Убить Батыя! - Павлищева Наталья Павловна - Страница 29

И все же в какой-то момент я обманула противника, причем самым простым способом – ахнула, глядя ему за спину, оборотень оглянулся, видно, ожидая нападения сзади. В тот же момент мой меч настиг его шею, а второй словно разрезал его пасть пополам, обдав меня кровавыми брызгами. Ощущение жуткое, но вытираться некогда. К сожалению, и второй наш ратник не смог одолеть свой страх, он ужаснулся и был мгновенно растерзан тварью.

Вятич, убив своего, погнался за теми двумя, что напали первыми и уже справились с удравшим ратником и его конем.

А я, обернувшись, увидела, что тварь собирается теперь лишить нас коней! Мы бросились одновременно – он на Славу, а я на него. И кто рычал громче – не знаю, может, и я. Я тоже превратилась в волчицу, только защищавшуюся. И искромсала его тело не хуже, чем они разодрали людские!

Вятич убил одного из оборотней, но второй, почуяв, что обед не состоится, зарычал, как раненый зверь, и сиганул в сторону леса, оставляя за собой кровавый след. Сотник с досадой кивнул в его сторону:

– Убежал… не стал дожидаться.

Мы склонились над убитым ратником. Смотреть было страшно, из горла просто вырван кусок плоти, кровь хлестала до сих пор.

– А там? – Вятич глянул в сторону наших лошадей.

Я вздохнула:

– Парень погиб, а лошади целы.

– Плохо, что еще один ушел, нападет обязательно.

Я пыталась вспомнить, что знала об оборотнях. Получалось негусто.

– Вятич, а разве оборотни ходят группами?

– Нет, это меня и пугает. Обычно они скрывают, что оборотни, только по глазам и клыкам да по шерсти можно узнать. А здесь целая стая.

– А мы остались вдвоем…

Это была какая-то параллельная Русь, неизвестная никаким историкам и специалистам по фольклору. Здесь были заколдованные леса, мельники, превращавшиеся в Водяных, оборотни, действовали заговоры и напрочь отсутствовали церкви, священники и даже просто кресты. Может, потому и нечисти всякой полно? Я осторожно спросила у Вятича. Тот в ответ дернул головой:

– Нечисть и нежить уйдет только вместе с остальными духами, добрыми. Вернее, спрячется до времени. Вряд ли кто хотел, чтобы исчезли духи-помощники. Но как только люди верить перестанут, так и попрячутся все. Вот тогда, Настя, и зима будет не зима, а недоразумение – с оттепелями и сыростью, и весна без веселых ручьев и птичьего ора, и лето то сухое донельзя, то мокрое не в меру, и осень слякотная. Знакома тебе такая картина?

– Знакома, – вздохнула я. Уже сколько лет творилось именно такое безобразие, когда солнышка месяцами не видно, а зимой температура все время возле нуля с гололедом и противной моросью. А летом то сырость, то лесные пожары и засуха…

Нарчатка

Сколько княжна себя помнила – вокруг были воины. Отец, брат, другие родичи воевали, готовность вступить в бой в любое мгновение стала такой привычной, что иного и не представляли.

И дело не в том, что мокшанские земли на перепутье – с одной стороны булгары, с другой русские, и внутри народа тоже давно мира не было. Нет, не мокша билась меж собой, а два племени мордвы – эрзяне и мокшане.

Чего не поделили братья, не мог объяснить никто, но инязор Пургаз норовил собрать под свою руку Роды мордвы, а мокшанский каназор Пуреш не очень-то торопился под эту руку встать, считая, что справится и сам.

Мокша жили удобно – на торговом пути из Руси в Булгар, это приносило неплохой доход, но одновременно было источником беспокойства. Там, где купеческие обозы, там и желающие поживиться. А мужики в лесу с топорами не разбирают, кого грабить, часто бывало, что не нужно жиденькое барахлишко какого-нибудь селянина, у которого пара лаптей да пустая котомка за плечами, но оказался видаком убийства купцов, и сам за ними последовал.

Наличие в лесах татей спокойствия не прибавляло, но еще страшнее было понимание, что по тем же дорогам в любую минуту могут двинуться набежники, те же булгары, и запылают деревни, закричат, застонут уводимые в полон люди.

Хорошо жить на торной дороге, но опасно. Вот и получалось, что у каждого из правителей своя забота – у Пургаза русские князья все норовили земли вдоль Волги оттяпать, города на них поставить, а у Пуреша что ни год булгары набегали. И тогда произошло то, что насовсем превратило Пургаза и Пуреша в противников, если не врагов.

Пургаз заключил договор с булгарами, чтобы сопротивляться русским, и даже пошел набегом на Нижний Новгород. Пуреш, наоборот, договорился с князем Юрием Всеволодовичем против булгар и… Пургаза. Эрзя и мокша подняли оружие друг против друга.

С той поры они слышать не могли друг о друге, взаимно считая предателями. Пуреш сумел не просто отбиться от Пургаза, но и основательно его потрепать, загнав обратно в леса. Нельзя сказать, чтоб это прибавило популярности в народе, но другого выхода все равно не было.

Нарчатка часто размышляла над тем, кто из них прав. Получалось, оба, только каждый по-своему. И Пургаз старался сохранить свой народ и свои земли, и Пуреш защитить свой тоже. Только не стоило против сородичей союзы заключать.

Неизвестно, чем бы все закончилось, но тут с востока грянула куда более страшная беда, чем тати на торговых путях. Неисчислимый вал степняков двинулся сначала на земли булгар, разметав союзников Пургаза (правда, инязор после предательства их союзниками не считал). Богатый купеческий Булгар просто перестал существовать!

Теперь была очередь буртасов и мокши. Буртасы – защита ненадежная, булгары были куда сильней и многочисленней… Вот когда показали все свои минусы широкие торные дороги для купеческих караванов! Эрзя ушли в леса, надеясь укрыться от врага, который без лошади себя не мыслил и без осадных машин крепости не брал. А мокше что делать? Сила двигалась такая, сопротивляться которой в небольших мокшанских городах и деревнях было бессмысленно.

И Пуреш, завязав себя в немыслимые узлы, отправился… нет, не к инязору Пургазу, как все ожидали, а к тем самым набежникам, рассудив, что Пургаз уйдет в леса, а мокше куда деваться? Забыв гордость, унижался, поднося подарки, ночью плакал злыми мужскими слезами, понимая, что навсегда останется в памяти людей предателем.

Его счастье, что попал к Кадану, тот жестокостью не отличался и глубоко залезать в мордовские леса желания не испытывал. Он принял подарки Пуреша, обещал не тронуть Наровчат и даже Сырню, но потребовал, чтобы… Пуреш со своей дружиной присоединился к его войску, мол, если ты мой друг – пойдешь со мной на урусов!

Это был удар под дых, убивающий сразу три цели. Русских Пуреш, несмотря на заверения в обратном, не любил, кто же любит тех, от кого зависит? Но одно дело не любить, и совсем другое вот так предавать. Воевать против князя Юрия Всеволодовича, с которым у Пуреша был договор, значило стать его врагом, а что, если монголы не справятся с великим князем или пройдут мимо, погромив только половцев? Тогда дружба с монголами обернется мокше полным захватом их земель русскими.

Во-вторых, Пуреш становился предателем по сравнению со всеми соседями, остальные монголам сопротивлялись, иногда чуть не до последнего воина, а он договорился. А что, если эти же монголы бросят его, как Пургаза бросили перед русской угрозой булгары? Тогда соседи порвут на части то, что не тронули воины Кадана.

И самое главное – он вынужден был уходить из своих земель вместе с сыном Атямасом и дружиной, оставляя города и деревни мокши беззащитными. Но отказаться нельзя, сказав первое слово молитвы, договаривай ее до конца. Теперь было неважно, жалеет Пуреш о содеянном и о том, что не поддержал Пургаза, а пошел против него в угоду русскому князю Юрию Всеволодовичу, или нет. Выбор сделан, он в ловушке, куда загнал себя сам.

Пуреш понимал, чем все закончится для него самого, теперь главным было отвлечь монголов от собственных земель, а еще… Каназор позвал к себе дочь, но потом подумал и отправился к ней сам.

Нарчатка жила в собственном дворце в Наровчате. Княжна была своенравна, даже строптива, категорически не желая выходить замуж, чтобы не связывать себя с каким-то мужчиной. Это девушка-воин, для нее с детства меч куда интересней девчоночьих игрушек.