Между небом и тобой - Мэй Сандра - Страница 20

Знакомый клубок пронесся по организму, гася в зародыше головную боль, простуду, малярию, лихорадку и все то, что я теоретически могла подцепить в тюремной канализации. Я почти воочию видела, как мрут в моем организме микробы и бациллы. Страшной смертью!

Потом пришло величавое спокойствие. Я нацелилась на орешек, промахнулась, попала с третьего раза, уселась поудобнее и попыталась сфокусировать взгляд на Джонни. Мне это почти удалось, только их почему-то стало двое…

Джонни Огилви хмыкнул и проворчал:

— Эх, жалко, я не подлец и негодяй. Сейчас самое время воспользоваться твоим состоянием.

— К-каким еще состоянием?! Я бедна, как церковная мышь! Ш-ш-ш! Ох…

— Ты не остри, мне еще надо все переварить… Значит, Джессика?

— Да. Или Мойра. Или Каэрвен. Или Гвендолен — но это не я, а мама.

— Джессика Паркер. И ты из Огайо?

— Ну да. А что, нельзя?

— Что ты, что ты! Пожалуйста. Я сам из Техаса.

— Класс! Индейцы и ковбойцы… ох нет, ковбои и индеи…

— Помолчи-ка, а? Я размышляю.

— О чем?

— О тебе.

— Ох… надеюсь, мысли… ик!.. приятные?

— Не особенно. Утопить бы тебя…

— Не надо!

— Сам не хочу, а что делать? Джессика, ты хоть понимаешь, во что влипла?

— Нет!

— Понятно. Хороший джин. Дьявол, ну почему ты не сказала мне все в Касабланке?!

— Так ты бы меня бросил в тот же миг! И вообще, там я думала, что ты — бандит! И что ты меня убьешь. Я одна в жизни бы никуда не добралась.

— Да мы и сейчас рискуем, хотя… в принципе, раз все равно все уже оплачено, остался только этот Хесус… Возможно, нам просто повезет, и мы доберемся до Пуэрто-Рико без проблем.

— Я же все придумала, у меня на Багамах бунгало, там я отдохну и позвоню друзьям, а они разберутся с моими документами…

Большая и теплая ладонь Джонни, слегка пахнущая джином, закрыла мне рот. Склонившись ко мне, он тихо и мрачно произнес:

— Джессика, постарайся понять то, что я сейчас тебе скажу. Правосудие — вещь хорошая, но долгая. Как только власти узнают, что произошло, они тебя немедленно задержат до выяснения обстоятельств. Я не сомневаюсь, что тебя подставили, но это еще придется доказывать.

— Ой! Опять в тюрьму?

— Боюсь, что да.

— А что же делать? Ну придумай, Джонни!

— Минуточку! Тут нельзя ничего придумать, понимаешь? Твои документы в полиции Марокко, на тебя заведено дело — это же нельзя просто взять и забыть, как страшный сон? И я вовсе не собираюсь придумывать, как отмазать тебя от тюрьмы, просто лучше уж сидеть в ней дома, чем в Марокко.

— О да! Значит… меня арестуют?

— Думаю, да.

— Ты все испортил!

— Здрасте! Я-то при чем?

— Да потому что у меня было пр-рекрасное настроение, а теперь — отвратительное. Налей мне еще!

— Смотри, джин коварен.

— Наплевать. Я не ела трое суток, так что наверняка умру от третьего стакана. Ну и ладно. Разрешаю скинуть мое хладное тело за борт и забрать денежки себе.

— Вот что… держи стакан… пока мы плывем, давай расслабимся. По крайней мере месяц без малого у нас есть…

— Что?! Какой еще месяц?!

— Ну три недели. Через три недели мы будем в Рио.

— О нет!

— О да. Это, к твоему сведению, довольно далеко. Вся Атлантика. И мы пройдем вдоль всего побережья Африки…

— Правда? Вот здорово, я же мечтала посмотреть Африку…

Я радовалась как дитя, а Джонни смотрел на меня с непередаваемым выражением лица. Так смотрят на престарелых родственников, впавших в маразм. Джин бушевал в моем организме, но я решила быть твердой. Надо налаживать контакт, а то Джонни обидится и бросит меня на произвол судьбы.

— А можно, я парик сниму?

— Нет. Старпом удивится.

— А линзы? У меня слезы текут и глаза чешутся.

— Нельзя, сказал! У тебя в документах описание личности, еще не хватало спалиться на ерунде.

— Да, тебе хорошо говорить, у тебя нормальные документы…

Джонни невесело усмехнулся.

— Да, они у меня есть, только вот лучше мне ими не пользоваться. Боюсь, сидеть нам с тобой в соседних камерах…

— Ой, не надо! Джонни, ты тогда не езди со мной в Штаты. Оставайся в Ве-не-су-не-ле… ох, какое сложное название! Я не хочу, чтобы тебя сажали в тюрьму.

— Я тоже. Там видно будет. Если из Карупано ходят катера, тогда брошу тебя там. А вот если только самолеты…

Я представила себе одинокую пристань в неведомом Карупано, себя на белом катере, уходящем прочь от берега; Джонни, машущего мне платком и все уменьшающегося, уменьшающегося… Слезы навернулись на глаза, чертовы линзы отчаянно мешались, и я громко всхлипнула, ощущая себя самой несчастной женщиной во вселенной. Джонни Огилви внимательно посмотрел на меня — и рассмеялся.

— Готово. Третий стакан был лишним. Ты напилась, Джессика Паркер.

— Не зови меня так, понял?

— Хорошо, только не буянь. Как тебя называть?

— Элис! Съел? По документам я Элисон, вот и зови меня Элисон. Буду Элис. Просто Элис. А кто такая Элис…

— Все, хватит бурчать. Давай провожу тебя в каюту, приведи себя в порядок, и пойдем поедим. А то так ты у меня сама за борт вывалишься.

Я хихикнула и игриво потянула за простыню, прикрывавшую чресла Джонни.

— Как же ты меня проводишь, ты же ГОЛЫЙ!

— Уймись, Джесс.

— Не уймусь. А вот что ты будешь делать, если я ее сдерну…

Джонни неожиданно вскочил, отшвырнул простыню и в одно мгновение прижал меня к себе так крепко, что у меня дыхание перехватило. Я болтала ногами в воздухе, таращила глаза и беззвучно открывала рот, а Джонни свирепо заглядывал мне в глаза и шипел, как сварливая гремучая змея:

— Я тебя сейчас отпущу только потому, что ты пьяная и голодная. Но если еще раз вздумаешь заигрывать со мной… тогда потом не жалуйся!

— Ой…

— Вот именно. Хотела посмотреть на голого мужика — на, смотри. Налюбовалась?

— Ик!..

— Руками не трогать! Марш в душ, потом одеться, парик поправить и ждать меня на палубе. Все ясно?

— Ик!..

— Вперед!

Абсолютно голый красавец развернул меня, несчастную, лицом к двери, наподдал мне по попе, и я покорно помчалась к себе в каюту, сшибая все углы по дороге. Впрочем, я этого не замечала. Перед моим мысленным взором стояло слишком незабываемое зрелище, чтобы я могла отвлекаться на какие-то дурацкие перегородки и лесенки…

Душ немного помог, по крайней мере, я пришла в себя. На палубу я поднялась без посторонней помощи, всего-то два раза и споткнувшись на лестнице. Для похода на обед я выбрала бирюзовую шелковую тунику и белые брючки-капри, а на нос на всякий случай нацепила громадные темные очки — глаза пока еще не желали слушаться и все норовили съехаться к носу.

Вокруг была такая красота, что я немедленно позабыла обо всем на свете, припала к перилам и стала издавать мелодичные, но бессвязные вопли восторга. Рядом со мной притормозила моложавая и бодрая старушенция в спортивном костюме и соломенной шляпе. Немного послушав мои радостные причитания, она кивнула и сообщила:

— Всегда ценила в молодых девицах естественность. Вы так радовались пейзажу, что мне захотелось к вам присоединиться. Будем знакомы — леди Глория Треверс.

— Дж-ж-ж… Элисон Руис, можно просто Элис. Очень приятно.

— Вы американка?

А черт его знает, в панике подумала я. В отличие от Джонни я своих документов толком не видела. Ну и ладно!

— Да. А как вы догадались?

— У вас типичный акцент. Кентукки? Огайо? Индиана?

— Ух… Здорово! Огайо.

— И ирландские родственники, верно?

— Мама…

— Ха! Так я и знала. Дитя мое, не смущайтесь. Леди я по долгу супружества, а вообще-то — лингвист. Преподавала в Кембридже, потом вышла за лорда Треверса и оставила университет. Вы здесь одна?

— Нет. Я с… — Дьявол, кто он мне? И кто он здесь в принципе, Хуан или Джонни? — Я с другом. Он сейчас… а вот и он. Дорогой, это леди Глория Треверс, я только что с ней познакомилась.

Джонни Огилви — безукоризненно отглаженные черные брюки, белоснежная рубашка с открытым воротом, темные волосы стянуты в хвост, смуглое лицо корсара — склонился над сухой ручкой леди Треверс.