Букет - Коляда Николай Владимирович - Страница 8

МИНЯ. Я знаю, мама. Он хороший был. Он оперу написал. А ты в этой опере пела, когда молодая была. В хоре в опере пела ты…

ФЕКЛА. Какую он оперу написал?

МИНЯ. Оперу «Бедная мать, обосранные дети» он написал…

ФЕКЛА (пораженно). Кто тебе это сказал?

МИНЯ. Мне Георгий сказал.

ФЕКЛА. Я вот ему язык отрежу за такие слова. А Георгия твоего выгоню. Уедет вот сегодня-завтра – и чтоб ни ногой. Охальник. Ребенка таким словам учит… Оперу… Я вот дам тебе оперу…

МИНЯ. А есть такая опера?

ФЕКЛА. Какая?

МИНЯ. Про бедную мать и про обосранные дети?

ФЕКЛА. Замолчи! Иди в дом отсюда! Такую оперу покажу тебе сейчас… (Села в качалку. Молчит).

МИНЯ пошел на крыльцо. Собирает цветы, что-то мурлыкает.

Стой! Что ты делаешь?

МИНЯ. Цветочки собираю, мама.

ФЕКЛА. Зачем?

МИНЯ. Пойду, Гале подарю. Она мне ребеночка родит. Я его буду нянькать… Она моя жена.

ФЕКЛА. Ребеночка тебе… (Молчит). Ну-ка, иди в дом, позови мне ее… Галю, Галю позови сюда! Буду с ней разговаривать. Понял? Надо делать что-то, а не сидеть, понимаешь?

МИНЯ. Понимаю.

ФЕКЛА. А меня паралик расшиб, не могу ни рукой, ни ногой… Слышишь? Зови ее сюда, быстро, ну?!

МИНЯ. Галя-маля, Галя-маля! Я Галю люблю! У-у-у, мягкая какая, мягкая!… Иду, иду, цветочки несу-у-у! Ту-ту! Паровоз!.. (Ушел в дом).

ФЕКЛА (сидит в кресле, тяжело дышит, долго молчит). Теперь они начнут… Они теперь заклюют меня… Мучать меня будут… Они теперь дом снесут, меня на сто первый километр, на сто шестой этаж, в пятьсот седьмую квартиру заселят… Все разбили! Ненужные кумиры! Галя, иди сюда, быстренько, иди, иди, ну?!

Из дома вышла ГАЛЯ. У нее опухшее от слез лицо. Стоит на крыльце. МИНЯ выглядывает из-за ее спины. ГАЛЯ молчит. Смотрит на сад, вздыхает.

Иди в дом, Миня… Мне поговорить надо. Не подслушивай, ну? Иди!

МИНЯ. Пошел, мама. (Быстро ушел в большую комнату, сел за стол).

ГАЛЯ. В магазин? Уже поздно.

ФЕКЛА. Там в комнатах такой раскардаж после вчерашнего, прибрала хоть немного, нет? Совсем завшивели, загадились… Устроили тут мне!

ГАЛЯ. Кто завшивел? Я пошла…

ФЕКЛА. Прибери, говорю, в комнатах!

ГАЛЯ. Везде чистота-порядок.

ФЕКЛА. Иди сюда, ближе, что я – орать буду, что ли? Ишь, помощница моя…

ГАЛЯ идет по саду, вздыхает.

ГАЛЯ. За все лето, гляжу, никто ни одного сорняка не вырвал. Хоть бы один уголочек, на который можно было бы поглядеть, порадоваться… Один бурьян, сплошной репейник… Хоть бы картошку посадили, чтоб облагородить это все… На пойду дальше, репей цепляется, потом колючки не отодрать, я платье новое надела…

ФЕКЛА. Кто ж вырвет мне, помощница моя… Иди, иди…

ГАЛЯ (злится, идет). Я все брошу. Возьму вот и брошу. Кто меня заставит? Уеду, куда глаза глядят. И все. Чего мне тут сидеть? Уеду вот скоро. Ищите себе другую постоялицу, лучше. Ищите, ищите. (Встала). Ну? Что?

ФЕКЛА (молчит). Скажи мне честно, в глаза, ты правда беременная?

ГАЛЯ. Слушайте, что вам за дело? Я взрослая. Я, может быть, уеду скоро, вот так. Мне тут никто не указ. Что хочу, то и делаю. Я взрослая, понимаете или нет? Все тычут, все орут, все ругают. Эта свинья драться даже кидается. Никому не нужна я. Никто не любит. Все хорошие, а я плохая одна. В комнатах бардак – я виновата. Они все молодцы, а я – не молодец. Ну, что такое?

ФЕКЛА. Да или нет – все равно. Но если «да» – я твой позор хочу покрыть.

ГАЛЯ. Что значит – «покрыть»? Что значит – покрыть? Что значит – крыть?

ФЕКЛА (молчит). Долги надо отдавать.

ГАЛЯ. У меня нет денег. Откуда я возьму?

ФЕКЛА. Надо долги отдавать. Ты здесь у меня год бесплатно живешь, мамке с папкой, поди, говоришь, что работаешь, чтоб за квартиру платить, а сама – дрыхнешь, помощница моя? Так?

ГАЛЯ. Ну и что – бесплатно. Места всем хватит.

ФЕКЛА. Барыньку-то из себя не строй. Вспомни, как в прошлый год сюда приехала, помнишь? В артистки поступать приехала? Тебе Господь Бог меня послал. Забыла, как на лавочке сидела, плакала?

ГАЛЯ. Ну и что теперь? Что теперь?

ФЕКЛА. Забыла. Я пожалела. Взяла к себе. Жалко девчушку стало. Накормила, поселила, девчушка помогать мне обещала. И что? А кто тебе сказал, чтоб в институт приличный понесла документы? Кто? Дело прошлое, ладно… Этот жук на тебе не женится все равно, хоть ты что придумывай. Постой! Ну? Да зачем он тебе нужен-то? У всех баб были первые мужики и они всем казались самые лучшие на свете, лучше не найти, прости меня, Господи, Мать Святая Богородица, прости меня, что так охально говорю… Но правда это. Потом появлялись другие мужики. Мужья называются эти мужики. Тот все равно останется самый лучший, но жить-то не с ним надо всю жизнь, не с первым, а с мужем жить, с ним дом строить, детей делать… Понимаешь? Никакой любви нету, придумали все. С мужем – нет… Слушай меня, я семьдесят лет на свете прожила, слушай…

ГАЛЯ. Да к чему вы это, к чему все – не понимаю?!

ФЕКЛА. Долги надо отдавать. У меня первый мужчина был тенор из оперного театра… Фамилию тебе его не скажу. Очень, очень известный. Я из-за него вешаться хотела. Потом из-за него же пошла в оперный театр. Пол там мыла, чтоб только рядом с ним быть. Потом вахтершей, всю жизнь просидела в театре, всех артистов знаю, повадки их, как у тебя, точно, все знаю. Думала, рядом с ним буду. Думала: вечно любовь наша с ним продолжаться будет. Стыдно говорить…

ГАЛЯ. Слышала я сто раз, слышала…

ФЕКЛА. Стой! Тогда тут край города был. Я в театр на лошади ездила. Мы лошадь держали. Давно это было. Тенор тот мой так, позабавился и бросил меня. После войны сюда на дом доски повесили, году в пятидесятом. Я Бородаева стала поднимать, из пепла, можно сказать, пионеры тут толклись с утра до ночи… Смысл в жизни появился. Мужик мой умер, двадцать лет с ним прожили, он Минин отец. Не помню даже, как он из себя выглядел, все фотокарточки порвала… Стой, стой, слушай, слушай! Про смысл жизни тебе говорю! Так вот, он говенный был человек, да я не к тому… А к тому, что вместе двадцать лет прожили, сына вон какого вырастили. Ну? Поняла?

ГАЛЯ. Да чего поняла-то?

ФЕКЛА. По Георгию по этому тюрьма плачет. И сядет он, рано или поздно – сядет. Видела, чем торгует? Сядет. С женой разводиться не станет ради тебя. Подумай, говорю, подумай…

ГАЛЯ (заплакала). Да что мне думать? Уеду вот, куда глаза глядят…

ФЕКЛА. Дура. Тебе счастье приваливается, а ты «нет» говоришь. Я тебе дом отдаю, целый дом, а она – «нет», говорит…

ГАЛЯ. Что – отдаю? Как – отдаю?

ФЕКЛА. Так. Отдаю. Ну и что, что он старый? Ничего. Его не снесут! Нет! Не снесут, если ты будешь стараться, на прием к властям ходить, добиваться, письма писать, скандалить, требовать, правду доказывать! Не снесут! Не смогут снести! Ты молодая, у тебя силы много, а я – не могу уже. Дарственную тебе на дом завтра же сделаю. Прям завтра же с утра. Ну, соглашайся?

ГАЛЯ. Да что за глупости? Да что вы его мне, продаете, что ли, ваш дом? Нет у меня ничего!

ФЕКЛА. Отдаю, отдаю просто так. Отдаю. Я умру – умру я скоро. И все. Кончилась моя жизнь. Сама будешь хозяйкой. Картошку вот посадишь, если хочешь. Сама говорила: картошку бы вот посадить. Ну? Бери.

В воротах появилась с сумками в руках АНЯ. Стоит, слушает.

ГАЛЯ. Ничего не поняла. Вы что хотите от меня? Чтобы я что сделала?

ФЕКЛА (молчит). Женись на Михаиле Андреевиче?

ГАЛЯ (молчит). На каком Михаиле Андреевиче?

ФЕКЛА. У меня две заботы осталось на этом свете, две! (Быстро). У меня только Миня остался да дом мой. А дом —значит: Бородаев Иван Федорович. Понимаешь? Женись на Мине на моем, женись. Стой, стой, стой! То есть, замуж его возьми, а? Ты девка молодая, здоровая… Ленивая, правда, ничего не помогаешь – ну да, Бог с тобой, исправишься, самостоятельно как жить начнешь. Ты пойми меня, старую, я плохого не скажу. Ты присмотришь за ним, а главное – дом будешь держать, память о Бородаеве держать! Чтоб я умерла и чтоб сердце мое было спокойно, что ироды не топчутся по святыням! Ну?! Хранить будешь дом, не дашь его снести, сровнять не дашь то, ради чего я жила! Они в газетах пишут, что, мол, ненужные кумиры, а ты скажешь: «Нужные!» Я больная, старая… Ивана Федоровича не смогу защитить от нападков! Ты сделаешь это, ты, ты!