Когда прольется кровь - Колодзейчак Томаш - Страница 4

Шершни вступили на плац, снова сменили строй, выстроились тремя шеренгами, перед которыми стояли только Ведущий и эйенни. Позади столпились рабы, стерегущие вьючных собак. Больше во дворе не было никого, хотя во многих окнах виднелись лица любопытных.

Ведущий продолжал бить в барабан, но ритм успокоился, звуки поутихли. Как того требовал обычай, они ждали. Наконец выкрашенные красным ворота отворились.

Барабан умолк.

Бан ступал медленно, вплотную за ним двигались четверо телохранителей в цветах Даборы — с желтыми щитами, в зеленых куртках, в брюках лосиной кожи и шлемах из волчьих черепов.

По одну сторону бана шагал Харко Афра, его брат, единственный из семерых родственников, которому Пенге Афра дозволил выжить. По правую семенил сын владыки, малолетний Бальд Афра. Руки у него были вывернуты назад, кисти стянуты ремнем — знак того, что он еще не имеет власти.

Бан остановился в пяти шагах от эйенни. Покровительница возложила руки на живот и склонила голову.

— Матерь видит свет над твоим домом, слышит плеск камней, бросаемых в твои колодцы, чувствует, как дрожит Земля Родительница под стопами твоих бойцов. Будь здрав.

— Мои глаза, уши и ноги принадлежат Матерям Внешнего Круга.

3. ИСПЫТАНИЯ

Дорон перешел на другую сторону улицы, миновал лавочки пекарей и направился к Западным Воротам. Однако не успел сделать и десятка шагов, как услышал позади шепот:

— Лист…

Он остановился и медленно повернулся. Его редко зацепляли на улицах. Люди уже успели привыкнуть к присутствию Листа да и слегка побаивались его.

Тот, кто окликнул его, был уже в годах, среднего роста, одет скорее бедно: льняные штаны и рубаха, на ногах лапти, на голове — соломенная шляпа. Прочесть клановую татуировку на щеке старика Дорон не смог.

— Да будут руки твои сильны, — проговорил незнакомец приветствие свободных дровосеков.

Лист наклонил голову с уважением, полагающимся старшему по возрасту.

— Господин, я из рода Оми, мы валим лес к востоку от Хоевли. — Он говорил быстро, будто боялся, что Дорон уйдет, не дослушав. — Мой старший внук, Ильоми, пришел на турнир. Ты не посмотришь, господин, как он борется?

Дорон молчал. Человек, сразу же отвечающий на вопросы, незамедлительно выполняющий просьбы, теряет уважение людей. Однако человек, отказывающий в просьбе, тоже особым уважением не пользуется.

— Где тренируется твой внук?

— Тут недалеко, господин. Вместе с братом, который тоже хочет участвовать в турнире, но он еще мальчишка. У свояченицы дом на улице Горшечников, там есть двор…

Они пошли. Дровосек — немного впереди, словно не желая раздражать Дорона своей близостью.

Дошли до Хмельных Ворот. Вал, окружавший Дабору, в принципе не имел оборонного значения. Война, не считая бунтов и междоусобицы в борьбе за власть, не доходила сюда несколько десятилетий. В мирное время вал отделял от остальной части города кварталы, заселенные лучшими ремесленниками и богатыми купцами. В его пределах располагались площади, на которых во время ярмарок разрешалось торговать. Приезжие купцы ежегодно оставляли у сборщиков при четырех воротах Даборы значительную пошлину. Через два дня, когда начнется турнир, у сборщиков работы будет навалом. Сейчас же у них было достаточно времени, чтобы приветствовать Дорона. Сбор пошлины в Даборе входил в обязанность войска, а военные всегда проявляли к Листу особое уважение.

Дорон ответил, старик гордо выпрямился — хотя и нет ничего особенного в том, чтобы подойти к Брату Деревьев и попросить у него совета, а все же страшновато. Страх, подобный тому, какой испытывает человек, доверивший плотнику построить дом. Ведь плотник обладает особым даром — может сотворить затес на пороге дома и наслать на обитателей смерть или хворь. Или вот горшечник: возьмет и выдавит пальцем свой таинственный знак внутри горшка, и ежели кто сварит в таком горшке суп, то это все одно что варить яд. Однако ж дом рубить надо, горшки покупать тоже, а с Листом болтать не обязательно, вот и выходит, что мало кто вступает с ним в разговоры: ведь Лист в сотни раз сильнее всех этих плотников, горшечников да ядовщиков. Вот почему старик гордо шествовал впереди, а Дорон следовал за ним.

Густая застройка Даборы уступила место разбросанным там и сям домишкам пригорода. Здесь уже стояли не деревянные дома — признак достатка и власти, да и каменных было раз, два и обчелся. У большинства домов стены были из высушенных на солнце кирпичей либо из ивовых циновок, обмазанных глиной.

На принадлежащей к городу земле обычно обитали пять тысяч человек. Сейчас же, когда на ярмарку стекались жители окружных сел и пришельцы из удаленных краев, их могло быть в Даборе раза в два больше.

— Здесь, — сказал старик, указав на ряд землянок с плоскими соломенными крышами. У каждого домишки было по два небольших окна из закопченного, неровного, но все же настоящего увегнского стекла.

— Не желаешь ли напиться, господин, или чего-либо перекусить? — спросил старик.

Дорон потер ладонью щеку.

— Нет. Покажи своих внуков.

— Изволь сюда, господин. — Старик указал Дорону на узкий проход между стенами домишек. Сразу было видно, что здесь живут горшечники. На небольшом пространстве между хибарами не росло ни травинки. Землю покрывал слой засохшей глины, выбрасываемой сюда поколениями ремесленников и образовавшей твердейший наст. Дорон ощутил нечто странное, непонятное волнение заставило его сердце биться сильнее. Это длилось всего минуту, потом его внимание привлекли два юноши, занятых борьбой в центре дворика.

На обоих были одни лишь набедренные повязки. В соответствии с обрядом они сняли и все свои амулеты. По лицу первого, крепко сложенного, черноволосого, от уголка губ до левого уха проходил коричневый шрам. Второй был ростом пониже, худощавее, однако умелый глаз мог оценить силу его мускулов, напрягающихся под кожей.

Увидев старика и Дорона, они тут же прервали бой.

— Приветствую тебя, Лист. Меня зовут Ильян, — представился черноволосый.

— Приветствую тебя, мастер, меня зовут Ильоми, — сказал второй.

— Да будут ваши пути отмечены победами, — ответил Дорон. — Я пришел взглянуть, как вы боретесь.

— Покажите, на что способны, — махнул рукой старик.

Дорон кивнул. Юноши встали друг против друга. Скрестили карогги.

Первым напал Ильян. Он опустил палку и ударил снизу, стараясь достать кисти брата, Ильоми молниеносно отскочил, и палицы несколько раз со стоном ударились одна о другую.

Карогга — оружие вождей и героев. Деревянная палица длиной в четыре стопы, у одного конца зауженная, чтобы можно было ухватить рукой, у другого — расширена и как бы расплющена в перо с острыми краями, к тому же утыканная камнями, а иногда и оканчивающаяся роговым острием. Турнирные палицы не снабжают кремнями, у них не заостряют ни краев, ни вершины, но, несмотря на это, случается, что с поля боя приходится уносить тяжело раненных или даже убитых.

Дорон быстро обнаружил, что Ильян — фехтовальщик получше, и ему требуется меньше усилий, чтобы сдержать напор брата. Наконец юноша и сам принялся нападать — палка задела торс Ильоми, ударила по рукам, выбила кароггу.

— Достаточно, — сказал Дорон. На турнире эта стычка закончилась бы гораздо скорее. Здесь же он знал, что никто из братьев не причинит вреда другому.

Оба юноши тяжело дышали, пот катился по груди и плечам. Ильян откинул волосы со лба.

— Вы прекрасные бойцы, — сказал Дорон. — Думаю, многим бы хотелось, чтобы рядом были такие рубаки, как вы. Но на турнир съезжаются солдаты со всех Лесистых Гор, бойцы из Ольтомара, пастухи из Горнау-Хеми, лесорубы из Земли Ос, ну и гвардейцы. Я думаю, тебе, Ильоми, надо еще много тренироваться. Победишь одного-двух противников, а потом проиграешь. Старайся драться так, чтобы не позволять нанести себе увечий. Многие смелые бойцы вообще не обращают внимания на более слабых, стараясь победить их как можно скорее, поэтому каждый год погибает множество таких, как ты, Ильоми, сильных, но не настолько опытных, чтобы противостоять истинным мастерам карогги. — Он обратился ко второму юноше: — За тобой, Ильян, я буду присматривать постоянно, но в этом году ты не добьешься желаемого. Запомни: каждый бой с сильным противником приближает тебя к цели. — Дорон замолчал и повернулся к старику.