Черная ряса - Коллинз Уильям Уилки - Страница 3

— Благородная речь! — воскликнул Командор.

Генерал приложил руку к сердцу и поклонился.

Игра началась.

Как человек небогатый, я не был предметом таких ухаживаний со стороны дам, как Ромейн. Но надо же было заплатить за обед, принимая хотя бы некоторое участие в вечерних увеселениях. Оказалось, что за рулеткой допускались небольшие ставки. Кроме того, карточный стол сулил так много привлекательного, что у рулетки вряд ли стоило плутовать. Я расположился возле одного из гостей, имевшего наименее мошеннический вид, и стал играть в рулетку.

Каким-то чудом мне повезло сначала. Сосед передал мне мой выигрыш.

— Я проиграл все, до последнего сантима, — шепнул он жалобно, — а дома у меня жена и дети.

Я дал бедняку взаймы пять франков. Он слегка улыбнулся, глядя на деньги.

— Это напоминает мне недавно случившееся со мной происшествие, — сказал он. — Я дал взаймы денег тому господину, который играет с генералом. Боже сохрани иметь с ним дело! Как вы думаете, что я получил в уплату за мой вексель в четыре тысячи франков? Сто бутылок шампанского, пятьдесят бутылок чернил, пятьдесят коробок колбасы, три дюжины платков, две картины неизвестных мастеров, две шали, сто географических карт и — пять франков.

Мы продолжили игру. Удача изменила мне, я проигрывал, проигрывал, постоянно проигрывал. Время от времени я оборачивался к карточному столу. Генерал метал банк и, мне казалось, ужасно его затягивал. Перед ним лежала груда банковых билетов и золота, выигранных главным образом у Ромейна, как я узнал впоследствии. Что касается моего соседа, несчастного обладателя коробок ваксы, картин неизвестных мастеров и прочего, он выигрывал, но, надеясь на свое счастье, рисковал и, проиграв последний сантим, удалился в угол, ища утешения в сигаре. Я тоже поднялся, чтобы последовать его примеру, как у карточного стола раздались яростные крики.

Я видел, как Ромейн вскочил и, вырвав у генерала карты, закричал:

— Негодяй! Вы плутуете!

Генерал тоже вскочил с криком:

— Вы лжете!

Я попытался вмешаться, но Ромейн понял необходимость сдержать себя.

— Шулер не может оскорбить джентльмена, — сказал он хладнокровно.

— Так вот вам! — и генерал плюнул ему в лицо.

В ту же минуту Ромейн ударом свалил его на пол.

Генерал был грузный мужчина, он упал тяжело и на минуту остался недвижимым. Женщины с визгом выбежали из комнаты. Мирный Командор дрожал с головы до ног. Двое из присутствующих — надо отдать им справедливость, не трусы — заперли дверь.

— Вы не уйдете, — сказали они нам, — пока не убедимся, что он пришел в себя.

С помощью холодной воды и нюхательной соли генерала скоро привели в чувство.

Он что-то шепнул одному из своих друзей, и тот обратился ко мне.

— Генерал вызывает мистера Ромейна на дуэль. Как один из секундантов, я прошу назначить мне час, когда я могу видеть вас завтра утром.

Я отказался выполнять его просьбу, пока не отопрут двери и не выпустят нас.

— Экипаж ждет нас у ворот, — прибавил я. — Если он вернется в гостиницу без нас, то станут наводить справки.

Мое замечание возымело действие. Двери отперли, и я назначил свидание на другой день.

Мы уехали.

Излишне говорить, что, принимая вызов генерала, я только старался избежать новой ссоры. Если бы эти личности возымели достаточно наглости, чтобы явиться в гостиницу, я бы решился постращать их вмешательством полиции и таким образом положить конец всему делу. Ромейн не высказывал своего мнения. Его поведение вызывало у меня опасения. Унизительное оскорбление, нанесенное ему, казалось, не выходило у него из головы. Он задумчиво ходил по своей комнате.

— Вы ничего не желаете сказать мне? — спросил я. Он ответил только:

— Подождите до завтра.

На следующее утро явились секунданты.

Я ожидал увидеть двоих из господ, с которыми мы обедали вчера. К моему удивлению, посетители оказались офицерами из полка генерала. Они предложили дуэль на следующее утро, предоставляя выбор оружия Ромейну как вызываемому.

Мне стало ясно, что способ игры в карты, который практиковался генералом, не был известен его подчиненным. Он, быть может, имел некоторые предосудительные знакомства и, как я впоследствии узнал, иногда навлекал на себя подозрения, но появление двух джентльменов от его имени свидетельствовало, что он все еще пользовался некоторой репутацией, которую желал сохранить. Офицеры объявили, что Ромейн впал в роковую ошибку, сам вызвал оскорбление и отвечал на него грубой выходкой, достойной труса. Как мужчина и военный, генерал вдвойне должен был настаивать на дуэли. Если бы даже Ромейн стал извиняться, его извинения не могут быть приняты.

Видя, что остался только один выход, я отказался принять вызов.

На вопрос о причинах отказа я счел нужным отвечать в известных границах: хотя мы и знали, что генерал был шулер, но оспаривать прямо его право на удовлетворение, раз секундантами его явились два офицера, было делом щекотливым. Я принес карты, унесенные Ромейном в кармане, и показал их секундантам как доказательство правоты моего друга.

Секунданты, видимо, подготовленные своим командиром к подобной случайности, отказались от осмотра карт. Во-первых, говорили они, даже если бы действительно вся колода оказалась помеченной, то и это обстоятельство не могло бы служить извинением Ромейну. Во-вторых, высокая репутация генерала не допускала, чтобы при каких бы то ни было обстоятельствах подозрение могло пасть на него. Подобно нам самим, он также случайно сошелся с предосудительным обществом и был невинной жертвой ошибки или обмана, произведенного кем-нибудь другим из находившихся за столом.

Доведенный до крайности, я стал основывать свой отказ на том, что мы англичане и дуэль в Англии запрещена. Оба секунданта отказались признать это обстоятельство уважительным.

— Мы во Франции, — сказал один из них, — где дуэль между порядочными людьми служит удовлетворением за нанесенное оскорбление. Вы обязаны уважать общественные законы той страны, где живете, даже временно. Отказываясь, вы рискуете подвергнуть вашу храбрость такому общественному обвинению, которое слишком унизительно, чтобы о нем упоминать. Так как сейчас соблюдены не все формальности, то мы отложим переговоры на три часа. Мы должны договариваться с двумя джентльменами со стороны мистера Ромейна. Найдите другого секунданта и обдумайте хорошенько свое решение до нашего следующего визита.

Не успели французы выйти в одну дверь, как Ромейн вошел в другую.

— Я слышал все, — сказал он спокойно. — Примите вызов.

Торжественно заявляю, что я испытал все средства, способные поколебать решение моего друга, так как твердо был убежден в необдуманности его поступка. Все мои увещевания не привели ни к чему. Он был глух ко всем доводам с той минуты, как было высказано, что результатом отказа могло быть сомнение в его мужестве.

— Зная ваш образ мыслей, — сказал он, — я не стану просить вас быть моим секундантом. Мне нетрудно будет найти секундантов-французов, и помните: если вы попробуете предотвратить встречу, то дуэль все-таки произойдет в другом месте, а дружбе нашей с той минуты конец.

Бесполезно прибавлять после этого, что я сопровождал его на следующее утро в качестве секунданта.

Ровно в девять часов — в назначенное время — мы были на месте.

Второй секундант, француз, был родственником одного из офицеров, принесших вызов.

По его указанию мы выбрали оружием пистолеты. Ромейн, как большинство современных англичан, вовсе не умел владеть шпагой. Но почти также неопытен он был и в обращении с пистолетом.

Наши противники опоздали. Мы ждали их более десяти минут. Погода не благоприятствовала ожиданиям. День был сырой, шла изморось. Густой туман медленно надвигался на нас с моря.

Когда наши противники явились, генерала между ними не было. Высокий, щеголеватый молодой человек поклонился Ромейну мрачно, но вежливо, и сказал сопровождавшему его господину: