Все, что блестит - Ховард Линда - Страница 19

Джессика замерла и хрипло вскрикнула:

— Нет, пожалуйста!

Николас выругался на греческом и притянул ее обратно в свои объятья, поскольку она попыталась убежать от него, но вместо того чтобы продолжать ласкать, он просто крепко прижал ее на мгновение к себе, и она услышала оглушительный стук его сердца.

— Я не буду заставлять тебя, — наконец, проговорил Николас, целуя ее в висок — У тебя был горький опыт, и я могу понять твой страх. Но я хочу, чтобы и ты поняла, Джессика, что, когда ты придешь ко мне, я не оставлю тебя неудовлетворенной. Ты можешь доверять мне, милая.

Она слабо покачала головой.

— Нет, ты не понимаешь, — проговорила она. — Николас, я… –

она хотела рассказать ему, что никогда прежде не занималась любовью, что именно страх перед неведомым заставлял ее убегать от его объятий, но он прижал палец к ее губам.

— Я не желаю знать, — прорычал он. — Я не хочу слышать о том, как тебя касался другой мужчина. Я думал, что смогу вынести это, но ошибался. Я слишком ревнив и не желаю никогда слышать, как ты говоришь о другом мужчине.

Джессика покачала головой.

— Ах, Николас, не будь так глуп! Позволь мне рассказать тебе.

— Нет, — отрезал он, схватив ее за плечи и яростно встряхнув.

С растущим раздражением, Джессика отпрянула от него и гордо вскинула голову.

— Хорошо, — язвительно произнесла она. — Если ты желаешь быть похожим на страуса, то прячь голову в песок. Для меня не имеет значения, что ты делаешь!

Он впился в нее взглядом, потом напряжение оставило его широкие плечи, и губы задрожали от с трудом сдерживаемого смеха.

— Это имеет значение, — сообщил он ей насмешливо. — Ты просто еще не призналась в этом самой себе. Я вижу, что мне придется разделаться с твоим упрямством так же, как и развеять твои страхи. Несколько ночей любовных ласк — и плюющаяся тигрица превратится в сладкого, послушного маленького котенка.

Джессика обошла его, направляясь к двери с высоко поднятой головой. Открыв дверь, она обернулась и спокойно сказала:

— Ты не просто дурак, Николас, ты — высокомерный дурак.

Его мягкий смех звучал ей вслед. Вернувшись в зал, она заметила несколько понимающих взглядов. Диана посмотрела на нее, а затем в ярости отвернулась. Вздохнув, Джессика задалась вопросом, включал ли Николас в свои многочисленные развлечения Диану. Она надеялась, что нет, но у нее было ощущение, что ее надеждам не суждено сбыться.

С того вечера Николас полностью завладел ее жизнью. Почти каждый вечер он водил ее на небольшие приемы и встречи или обедать в самые шикарные, самые исключительные рестораны. У нее почти не оставалось свободного времени, чтобы провести его с Салли, но практичная молодая женщина была только рада, что ее подруга все чаще выбирается в свет и никакие новые порочащие статьи о ней не появляются в прессе. Аманда Уоринг часто упоминала имя Джессики в тандеме с Николасом и даже намекнула, что столь длительное присутствие грека в Лондоне является исключительно заслугой очарования госпожи Стэнтон, но журналистка никогда не упоминала о Джессике как о «черной вдове» да и вообще о ее репутации.

Даже Чарльз был рад, что Николас завладел ее жизнью, часто задумчиво размышляла Джессика. Она восприняла это, как если бы лучший друг предал ее, бросив в логово льва. Неужели Чарльз действительно не понимал, чего Николас добивался от нее? Конечно, понимал, мужчины есть мужчины, в конце концов. Тем не менее, все больше казалось, что Чарльз подчиняется Николасу в принятии решений в отношении ее активов, и, хотя Джессика знала, что Николас финансовый гений, она по-прежнему была против его вторжения в ее жизнь.

Она была горько разочарована, но не очень удивлена, когда вскоре после ее согласия продать Николасу акции, Чарльз дал ей на подпись какие-то документы, сказав, что они касаются лишь второстепенных вопросов. Она слепо доверяла ему прежде, но сейчас как-то инстинктивно решила внимательно, от начала до конца, прочитать бумаги, предложенные суетящимся Чарльзом.

Большинство бумаг, действительно, касались незначительных дел, но где-то в середине стопки, обнаружился документ о продаже Николасу акций «КонТех» по нелепо высокой цене, а не по рыночной, на которой она настаивала. Джессика спокойно вытащила лист и отложила его в сторону.

— Я не подпишу это, — тихо сказала она Чарльзу.

Он лишь сухо улыбнулся, не спрашивая, что это за документ.

— Я надеялся, что ты этого не заметишь, — признался он. — Джессика, не пытайся бороться с ним. Он хочет, чтобы у тебя были деньги, возьми их.

— Я не продаюсь, — произнесла она, подняв голову и посмотрев ему в глаза. — А это то, что он пытается сделать, — купить меня! Ведь у тебя наверняка нет никаких иллюзий относительно его намерений?

Чарльз внимательно изучал носки своих безупречно чистых ботинок.

— У меня абсолютно нет иллюзий. Наверное, это печально, а может, и нет. Суровая реальность имеет мало общего с иллюзиями. Однако, будучи реалистом, я знаю, что у тебя нет ничего лучше, чем предложение Константиноса. Подпиши документы, моя дорогая, и не буди в нем зверя.

— Он не спит, — засмеялась она. — Всего лишь затаился в ожидании, — Джессика решительно покачала головой. — Нет, я не буду подписывать эти документы. Я предпочитаю не продавать акции вообще, нежели позволить ему думать, что он все купил и за все заплатил, — или же я продам их третьему лицу. По рыночной цене на эти акции тут же набросятся.

— Как и на тебя, — предупредил ее Чарльз. — Он не хочет, чтобы эти акции попали в чужие руки.

— Тогда ему придется заплатить мне их рыночную стоимость.

Хотя бы один раз, подумала она, у нее есть возможность обыграть Николаса. Джессика улыбнулась, ее зеленые глаза удовлетворенно заблестели. Почему она до сих пор не подумала пригрозить тем, что продаст акции третьему лицу?

Чарльз уехал с неподписанными документами, и Джессика знала, что он немедленно сообщит об этом Николасу.

Этим вечером она договорилась с ним встретиться, чтобы посетить деловой обед, на котором должны присутствовать несколько партнеров Николаса, и она даже ненароком подумала, не лучше ли просто уехать из города и сбежать от него, чем спорить с ним, но это было бы ребячеством и только отложило бы неизбежное. Скрепя сердце, она приняла душ и оделась, тщательно выбирая платье, которое не казалось бы слишком вызывающим: она знала, что могла доверять налету показной цивилизованности Николаса только до некоторых пор.

Все же скромное платье было провокационным само по себе, суровая строгость черной ткани вызывала резкий контраст по сравнению с ее светлой, сияющей кожей. Уставившись на свое отражение в зеркале, она насмешливо и вместе с тем с горечью подумала о навешенном ярлыке «черной вдовы» и задалась вопросом, вспомнит ли об этом кто-то еще.

Как она и предполагала, Николас прибыл на целых полчаса раньше, возможно надеясь застать ее за одеванием, чтобы она была более уязвима для него.

Когда Джессика открыла дверь, он вошел и посмотрел на нее своими темными глазами так мрачно, что, даже ожидая его гнева, она все равно была поражена. Едва дверь за ним закрылась, как он схватил ее за запястья и прижал к себе, подавляя своими размерами и силой.

— Почему? — тихо проскрежетал он, так близко наклонив к ней голову, что она почувствовала на лице его теплое дыхание.

Джессика знала, что сопротивляться ему бесполезно — это лишь усилило бы его раздражение. Вместо этого она покорно позволила ему прижать ее к себе и так же спокойно ответила:

— Я уже сказала тебе, на какие условиях согласна продать акции, и не изменила своего решения. У меня есть гордость, Николас, и меня нельзя купить.

Темные глаза окинули ее сердитым взглядом.

— Я не пытаюсь тебя купить, — фыркнул он, в то время как его руки медленно поглаживали ее спину, что так не соответствовало той злости, которую она чувствовала в нем. Потом он обнял ее, сильнее прижав к своей твердой груди, и еще ниже наклонил голову, касаясь легкими, быстрыми поцелуями ее губ. — Я всего лишь хочу защитить тебя, сделать так, чтобы ты больше никогда не продавала свое тело, даже выходя замуж.