Черная ряса - Коллинз Уильям Уилки - Страница 23

— Мне надо сегодня же уехать из Лондона, — отвечал майор, — но по возвращении я, конечно, последую вашему совету.

— И дадите нам знать о результате?

— С величайшим удовольствием.

Майор Гайнд простился.

— Ты будешь виновата, если майор даром потеряет время, — сказал лорд Лоринг.

— Не думаю, — отвечала леди Лоринг.

Она встала и хотела выйти из комнаты.

— Ты собираешься куда-нибудь? — спросил ее муж.

— Нет. Иду наверх, к Стелле.

Леди Лоринг застала мисс Эйрикорт в ее комнате. Маленький портрет Ромейна, нарисованный ею по памяти, лежал перед ней на столе. Она вся погрузилась в созерцание его.

— Что же говорит тебе этот портрет, Стелла?

— То же самое, что я знала прежде. В этом лице нет ни лукавства, ни жестокости…

— И это открытие удовлетворяет тебя? Я начинаю презирать Ромейна за то, что он прячется от нас. Ты сможешь извинить его?

Стелла заперла портрет в несессер.

— Я могу подождать, — сказала она спокойно.

Это выражение терпения, казалось, выводило леди Лоринг из себя.

— Что с тобой сегодня утром происходит? — спросила она. — Ты еще скрытнее, чем всегда.

— Нет, Аделаида, я только расстроена. Я не могу забыть, что встретилась с Винтерфильдом. Я чувствую, что над моей головой нависло какое-то несчастье.

— Не упоминай об этом негодяе! — воскликнула леди. — Мне надо сообщить тебе кое-что о Ромейне. Ты совсем погрузилась в свои мрачные предчувствия или можешь еще выслушать меня?

Лицо Стеллы преобразилось. Леди Лоринг подробно описала свидание с майором Гайндом, оживляя свой рассказ описанием манер и наружности майора.

— Он и лорд Лоринг убеждены, что, раз дав денег этим иностранцам, Ромейн не будет иметь покоя от них.

Письмо не следует показывать, пока не будет известно что-нибудь более положительное.

— Я бы желала иметь это письмо! — воскликнула Стелла.

— Вы передали бы его Ромейну?

— Сию же минуту! Не все ли равно, достойны эти бедняки его щедрости или нет? Если это возвратит ему спокойствие, то кому какое дело, стоят ли они его помощи? Они даже не должны знать, кто будет помогать им, — Ромейн будет для них неизвестным благодетелем.

Нам надо думать о нем, а не о них: его душевный мир — все; их заслуги — ничто. По моему мнению, жестоко сохранять в тайне от него полученное известие. Почему ты не взяла письмо у майора?

— Успокойся, Стелла. По возвращении в Лондон майор наведет справки о вдове и детях.

— «По возвращении»! — повторила Стелла с негодованием.

— Кто знает, что придется выстрадать беднякам в это время и что почувствует Ромейн, услышав когда-нибудь о их страданиях. Повтори мне адрес. Ты сказала, это где-то в Элингтоне?

— Зачем тебе знать адрес? — спросила леди Лоринг. — Неужели ты хочешь написать Ромейну?

— Я подумаю, прежде чем решусь на что-нибудь. Если ты не доверяешь моему благоразумию, то лучше прямо скажи об этом.

Она говорила резко. В тоне, которым ей ответила леди Лоринг, также звучала нотка нетерпения.

— Делай как хочешь! Не буду вмешиваться в твои дела!

Ее неудачный визит к Ромейну явился предметом спора между подругами, и теперь она намекала на это.

— Ты получишь адрес, — величественно объявила миледи и, написав его на клочке бумаги, вышла из комнаты.

Легко выходившая из себя леди Лоринг так же скоро успокаивалась. Злопамятность, этот самый мелочный из пороков, была чужда ей. Через пять минут она уже раскаивалась в своей вспышке, а потом, подождав еще пять минут на тот случай, если б Стелла первая пришла искать примирения, и видя, что ее ожидания напрасны, она задала себе вопрос:

— Не обидела ли я ее в самом деле?

В следующую минуту она направилась в комнату Стеллы, но Стеллы там не было.

Леди Лоринг позвонила.

— Где мисс Эйрикорт?

— Они ушли со двора, миледи.

— Мисс Эйрикорт ничего не приказала передать мне?

— Нет, миледи. Они очень спешили.

Леди Лоринг сразу догадалась, что Стелла решилась принять дело о семье генерала в свои руки.

Можно ли было предвидеть, к чему могло повести такое необдуманное решение?

После колебаний, размышлений и новых колебаний леди Лоринг не могла сдержать своего беспокойства. Она не только решила последовать за Стеллой, но, будучи под влиянием нервного возбуждения, взяла с собой слугу на случай надобности.

XII

СЕМЕЙСТВО ГЕНЕРАЛА

Не всегда отличавшаяся сообразительностью, леди Лоринг на этот раз не ошиблась. Стелла остановила первый попавшийся ей кеб и приказала извозчику ехать в Кемп-Гилл, Элингтон.

При виде бедной, узкой улицы, заканчивавшейся тупиком и заполненной грязными детьми, ссорившимися за игрой, мужество Стеллы на минуту поколебалось. Даже извозчик, высадив ее у въезда на улицу, сказал, что молодой леди не безопасно одной посещать такое место. Стелла подумала о Ромейне. Твердая уверенность в том, что она помогает ему в благом деле, которое казалось ему вместе с тем делом искупления, оживила ее храбрость. Она смело подошла к отворенной двери дома №10 и постучалась.

На лестнице, поднимавшейся из темного пространства, пропитанного запахом кухни, показалось грязное лицо безобразной старухи с всклокоченными седыми волосами.

— Чего вам? — спросила, высунувшись до половины, эта ведьма лондонских вертепов.

— Здесь живет мадам Марильяк? — спросила Стелла.

— Иностранка-то?

— Да.

— На втором этаже.

Сообщив это, верхняя половина ведьмы снова ушла в землю и исчезла. Стелла, подобрав юбки, стала впервые в жизни взбираться по грязной лестнице.

Хриплые голоса, брань и грубый хохот за запертой дверью первого этажа заставили ее поспешить взобраться на лестницу, ведущую вверх. Здесь было лучше, по крайней мере тихо. Стоя на площадке, она постучала. Нежный голос ответил по-французски «entrez», но затем тотчас повторил по-английски: «Войдите».

Стелла отворила дверь.

Бедно меблированная комната была чрезвычайно чиста. Над постелью на стене висел маленький образок Божией Матери, украшенный венком из поблекших искусственных цветов. У круглого столика сидели две женщины в черных платьях из грубой материи и работали над каким-то вышиванием. Старшая из них встала, когда посетительница вошла в комнату. Тонкие, пропорциональные черты ее изнуренного и усталого лица все еще носили отпечаток прежней красоты. Ее темные глаза остановились на Стелле с выражением жалобной просьбы.

— Вы пришли за работой, сударыня? — спросила она по-английски с иностранным акцентом. — Извините меня, прошу вас, я еще не кончила ее.

Вторая женщина вдруг подняла глаза от работы.

Она также поблекла и была худа, но глаза ее блестели и движения сохранили девичью гибкость. С первого взгляда можно было догадаться по ее сходству со старшей женщиной о их родстве.

— Это я виновата! — воскликнула она страстно по-французски. — Я устала, была голодна и проспала дольше, чем следовало. Матушке не хотелось будить меня и заставлять приниматься за работу. Я презренная эгоистка, а матушка — святая!

Она подавила слезы, выступившие у нее на глазах, и гордо, поспешно принялась за работу.

Как только представилась возможность говорить, Стелла, стараясь успокоить женщин, произнесла:

— Я совсем ничего не знаю о работе, — сказала она по-французски, чтобы быть лучше понятой. — Откровенно говоря, я пришла сюда, чтобы немного помочь вам, мадам Марильяк, если вы позволите.

— Принесли милостыню? — спросила дочь, снова мрачно подняв глаза от иголки.

— Нет, участие, — мягко отвечала Стелла.

Девушка снова принялась за работу.

— Извините меня, — сказала она, — и я со временем научусь покоряться судьбе.

Тихая страдалица-мать подала Стелле стул.

— У вас прекрасное, доброе лицо, мисс, — сказала она, — и я уверена, что вы извините мою бедняжку дочь. Я еще помню то время, когда и сама была так же вспыльчива, как она. Позвольте спросить, от кого вы узнали о нас?