Лесная земляника - Мэй Сандра - Страница 17

Байкер решительно поменял дислокацию и вытянулся на полу вдоль дивана. Верный пес был счастлив — и этого счастья не могли подпортить даже подозрительные приспособления, смахивавшие на поводок, ошейник и намордник. Их примерку Байкер перенес стоически, про себя решив, что улучит момент и разгрызет это безобразие на мелкие кусочки.

Сейчас пес засыпал, слегка вздрагивая и иногда перебирая лапами. Переживаний за последние дни выпало много, но зато сейчас нос Байкера совершенно явственно ВИДЕЛ, что все хорошо.

Джон осторожно опустил руку вниз и погладил жесткую шерсть. Потом тихо засмеялся.

Как это, оказывается, просто — быть счастливым. И кто бы мог подумать, что счастье можно ощущать физически… Жесткая и теплая шерсть собаки. Шум дождя за окном. Прикосновение прохладных и гладких простыней к телу. Запах сосновых поленьев, ставших углями. Алые блики умирающего пламени на потолке.

И еще — воспоминание о двух парах счастливых глаз — синих и зеленых. Робкий и сияющий взгляд хрупкой девушки. Рассыпавшиеся по плечам светлые локоны. Тепло ее тела, до сих пор покалывающее кончики пальцев. Ее запах. Земляничный вкус ее губ…

Он не обидит ее ни взглядом, ни словом. Он не испугает ее нескромным движением, неловким намеком. Он этого не сделает, потому что этого сделать нельзя. Невозможно. Немыслимо. Никакое обладание не сравнится с теплой волной счастья, заливающего сердце Джона при одном только ВОСПОМИНАНИИ о том, как доверчиво и нежно посмотрела на него Майра, прощаясь на ночь.

Ему не нужно желать ее, видеть ее обнаженной — достаточно просто знать, что она спит в крошечной комнатке наверху, и ее тихое дыхание бесшумно и легко.

Джон закрыл глаза и даже не заснул — утонул в блаженстве.

Утром его разбудил запах кофе и горячего хлеба. Джон лежал, еще не открывая глаз, и наслаждался последними минутами сна. Вдруг он уловил негромкое и напряженное посапывание чьего-то явно небольшого носа. Джон осторожно открыл один глаз. Сопение стало чуть громче, в нем проскальзывало облегчение.

Джон хмыкнул и поинтересовался:

— Давно стоишь?

— Давно. Ма сказала, если разбудю тебя — она мне голову отвейвет.

— Надо ж, недобрая какая. Во сколько ж ты встал?

— А я всегда встаю час назад.

— И стоишь час?

— Ну… не очень час. Я писать ходил. И немножко велосапед погладил.

— Ты на улицу ходил?! Там же холодно.

— Дык… а где писать-то? Не в доме же.

— Понятно. Удобства во дворе. Вот и первый пункт ремонта.

— Чего?

— Это я так, на будущее. Вот что, залезай скорее с ногами и посиди, отдохни.

Шейн немедленно прыгнул Джону на живот и перекатился ближе к спинке дивана. Руки у него были теплые, глаза сияли, а темные вихры пахли воробьиными крыльями… Шейн и был похож на воробья, маленького, крепенького воробушка.

— Ну так что мы сегодня будем делать, мастер Шейн? Дождь идет?

— Ага.

— Тогда велосипед придется отложить на время.

— Джон…

— Ау?

— А можно мне сходить и посмотлеть на ИСКАВАТОЙ?

— Секундочку, это что ж у нас такое… А! Экскаватор! Ну конечно. После завтрака наденем новые куртки и отправимся смотреть. А потом ты немножко поиграешь один, то есть с Байкером, мы с Ма поговорим, а потом я поеду в гостиницу…

— Зачем это?

— Ну… мне же надо где-то жить.

— Так и живи тут. У нас там есть еще одна комната, навейху, просто мы в нее не ходим. Нас же двое. Тепей будет тлое.

— Друг мой, а что бы нам придумать с буквой «р»? Помнится, в детстве меня отлично научили, благодаря одному стишку. Хочешь научиться?

— Ага. Я уже большой. Пола.

— Пора, конечно.

— Останешься?

— Ну… я не думаю, что Ма согласится…

— Только если тебе самому здесь удобно… У нас ведь довольно убого.

Майра стояла в дверях комнаты, подпирая косяк двери. Сегодня на ней были потертые голубые джинсы с дырками на коленях и тонкий черный шерстяной пуловер. Рукава она закатала до локтей, волосы заплела в две небрежные косы и теперь выглядела совсем девчонкой. Очень хорошенькой девчонкой. Джон тоже как-то сразу начал чувствовать себя мальчишкой…

Он смущенно сел в постели, подтянул одеяло вместе с Шейном.

— Я не думаю, что это удобно для вас с Шейном, только и всего. До деревни недалеко, гостиница там есть…

— «Лев и Единорог» славится жесткостью своих кроватей и своеобразным отношением к холестерину. Там готовят на свином сале. Все, включая шоколадный торт. Кроме того, там клопы.

— Майра…

— Ты ведь говорил, что собираешься переехать в большой дом, как только отремонтируют хоть одну комнату. Потом собирался временно переселить туда и нас. Так почему же тебе не принять наше приглашение? Или…

В зеленых глазах мелькнула горькая усмешка. Джон торопливо замахал рукой.

— Я вовсе не сноб и не ханжа, Майра, если ты опять намекаешь на это.

? Я не намекаю на это. Может быть, ты волнуешься не о моей, а о своей репутации?

? Знаешь, что? Змея ты, вот что.

? Ну и хорошо. Значит, никаких доводов «против» у тебя нет. А комната наверху и правда есть. Она вполне ничего, только пыль вытереть. Кровать там плохая, но можно перевезти из большого дома кушетку.

? Отлично! Слушай, мы с Шейном хотели пойти посмотреть на стройку, можно?

? Конечно. Он любит всякие строительные машины. Я-то в них не сильно разбираюсь, но мистер Гибсон привез ему из Лондона книжку.

? Майра…

? Да, Джон?

? А потом мы поговорим, хорошо?

Она прикусила нижнюю губу, ответила не сразу.

? Может, не надо? Все ведь устроилось…

? Надо. Ты опять скажешь, что я сноб, но я должен выяснить, что за дела здесь творятся от моего имени.

? Хорошо. Одевайся. Умывальник и клозет у нас на заднем дворе. Немного холодновато, зато бодрит. Завтрак через десять минут. Шейн, одеваться. И чистить зубы.

? Я уже.

? Да? И чем же ты их чистил? Щетка сухая, как песок Сахары.

? Ну ладно, ладно. Иду.

Они позавтракали на кухне, смеясь и болтая так весело и непринужденно, словно и впрямь были одной семьей. Потом Джон и Шейн облачились в новые утепленные дождевики и резиновые сапоги, взяли с собой корзинку с бутербродами, орехами и яблоками и отправились на стройплощадку. Майра стояла на крыльце и махала им рукой. Байкер увязался с ними.

Джон шел, бережно сжимая маленькую ручку Шейна в своей, и с улыбкой слушал обстоятельный рассказ обо всех здешних чудесах. В голове при этом крутились всякие мысли, в основном очень приятные и спокойные. Джон представлял себе, как расцветет Мейденхед летом и как они с Шейном будут гонять на велосипеде, а потом опробуют лодку…

О том, что мальчик и Майра не являются его семьей, Джон Фарлоу не думал. Они так быстро и так естественно вошли в его жизнь, так мгновенно согрели его уже начинающее черстветь сердце, что сегодня утром он и не мыслил себе жизни без них.

Байкер проявил неожиданное малодушие, слегка убоявшись рычащих механизмов. Он уселся на сырую землю под большим кустом боярышника и взволнованно свесил язык набок. Весь его вид говорил: мне и отсюда все прекрасно видно, и если что — я спасу вас от железного чудища ценой собственной жизни, но туда без нужды не сунусь. От этой вони нос может ОСЛЕПНУТЬ!

Могучий викинг Снорри Олафсенссен приветствовал Джона величавым поклоном, а слегка оробевшему Шейну осторожно пожал руку. После нескольких, довольно бестолковых, вопросов о ходе строительных работ Джон замолчал, и тогда Шейн и викинг его удивили. Великан бережно подхватил малыша — и хохочущий Шейн в мгновение ока оказался у него на плече. После этого они пошли по площадке. Снорри гулко рокотал, показывая рукой в монтажной рукавице то на яркий оранжевый грейдер, то на сложенные аккуратными штабелями леса, а Шейн внимательно слушал его и важно кивал, иногда задавая вопросы и неизменно получая на них обстоятельный и подробный ответ. Джон плелся сзади, невольно ревнуя и досадуя, что гигант-прораб так быстро завладел вниманием мальчика.