Чеченская рапсодия - Иванов-Милюхин Юрий Захарович - Страница 4

Наконец кто-то из гостей нерешительно сказал:

— Слово, конечно, главнее, но его не разглядишь. А сила видна.

— Казаки сильны единым духом, в этом наши крепость и сила, — заговорили гости разом.

— Сила в первую очередь, об чем разговор. Хотя и слово бывает булатным.

— Куда там Шамилю с его одичалыми бирюками, пускай суется со своим зеленым Кораном, а мы ему в ответ православным крестом да по обритому лбу.

— Слава казакам, защитникам Отечества!

— Слава, слава, слава!

— Отцу и сыну, аминь.

Софьюшка печально усмехнулась, завела за ухо золотистую прядь волос и вслед за казаками подняла чашку, наполненную домашним вином. Она понимала, что в этом сказочном месте, где живут люди, красивые, как дети, сила еще долго будет доминировать над разумом, а слово будет не усмирять, а только подкреплять ее. Она с тревогой посмотрела на Захара с Пьером и решила отправить обоих на учебу, не дожидаясь конца каникул. Снова в благодатном краю назревали грозные события, и опять сердце матери сжималось от тревоги. Но она и не думала роптать на судьбу, которая занесла ее на край огромнейшей Российской империи. Софьюшка была благодарна ей за все испытания.

Вот и сейчас жена главы рода Даргановых лишь на миг дозволила, чтобы на ее прекрасное лицо опустилась вуаль печали, в следующее мгновение она вскинула голову и со вниманием и любовью посмотрела на мужа, сыновей и дочерей. Работы для нее было еще много, и начинать ее следовало прямо сейчас, со среднего и младшего сыновей. Их нужно было уберечь от надвигающейся опасности, сделать так, чтобы они закончили учебу и продолжили род.

И когда казаки принялись за закуску, Софьюшка повернулась к сыновьям и решительно сказала:

— Захар и Пьер, завтра вы должны отправиться в путь.

— В какой путь? — оторвался от глиняной чашки средний сын.

— Надо ехать в университеты, продолжать учебу.

— Но у нас еще есть время, — возмутился было Петр.

Дарган присмотрелся к супруге, пытаясь сообразить, к чему она затеяла этот преждевременный разговор об отъезде сыновей. Догадка не заставила себя ждать.

— Если мать что сказала, то так и нужно сделать, — поставил он в споре твердую точку.

Тогда братья уехали учиться. Но именно с желания принять участие в стычках с абреками началось брожение в их умах, и продолжалось оно еще два года, пока не привело к плачевным результатам.

Со стороны кордона показался отряд секретчиков, среди которых находились дядька Панкрата Савелий, младший брат Даргана и тоже отец двоих подрастающих сыновей, и Захар, посланный за подмогой. Хорунжий радостно ощерился и наподдал кабардинца каблуками под брюхо. Буланая шкура коня успела перекраситься в гнедую масть.

— К берегу… к берегу… — еще издали закричал он, разворачивая лошадь под прямым углом. — Дядька Савелий, веди казаков на тот берег, палите по абрекам со всех стволов.

Небольшой отряд караульных сходу повернул коней к реке и бросился в крутые волны Терека, оставляя после себя пенные дорожки. За ними поспешал Панкрат, горло его перехватывала тревога за Петрашку и бешеная злоба на главаря разбойников, в который раз встающего на его пути и змеей успевающего ускользать в свою нору. Если бы Муса оказался сейчас в его руках, казак не задумываясь разорвал бы его зубами на части.

Лошади вынесли всадников из воды, помчали через камышовый сухостой к чинаровой роще. На одной из полянок их попытался остановить одиночный выстрел, но станичники срубили оставленного в засаде абрека, словно это был кочан капусты. Вскоре тропа вывела казаков на дорогу, идущую к аулу, но на ней разбойников не было. Клубок пыли поднимался далеко в стороне, по направлению к мрачным склонам диких гор. Муса уводил бандитов в неприступные скалы с узкими расщелинами между ними, там после набегов они укрывались и от преследователей из числа ограбленных ими жителей, и от русских солдат.

Савелий натянул поводья, с досадой сплюнул под копыта скакуна.

— Не догнать, — ощерил он частокол крепких зубов. — В горах абреки как у себя дома, у них там в пещерах лежбища.

Панкрат закрутил кабардинца на одном месте, на губах у него появились клоки белой пены, он с трудом владел собой.

— Вперед, дядька Савелий! Их надо достать и сничтожить. Всех, — зарычал хорунжий, сейчас он был похож на разъяренного снежного барса. — Они захватили Петрашку!..

Савелий понимающе посмотрел на племянника, отвел взгляд на горные хребты вокруг, подождал, пока Панкрат выплеснет ярость, и пояснил:

— Они успеют проскочить в ущелье и оттуда встретят нас залпом из десятков ружей. Я уверен, что на склонах за камнями прячутся их сообщники, — виновато поморгав серыми глазами, он закончил. — А нам и схорониться будет негде, потому что вокруг голая равнина.

— Дядька Савелий прав, чеченцев из пещер сейчас не выкуришь, надо дождаться, когда они сами выползут оттуда, и порубить всех в капусту, — согласился Захар, еще не пришедший в себя от нападения абреков и бешеной гонки за ними. — Брат, выход здесь только один.

— А Петрашки уже не будет в живых! — вновь взвился на дыбы хорунжий.

— Все знают их повадки, — Захар с надеждой посмотрел на остальных казаков, словно заручаясь их поддержкой.

— Это правда, — поддержал студента его родной дядька. — Так они поступали всегда.

— К тому же, сначала они предложат Петрашку выкупить, — добавил Захар.

— Выкупить моего брата!.. — совсем завелся Панкрат, будто впервые услышал про чеченские обычаи. Он придвинулся к Захарке. — Ты… ты… мой родной брат… Это ты подговорил Петрашку напроситься со мной на службу.

— Он сам кого хочешь уговорит, — не согласился Захар.

— Уезжай на свою учебу, чтобы я тебя здесь не видел, — не унимался Панкрат. — Как возвернемся в станицу, чтобы духу твоего не было.

— Как батяка скажет, так оно и будет, — неожиданно набычился средний брат. — Не бери на себя много, постарше тебя в нашей семье найдутся.

— Что-о!? — ошалел Панкрат.

Это был открытый вызов вековым казачьим устоям, в которых слово старшего брата для младших членов семьи считалось равным отцовскому. Он наклонился к Захарке вплотную, впился серыми зрачками в его глаза.

— Ишо вонючей Русью тут не пахло! Повтори, что ты сейчас сказал?

— Что слышал! Батяка с мамукой еще в силе, — вскинулся в седле и средний брат. — Мамука первая скажет, что ты пошел на поводу у зла, а это до добра не доводит.

Хорунжий скрипнул зубами, потерзал пальцами рукоятку нагайки, затем молча втянул воздух ноздрями и отъехал в сторону.

К нему приблизился Савелий.