Порода героев - Колман Лорен - Страница 50

Посреди круглой пещерки стоял одинокий тонкий ствол белой рябины. Мултани знал: плоская крона на вершине была твердой и острой, как созданное человеческими руками оружие. На его глазах Явимайя заканчивал свое творение. Зеленая пленка покрыла древко тонким чехлом, сохранявшим связь с жизненной силой леса и превращавшим ветвь в любое оружие, будь то лук, подобный луку Рофеллоса, или двойная секира, какой он орудовал в последнем бою. Все это Мултани знал. Он не знал только, откуда взялась и что означала эта стена, разделяющая сознание Явимайи.

– Это тебе, – тихо, почти благоговейно прошептал Рофеллос. В его голосе смешались гордость и почтение, слово владение оружием было особой честью. Может, и было – для эльфа.

Мултани, веками существовавший в гармонии со странами и народами Доминарии, смотрел на него довольно мрачно.

– А если мне это не нужно? – спросил он, удивляясь собственным словам, и услышал, как сухо прозвучал его голос в пустынной пещере.

Рофеллос смотрел холодно. Явимайя не отвечал, не наталкивал на ответ. И когда Мултани потянулся мыслью к лесу – то наткнулся на стену. Непреодолимую.

Он был один.

И тогда дух природы Явимайи понял, что такое – быть самому себе хозяином. Никто не принуждал его, как прежде, когда выбор Явимайи был его выбором. У Явимайи теперь было две головы. Рофеллосу и Мултани позволено будет выбирать собственный путь, и Явимайя, если понадобится, будет делить с каждым выбранную им дорогу. Дух природы уже был готов отвергнуть орудие, предоставив воевать Рофеллосу, и принять на себя исцеление и обучение, которые до сих пор составляли его жизнь.

Его удержало одно – эльф больше, чем кто бы то ни было, нуждался в его помощи. Мултани чувствовал: глубоко в сознании Лановара еще теплится искра прежнего Рофеллоса. И эта часть его разума возмущалась против неотступного присутствия Явимайи. Именно эта искра отталкивала Мултани, не давая ему слиться с сознанием леса. Помочь Рофеллосу дух природы сможет только тогда, когда в душе леса их свяжет что-то общее.

Мултани медленно шагнул вперед и сжал ствол. Основание легко отделилось от пола.

И в тот же миг стена рухнула, сметенная чувством боевого братства, знакомого прежнему Рофеллосу. Мултани осторожно раздувал искорку прежней души эльфа. Он обращался с утешением к юному Лановару, который взял на себя часть непосильной ноши и теперь погибал под ней. Сознание собственного «я» было не менее важным, чем принадлежность к чему-то большему. Мултани едва начинал улавливать точку равновесия между первым и вторым. Оставалось только надеяться, что это удастся и Рофеллосу.

Глава 24

Грохот подков кавалерии Деваса сотрясал поле битвы. Вихрь всадников ворвался в порядки черных солдат. Копья, мечи, палицы звенели друг о друга и о стальную броню. Крики гибнущих людей, раненых лошадей смешались с хаосом звуков, носившихся над полем. В воздухе висел запах пота и крови. И над всем этим властвовал ненавистный запах, запомнившийся Лианьи на века, – запах смазочного масла. Вонь Фирексии.

Лианьи отбила атаку метнувшегося к ней воина в черной броне. Она легко выбила меч из тонких паучьих лап и продолжила удар сверкающей дугой своего клинка, перерубившего гибкую шею твари. Слизь брызнула на ее доспехи, испятнав переливчатую полировку чернильными кляксами. Лианьи пинком отбросила труп и остановилась, чтобы выровнять дыхание. Сто лет назад такое усилие ничуть не утомило бы ее. Возраст, в конце концов, дает о себе знать.

– Терри! – окликнула она свою помощницу.

Из – за строя фирексийцев медленно выдвигались тяжелые машины. Терри Капасхен выплыла из гущи схватки, двигаясь с плавным изяществом. Если не знать, как мало битв у нее за спиной, девушку можно было бы принять за опытного бойца.

– Передай Гаввану, – приказала Лианьи, называя имя брата Терри, удерживавшего центр фронта, – мы сдерживаем фланговую атаку, но против нас выдвигают обе боевые машины. Прорывать цепь придется ему. Иди.

Терри повиновалась, однако вместо того, чтобы выйти в тыл цепи и поймать коня, девушка направилась вдоль рядов сражающихся и, пробившись сквозь толпу фирексийцев и выбравшись на открытое место, бегом устремилась к сородичам. Лианьи не знала, гордиться ученицей или злиться на нее за безрассудство.

– Никого не напоминает? – Голос Карна легко перекрыл шум боя.

Прикрываясь широким щитом, Прототип орудовал огромной булавой. По его серебристой груди стекали черные потеки. Пара фирексийских солдат когтями и мечами пробилась сквозь цепь серранцев и нацелила длинные мечи на серебряного человека. Тот принял первый удар на щит, увернулся от второго – и тяжелая палица раздробила черную голову, промяв блестящий шлем. Враг упал. Второго прикончила Лианьи, привычно выбрав для удара уязвимое сочленение между плечами и толстой шеей. Тварь издала предсмертный захлебывающийся вопль. Серранка шагнула ближе к Карну, прикрывшись его щитом.

– Никого? – повторила она его вопрос. – Да всех и каждого! От Рорри до первого сына Джаффри. Все они в ней, и еще кое-что от себя.

Она с жалостью подумала, что Карн не может помнить предков Терри – и тут же ее пронзила мысль: как он додумался до такого вопроса? Кого он вспоминал, с кем сравнивал Терри?

Не было времени расспрашивать, потому что Прототип уже шагнул вперед, закрывая брешь, образовавшуюся в цепи серранцев. Маленькое сутулое существо, в котором почти не осталось живой плоти, метнулось в прорыв и отлетело назад, сбитое ударом щита Карна. Тварь затаилась, прячась за ногами высокого воина. Серебряный великан ткнул палицей как копьем. Длинный шип на головке булавы пронзил тонкую броню на ребрах. Наружу выплеснулась тонкая струйка масла.

Суставчатая рука твари зацепила бок Карна, оставив на серебристом теле царапины. Вторая конечность – трубки, тяги, винты и клинки – тоже протянулась вперед, но ее отбил взмах копья сражавшегося рядом серранца. Фирексиец развернулся к новому противнику. Клинок на конце механической лапы выбил копье, прошел насквозь и щит, и кольчугу. Тварь больше не замечала Прототипа, решив покончить сначала с врагом из плоти.

Лианьи прыгнула вперед, плечом оттолкнув своего воина, и приняла на себя молниеносные выпады. Карн продолжал колотить фирексийца булавой по спине и бокам. Лианьи с трудом успевала отбивать удары вражеского клинка. И один все-таки пропустила.

Тонкая лапа выстрелила вперед, пробив прикрывавшую правое бедро пластину, и вспорола ногу до самой кости. Лианьи упала, но, перекатившись подальше от смертельных когтей, выиграла немного времени, всего несколько мгновений. На раненую ногу было уже не подняться. Тварь потянулась к ней, чтобы добить… И добила бы, если бы не Карн.

Прототип отбросил щит, обеими руками сжал мощное древко шипастой палицы, поднял ее над головой и с размаху обрушил на покатое плечо фирексийца. Солдат упал на колени. Карн развернулся и вложил всю силу и всю тяжесть своего стального тела в новый удар. Шипы палицы глубоко ушли в маску, прикрывавшую лицо врага. Фирексиец опрокинулся назад, его визг напомнил Лианьи звук острого когтя, вспарывающего пластину брони.

Одной рукой Карн поднял командира на ноги. Лианьи попыталась опереться на раненую ногу, поморщилась.

– Удержишься? – спросил серебряный человек.

«Удержимся ли мы?» – этот вопрос горел в мозгу Лианьи, пробивая завесу боли. Второй раз в жизни – после того боя в Царстве Серры, когда пришлось сражаться с собственным народом, развращенным Фирексией, – Лианьи усомнилась в исходе битвы. Серра создала ее для сражений. Она не знала ничего, кроме войны. И того, что она знала, оказалось мало.

Серранка стряхнула с себя руку Прототипа. Движение было грубым, но злилась она лишь на собственную слабость.

– Все в порядке. – Она тихонько застонала, скорей от досады, чем от боли. – Мы справимся, – ответила она сама себе, сдерживая бессильную злость.

В рядах Капасхенов, бившихся в центре строя, послышались крики страха и замешательства. Лианьи подхватила свое знамя и приготовилась отдать очередной приказ. Боевой опыт подсказал ей, что произошло, еще до того, как весть, передаваясь от человека к человеку, достигла ее ушей. Гавван Капасхен убит! Сражен чудовищем – предавали бойцы. Цепь Капасхенов дрогнула, фирексийцы наступали. Лианьи побледнела. Еще немного, и воины обратятся в бегство, а за бегством последует бойня.