Хочу замуж! - Мэй Сандра - Страница 13

За касторовое масло, кстати, спасибо ей. Ресницы у Эбигейл и впрямь вымахали аж до середины щек. А вот самой тетке это не помогло.

Во-от… Потом мать выписали из больницы, но тетка уж прижилась к тому времени в доме, уезжать не захотела. Они с папашей начали командовать на пару, а мать все сидела в своей комнате, только по воскресеньям гуляла вместе с теткой по главной улице.

Эбигейл росла себе и росла. То, что ее все жалеют, ее раздражало. Соседей она иногда прямо ненавидела за эту дурацкую жалость. И еще ненавидела, когда ее трогают за голову, а окружающих было хлебом не корми — дай погладить белобрысые кудряшки и назвать «прелестным ребенком».

К двенадцати годам начались прыщи — тетка мазала их керосином, очень щипало, — и рост груди. Грудь прям так и перла, а сама Эбигейл — нет. Тетка опять же купила ей первый лифчик — лиловый ужас из плотной бумазеи. Разумеется, любимой забавой мерзавцев одноклассников стало нащупывание на спине у Эбигейл застежки лифчика и дальнейшее щелканье ею. Одно время у нее на спине даже синяк был, долго не проходил…

А потом она неожиданно стала красавицей. Эбигейл очень хорошо запомнила этот день — с самого утра в ванной она посмотрела мельком в зеркало и застыла, пораженная.

Ненавистные белобрысые пакли очаровательной копной рассыпались по точеным плечам, кожа отливала перламутром, в больших темно-голубых глазах плескалась ленивая нега… Эбигейл впервые рассматривала саму себя в зеркале с удивлением и восторгом.

Одноклассники тоже переменились, как по волшебству. Мальчишки перестали приставать к ней лично, но зато принялись выпендриваться перед ней кто во что горазд. Ходили колесом, дрались, норовили упасть к ней на парту. Эбигейл это веселило и раздражало одновременно. Иногда у нее создавалось впечатление, что в школе ее постоянно окружает жужжащий рой надоедливых пчел.

Потом с ней поссорились все подружки. К тому времени Эбигейл уже многое понимала и потому встретила предательство женской половины класса с насмешливой улыбкой. Эти курицы ей завидовали! Совершенно естественно — ведь перед ними никто не выпендривался, валентинок ведрами им никто не посылал, да еще и брекеты у них у всех были на зубах, а это жуткое зрелище…

Папаша тоже как-то переменился. Раньше все больше команды отдавал, а теперь присмирел, все косился в ее сторону и о чем-то размышлял. Деньги стал давать карманные. Эбигейл откладывала их и терпела, а к Рождеству — и своему четырнадцатилетию — выписала по каталогу изумительной красоты нижнее белье. Настоящий кружевной комплект, с поясом и корсетом. Впервые примерив его в ванной комнате, Эбигейл Бриджуотер окончательно убедилась в том, что равных ей по красоте в этом городишке нет.

Теперь все ее мысли были заняты только собой и нарядами. На драгоценности денег не было, поэтому практичная Эбигейл о драгоценностях пока и не думала. Она внимательно следила за распродажами и различными акциями, подбирала себе гардероб с тщательностью суперзвезды — естественно, на учебу времени не было. Эбигейл было наплевать на это. Мать окончила аж университет — и что, это сделало ее счастливее?

Дочь профессионального военного, она научилась прятать свои истинные мысли и чувства под камуфляжем. Основной, каждодневной, так сказать, маской стало обличье дурочки-блондинки. Эбигейл хлопала длинными ресницами, таращила голубые очи и складывала губки бантиком. Учителя-мужчины млели и ставили высший балл, женщины обреченно и понимающе вздыхали и ставили «посредственно».

Отец становился все задумчивее, мать окончательно перешла в разряд домашних привидений, а тетка… тетка как-то попыталась отобрать у Эбигейл косметичку и спрятать джинсовую мини-юбку. Эбигейл рыдала и билась головой об пол (осторожно), после чего отец заперся с теткой в кабинете и долго орал что-то бессвязное. Потом говорила тетка, и Эбигейл, подслушивавшая под дверью, расслышала «ведешь себя, как сутенер», «ты еще пожалеешь» и «дешевая шлюха». Через два часа папаша молча погрузил чемоданы тетки в багажник старого «форда» и навсегда увез Мэри Энн из Литл-Соноры.

Без тетки жизнь началась и вовсе прекрасная. Эбигейл больше никто не трогал, она сама потихоньку переставила все у себя в спальне, из теткиной смежной комнаты сделала гардеробную — словом, зажила по-человечески. Папаша вел себя хорошо, если не считать того, что он крайне ревниво и жестко относился к появлению в доме одноклассников Эбигейл мужского пола. Ну и не надо. Какой смысл встречаться с парнями дома, если вокруг на сотни миль раскинулась вполне дикая природа с красотами, свежим воздухом и полной, так сказать, конфиденциальностью?

В пятнадцать она познакомилась с Джимми. Он был совсем взрослым парнем, Джимми Ли. Ему было двадцать пять лет — почти старик. Эбигейл справедливо рассудила, что невинность терять стоит, но только незаметно и под руководством опытного тренера, — и отдалась Джимми Ли на второй день знакомства, после танцев.

Секс оказался забавной, немного утомительной и совсем не страшной штукой. Эбигейл философски отнеслась к собственному грехопадению, а вот Джимми Ли едва с ума не сошел от беспокойства. Связь с несовершеннолетней, да еще и дочерью уважаемого в городе человека… нет, Джимми Ли был совершенно не расположен афишировать эту связь, что Эбигейл очень устраивало.

Джимми Ли отбыл на дальние пастбища, а Эбигейл ударилась во все тяжкие. Искусство обольщения она оттачивала на сверстниках и парнях постарше, но всегда соблюдала крайнюю осторожность, не переходя последней границы. В результате на шестнадцатилетие сразу три парня подарили ей, сопя и смущаясь, золотые цепочку, колечко и сережки, а отец отдал старый «форд» в ее безраздельное пользование. Красота наконец-то начала приносить дивиденды.

Весной вернулся Джимми Ли, и Эбигейл с некоторым удивлением поняла, что соскучилась по ДЕЙСТВИТЕЛЬНО горячему сексу. Три ночи, проведенные с Джимми Ли, были изматывающими и прекрасными — но последствия оказались катастрофическими.

Она читала массу глянцевых журналов для женщин и потому признаки этой самой катастрофы вычислила мгновенно и безошибочно. Честно говоря, в первый момент Эбигейл даже подумала о самоубийстве — это был самый подходящий выход для девушки в ее, ха-ха, положении. Однако холодный и могучий ум Эбигейл подавил недостойные приступы паники, и она начала комбинировать…

Ее выбор пал на Роя Роджерса… ну потому, что он ей в принципе нравился. Он очень смешно на нее смотрел, и даже в зеркальце за ней подсматривал не как похотливый кролик, а как восхищенный зритель. Он ее обожал — а такое преклонение всегда приятно. Эбигейл решила убить нескольких зайцев сразу. Во-первых, ежу ясно, что Джимми Ли ей все равно не пара, во-вторых, семья Роджерс достаточно состоятельна, чтобы покрыть ее позор деньгами, в-третьих… ну, возможно, с Роем у них и в самом деле что-нибудь выйдет…

Разумеется, она его осчастливила, бедняжку. Как смешно он путался в собственных трусах, как сопел и всхлипывал… чистый ребенок. От него и пахло еще совсем по-детски. Эбигейл терпеливо имитировала страсть с последующим оргазмом, шептала Рою какие-то глупости, а сама размышляла, размышляла, размышляла…

Пожалуй, именно в ту ночь она впервые почувствовала нечто вроде неясного пока отвращения к мужчинам. Легкое раздражение, быть может. Тень презрения. И полное осознание своего несомненного превосходства над ними.

Сроки поджимали, и хорошо, что Рой не умел считать — вообще во всех этих делах не разбирался. Эбигейл перестала спать по ночам, начала грызть ногти и жрать ненавистные леденцы тоннами. Наконец он повез ее в Даллас, к врачу, и это было ужасно, страшно, отвратительно, больно, мерзко… но это избавило ее от проблемы, и Эбигейл обрела новый опыт, гласивший: все когда-нибудь кончается, а пережить можно все, кроме смерти. Мысль не новая, но каждый приходит к ней своим путем.

Мальчишка мучился, всю дорогу заглядывал ей в глаза, пытался заговорить, но Эбигейл было слишком хреново, чтобы она могла притворяться. Низ живота терзала тупая, ноющая боль, воспоминания о волосатых руках подпольного абортмахера вызывали тошноту, и Эбигейл невольно перенесла это отвращение и на Роя. Она холодно распрощалась с ним возле своего дома и торопливо поднялась к себе в комнату.