Сладкая жизнь - Мейл Питер - Страница 31

Это огромное вместилище роскоши, доверху набитое дорогими игрушками, где все, похоже, охвачены одним неуемным желанием: тратить и тратить. Курьеры здесь обуты в стодолларовые кроссовки «Рибок», бизнесмены размахивают крокодиловыми кейсами ручной работы, пожилые матроны сгибаются под весом серег, по дорогам едут лимузины длиной в квартал, а над головой то и дело пролетают частные вертолеты, а долларами здесь, кажется, дышат, как кислородом. Каждый раз, приезжая на Манхэттен, я заново поражаюсь той скорости, с какой пачка купюр превращается в горсть мелочи в кармане. Единственное спасение — это забыть о наличных, расплачиваться только карточками и зажмуриваться, когда подписываешь чек. Только приняв такое решение, я вновь обрел присущее мне легкомыслие и смог беззаботно наслаждаться жизнью.

На Манхэттене вас ожидает такое невероятное количество возможностей легко и весело потратить деньги, что испытать их все вам вряд ли удастся. Я пытался. Видит бог, я пытался, но у меня никогда не хватало ни времени, ни сил осуществить все задуманное. Ничего. Я всегда утешаю себя тем, что непременно вернусь сюда еще раз. Есть, однако, некие ритуалы, от которых я не откажусь ни при каких условиях. Вот и на этот раз я начал свою одиссею транжирства с визита к парикмахеру.

Хотя вряд ли Роджера Томпсона можно назвать просто парикмахером, поскольку даже коллеги признают его одним из лучших мастеров в мире. Чтобы попасть к нему, приходится записываться за несколько недель, если не месяцев, и известны случаи, когда он отказывал клиентам только потому, что их взгляд на правильную стрижку не совпадал с его. Доверьте свою голову его рукам, и пусть он делает с ней что хочет. Можете быть уверены, лучшей стрижки у вас никогда не было, а обойдется она вам примерно в сто двадцать пять долларов.

По дороге на ланч я еще успеваю заглянуть на Парк-авеню, в обувной магазин «Сьюзан Беннис Уоррен Эдвардс». Мне не известно, один это человек или двое, но зато я абсолютно уверен, что кто-то в этом заведении знает толк в хорошей обуви: простой, классической, невероятно удобной и головокружительно дорогой. Самые дешевые туфли стоят здесь около двухсот пятидесяти долларов, и с повышением качества кожи цены стремительно растут. К каждой паре, как к изумрудам, прилагается красивый фетровый мешочек.

В двух минутах ходьбы от магазина находится мой любимый за пределами Франции ресторан. Впервые я попал в «Фор Сизон» в нежном двадцатипятилетием возрасте и сразу же решил, что ничего подобного в жизни не видел. Я и сейчас могу сказать то же самое. Интерьер ресторана производит незабываемое впечатление, внимание к мельчайшим деталям восхищает. Но самая интересная деталь обстановки — это, несомненно, сидящие за столиками неброско одетые люди.

Если случится ужасное и в половине второго дня на «Фор Сизон» упадет бомба, то весь издательский бизнес Нью-Йорка будет в одно мгновение обезглавлен. Все они собираются здесь: ведущие издатели, самые знаменитые агенты и авторы, получающие семизначные авансы. Со всех сторон доносятся приглушенные разговоры об авторских отчислениях, правах на переиздание в мягкой обложке и предложениях, поступающих с киностудий. Беседующие без всякого интереса ковыряют вилками в своих диетических ланчах и, что еще ужаснее, пьют воду. Представьте себе — воду, когда винная карта полна непреодолимых соблазнов, а в углу мается без дела заскучавший сомелье. Откуда у людей такая сила воли? У меня она точно отсутствует, а кроме того, я не могу видеть, как хороший специалист простаивает без работы.

Ланч закончен, и я стал на двести или двести пятдесят долларов беднее, но зато набрался сил для выполнения программы второй половины дня. Я всегда стараюсь поровну делить ее между миром коммерции и искусства.

Конечно, мне далеко до настоящих ньюйоркцев, которых можно назвать всамделишными профессионалами шопинга. Я недостаточно вынослив для того, чтобы часами носиться взад-вперед по Мэдисон-авеню, перерывать горы кашемировых носков, викуньевых курток и шелковых подтяжек, таскать в руках все увеличивающееся количество пакетов и чувствовать, как в нагрудном кармане перегревается кредитная карточка. Я могу только любоваться этими энтузиастами с горящими глазами и восхищаться их неутомимостью. Сам я способен на разовые набеги на магазины, но и тогда мне нужна помощь профессионала, который точно знает, что мне надо, даже если сам я в этом еще не уверен.

Вот почему почти в каждый свой приезд в Нью-Йорк я отправляюсь на Западные сороковые — в этот нервный центр электроники и молниеносных, как лазер, продаж.

Здесь находится огромное количество магазинов, доверху набитых чудесами техники, о которых мы и не слышали в своей глухой французской провинции: точилками для карандашей с турбоприводом, фотоаппаратами, снимающими под водой, автоответчиками, умещающимися в жилетном кармане, цифровыми счетчиками пульса, подслушивающими устройствами, легкими как перышко видеокамерами и такими крошечными приемниками, что их можно по ошибке проглотить. Надо ли мне что-нибудь из этого удивительного ассортимента?

Ответ я получу ровно через пять секунд, потому что именно столько потребуется продавцу на то, чтобы пересечь зал, надежно заблокировать выход и вывалить на меня кучу сведений о скидках, специальных предложениях и бесплатном запасе батареек на целый год — все это, не дав мне сказать ни слова. Эти ребята — настоящий динамит. Каждый из них в одиночку способен окружить вас со всех сторон. Не мешайте ему. Он лучше вас знает, что вам необходимо. Плавающий телефон? Будильник, который заводится от звуков голоса? Ручка, которой можно писать в космосе? Получайте. А как насчет личного стресс-монитора и счетчика биоритмов? Вот, возьмите мою карточку. Ждем вас снова. Хорошего вам дня.

Рано или поздно мне удается сбежать и найти относительный покой в книжных магазинах или в Музее современного искусства. Но даже там усталость и жажда в конце концов настигают меня и гонят в какое-нибудь прохладное, полутемное место, где я могу без помех подумать о том, как провести остаток дня. В запасе у меня всегда имеется несколько возможностей, одна заманчивей и дороже другой.

Можно пообедать в ресторане «Палм» на Второй авеню, где мне предложат вступить в единоборство с монстром в ярко-розовом панцире. Официанты там давно привыкли к испуганным возгласам клиентов. «В чем дело? — пожимают они плечами. — В первый раз видите лобстера?»

А можно прокатиться по Пятой авеню. Я слышал, что недавно появились лимузины со встроенным джакузи. Перспектива проехаться по Манхэттену в голом виде, держа в одной руке бокал шампанского, а другой приветствуя изумленных пешеходов, кажется мне весьма соблазнительной.

Я сделаю это непременно, а потом поделюсь своими впечатлениями с вами.

Cher ami

Великий Антуан умер несколько лет назад при обстоятельствах, о которых я расскажу вам позже, но его любимое детище, ресторан «Л’Ами Луи», которым он владел и в котором готовил больше пятидесяти лет, остался точно таким же, каким был при его жизни: многолюдным, шумным, невзрачным на вид, но всегда переполненным шикарными клиентами, знающими толк в хорошей еде.

Говорят, это самое дорогое бистро в Париже. Лично я считаю, что «Л’Ами Луи» — настоящая находка для тех, кто не стесняется своего аппетита. Если вы любите ковыряться в еде, не проглотив ни кусочка, и вас приводят в восторг практически пустые тарелки с несколькими изящными мазками малиновым coulis [19]посредине, вам лучше не заглядывать к «Луи». И даже не читать дальше эти строки, потому что в противном случае вам грозит жестокое несварение.

Ресторан располагается на узкой, невыразительной и всегда пустой рю дю-Вер-Буа. Когда-то это был район тайных свиданий, и в каждом втором доме помещался отель, сдающий номера на несколько часов. По окончании свидания раскрасневшиеся дамы и кавалеры могли свернуть за угол и немного отдышаться за столиком у Антуана.