помалкивал. А влюбленного Владимира несло. После солидного количества спиртного он не очень задумывался, с кем именно откровенничает и чем в перспективе это может закончиться. Хотя, конечно, между ним и Наташкой ничего и не было… По крайней мере пока.

Из разговора «на одну сигаретку» Николай Георгиевич понял, что Вовка пропал, только не понял, насколько безнадежно пропал. Он плохо понимал женщин вообще, а таких, как эта Людкина компаньонка, не видел вовсе. На северо-востоке, где он жил долгие годы, преобладали три разновидности этого биологического вида. Именно так – биологического вида. Тип первый: национальные меньшинства. Девушки Севера либо уезжали учиться – в мир, как там говорили, либо оставались и выходили замуж. Лет в четырнадцать, а то и раньше. Заводить с ними отношения – бесперспективно, да и просто непорядочно. Хотя были там парни, геологи в основном, у которых в каждом стойбище по семье жило.

С русскими выходило еще хуже. Почти все пили. С малолетства, помногу. Уходишь на вахту – Лолита с косичками, и в школе одни пятерки, возвращаешься через три месяца – валяется она под забором, предлагает любые преступления против общественной морали за скромную плату в виде бутылки спирта. В восемнадцать они внешне мало чем отличались от своих сорокалетних матерей. С такими иметь дело – не то чтобы непорядочно, а элементарно противно.

Были еще другие русские: одна геологиня и две докторши. Не биологический вид, настоящие женщины. Умные, увлеченные своим делом, веселые. Красивые. Может, на безрыбье красивые, но все же…

Все трое были безнадежно замужем, и за попытку закрутить роман или, не дай бог, отбить у законных супругов – эти самые законные супруги просто убили бы. Причем отнюдь не фигурально выражаясь. И никто бы никогда не нашел. Тундра – она большая.

Вернулись к столу. Дядя Коля заметил, что загадочная Наталья Аркадьевна если и не повеселела, то перестала выглядеть так, как будто больше всего на свете ей хочется немедленно убежать. Подали, наконец, разрекламированную рыбу в сырном соусе. На Севере, где рыба – практически основное блюдо, она ему порядком поднадоела. Но это было нечто совершенно другое, необыкновенное и очень вкусное. И кстати, комплимент его, очередной, но абсолютно искренний, она восприняла на этот раз спокойно, даже спасибо сказала.