Влюбленный призрак - Кэрролл Джонатан - Страница 34

Двигаясь к выходу, верц внезапно поскользнулся и потерял равновесие. На мгновение он от удивления раскрыл пасть, и тварь вырвалась наружу. Помчавшись через кухню, она снова устремлялась прямо на Даньелл. Увидев ее приближение, та прыгнула с холодильника и повисла высоко на стене. Совершенно так же, как несколько минут назад это проделал мальчик. Вися на кухонной стене, она грозно смотрела на своего врага, который был в нескольких футах от нее, уже на холодильнике.

Верц снизу прыгнул на монстра. Монстр прыгнул на Даньелл. Словно муха, Даньелл выждала до последней доли секунды, а потом легко слетела со стены через всю кухню и приземлилась рядом с Фатер Ландис, в изумлении уставившейся на нее.

Монстр последовал за ней, но и на этот раз его схватил верц, вонзивший зубы в горло чудовищу и грубо опрокинувший его на пол. Они вдвоем упали на собаку. Лоцману не хватило проворства, чтобы убраться с их пути.

В страхе и отчаянии, пригвожденный к полу и не способный шевельнуться, Лоцман инстинктивно укусил то, что было ближе, и это оказался верц. Белому зверю надлежало выполнять только одну работу — защищать Даньелл Войлес. Ничто другое не имело значения, и ничто другое не могло помешать этой задаче. Без промедления он вонзил свои когти псу в бок, и у того пошла кровь.

Лоцман взвыл и заворочался, почти при этом высвободившись. Верц заметил это и слегка подвинулся, позволяя раненой собаке убежать. Крепко зажатая меж его зубов, красная тварь теперь теряла силы. Верц чувствовал их убывание через мускулы своих челюстей. Но он не собирался их разжимать, пока не уверится, что тварь мертва.

— Стой! — крикнула Даньелл.

Никто из них по-настоящему не воспринял этой просьбы, потому что так много всего происходило разом. Мир вокруг них был в полном смятении.

— Стой! Не убивай его.

На этот раз все обернулись к Даньелл.

— Не убивай его. Отпусти. Тебе надо его отпустить.

Верц сразу же раскрыл пасть, и тварь упала на пол.

Теперь тварь была темно-красной, почти коричневой. Красное было не кровью, но истинным цветом ее кожи. Смертельно раненная, она не могла двигаться. Ее шея была сломана. Малые глотки воздуха, что она втягивала в легкие, пользы не приносили.

Не выказывая на сей раз ни испуга, ни колебаний, Даньелл подошла и присела рядом с тварью на корточки. Даже теперь, когда тварь лежала при смерти, ее закатывающиеся глаза следили за женщиной. Вытянув перед собой обе руки, Даньелл вцепилась пальцами в ее тело.

Глаза у твари совсем закатились. Она издала звук, похожий на вздох, возможно последний. Сдавливая ее, сдавливая и сдавливая, Даньелл принялась месить ее тело, словно тесто. Через несколько секунд красное тело заметно обмякло в ее руках. Тварь была мертва, но это не имело значения, потому что за мгновение перед тем, как она испустила дух, Даньелл нашла то, что искала внутри ее, и вставила эту находку в свое собственное тело. Теперь это нечто жило внутри ее. Именно по этой причине она велела верцу не убивать зверя. Ей надо было изъять эту штуку из твари, пока та была еще жива.

Встав, она почувствовала, как этот новый элемент движется внутри ее, отыскивая себе подходящее место. Для Даньелл это чувство приятным не было. Казалось, в груди у нее скользит ледяная проволочка. Возможно, она хотела бежать. Возможно, эти вещи не могут вернуться к нам, после того как покинули наши тела. Возможно, мы позволили им себя покинуть. Несмотря на это, Даньелл ждала, и в надлежащее время эта штучка перестала двигаться.

— Она здесь, — произнесла Даньелл, коснувшись своей поясницы. — Здесь остановилась.

Остальным было невдомек, о чем она говорит.

Мертвая тварь на полу начала таять. В течение нескольких секунд она исчезла. По-прежнему держа обе руки у себя на пояснице, Даньелл посмотрела на Фатер Ландис и ногой указала на то место на полу, где лежала тварь.

— То, что я вынула, было когда-то внутри меня. Я потеряла эту свою часть, когда была маленькой. Не так — я отдала ее, когда была маленькой. Я сама это сделала, это был мой выбор. Так поступают все, когда боятся, — отдают части самих себя. Мы делаем это сознательно. Никто не крадет их и не принуждает нас. Мы отдаем свои лучшие части — те, что делают нас целыми, правильными. Отдаем их одну за другой, пока наконец…

Даньелл осеклась и прижала руку ко лбу.

— Мне надо присесть.

Она прошла к кухонному столу и села на стул. Затем прижала ладонь к груди.

— Когда мы рождаемся, то здесь у нас есть все — все, что нам требуется, чтобы быть счастливыми и совершенными. Но как только жизнь начинает нас пугать, мы отдаем кусочки себя, чтобы отвести опасность. Это сделка — вы хотите, чтобы жизнь перестала вас пугать, поэтому отдаете часть себя. Отдаете свою гордость, свое достоинство или свое мужество… Когда вы не испытываете ничего, кроме страха, достоинство вам не требуется. Так что вы не против его отдать — в тот момент, но сожалеете об этом позже, потому что вам рано или поздно понадобятся все эти кусочки. Но тогда их уже нет, вы не можете воспользоваться ими, чтобы себе помочь. Есть у вас хлеб? Я покажу вам, как это происходит.

Фатер вынула из деревянной хлебницы батон и протянула его Даньелл. Та положила его на стол.

— Вот как мы выглядим, когда рождаемся. Совершенными и целыми, все до единого.

Она принялась отщипывать от батона маленькие кусочки. Спустя несколько секунд он выглядел так, словно его исклевали птицы. Бросив кусочки на пол, она накрыла их ногой и прижала. Когда она снова подняла туфлю, хлебные кусочки расплющились и обратились в грязные бесформенные пятнышки. Некоторые прилипли к ее подошве.

Отскребя один из них, Даньелл попыталась вставить его обратно в батон. Когда это ей не удалось, она протянула грязный кусочек Фатер и сказала:

— Представьте, что это часть меня, которую я когда-то отдала, испугавшись. Они взяли ее, переделали и прислали обратно вот в таком виде. — Она провела в воздухе линию от своего подбородка туда, где лежало мертвое существо. — Когда эта тварь начала умирать, я вдруг увидела ее насквозь, до самого сердца. Узнала, что оно когда-то было частью меня. И забрала эту часть обратно. Они переделали ее в сердце монстра, а потом отправили его за мной, чтобы заполучить меня.

Фатер в раздражении потрясла головой:

— Откуда вы это знаете? Откуда вам известны такие вещи?

Лицо Даньелл было ясным и спокойным. Немного помолчав, она сказала:

— Я видела эту тварь насквозь, до самого сердца. Оно билось все медленнее и медленнее. Я сразу же поняла: раньше это сердце было частью меня. — Она дотронулась до своей поясницы, где эта часть пребывала сейчас. — Всегда можно вернуть себе утраченные части, если удастся найти их и узнать.

Бенджамин Гулд проснулся, дыша через мех. Прошло несколько секунд, после того как он открыл глаза, и лишь тогда его мозг уловил, что дышит он как-то не так, что ему вроде бы душно. Однако он не испугался. Просто ему было непривычно так дышать.

Первым, что он увидел, было нечто большое и белое прямо у него перед глазами. Чем бы это ни было, оно лежало поперек его лица, покрывая собой большую часть его рта и носа. Чем быстрее он просыпался, тем труднее ему становилось дышать. К тому же то, что покрывало его лицо и грудь, было очень тяжелым. Бен отпихнул эту штуку и попытался сесть. Безуспешно, потому что, когда он опустил руки, чтобы упереться ими в землю, его ладони с обеих сторон погрузились в чью-то теплую шерсть.

— Убирайтесь! Прочь от меня! — задыхаясь, говорил он в ужасе, толкался, извивался — и поднялся с земли.

Четырем верцам, которые спали на нем и вокруг него, не нравилось, что их тревожат, но они не издали ни звука. Им не полагалось ничего говорить, потому что их задача состояла в том, чтобы защищать этого человека любой ценой. Если он велит им подвинуться, они подвинутся.

— Вы спали у меня на лице! — невнятно пробормотал он, вытирая рукой рот.

Дрожа, Бен потер ладонями замерзшие руки и уставился на маленькую палатку поблизости, в которой спали дети и мистер Кайт. Она выглядела намного привлекательнее, чем несколько часов назад, когда он улегся спать, свернувшись калачиком у костра. В своем воображении Бен видел себя спящим в этой палатке, уютно устроившись в толстом спальном мешке, набитом гусиным пухом. Это должен был быть зеленый спальный мешок из гусиного пуха, покрывавший его вплоть до самой его разрумяненной теплой шеи. Он воображал себя внутри этого спального мешка, а не среди безухих толстых животных, спавших на нем, словно он был каким-то ковриком.