Армадэль. Том 2 - Коллинз Уильям Уилки - Страница 92

В ту минуту, которая пролетела, пока он ждал, не спуская глаз с комнаты, сомнение его разрешилось — он нашёл тривиальный, но убедительный предлог для того, что он задумал. Бэшуд видел, как он подошёл к двери, Бэшуд слышал, как он тихо постучался и прошептал:

— Аллэн, вы в постели?

— Нет, — ответил голос изнутри. — Войдите.

Он, по-видимому, хотел войти в комнату, но вдруг остановился, как-будто вспомнил что-то.

— Подождите минуту, — сказал он через дверь и, повернувшись, прямо пошёл к крайней комнате.

— Если кто-нибудь наблюдает за нами оттуда, — сказал он вслух, — пусть себе наблюдает сквозь это!

Он вынул носовой платок и заткнул им промежутки решётки, принудив таким образом шпиона (если он там был) или обнаружить себя, сняв носовой платок, или не видеть ничего того, что потом случится. Мидуинтер вошёл в комнату Аллэна.

— Вы знаете, какие слабые у меня нервы, — сказал он, — и как я дурно сплю, даже когда совсем здоров. Я никак не могу заснуть. Окно в моей комнате стучит каждый раз, как только подует ветер. Я сожалею, зачем оно не так закреплено, как ваше.

— Любезный друг, — сказал Аллэн, — мне всё равно, стучит окно или не стучит. Обменяемся комнатами. Какой вздор! Зачем вам извиняться передо мною? Разве я не знаю, как легко пустяки расстраивают ваши больные нервы? Теперь, когда доктор успокоил меня насчёт бедной Нили, я начинаю чувствовать усталость от дороги и ручаюсь, что засну в любой комнате до завтрашнего утра.

Он взял свой дорожный мешок.

— Нам надо поторопиться, — прибавил он, указывая на свою свечу. — Мне оставили не очень большую свечу, чтобы, видно, скорее лёг спать.

— Идите тише, Аллэн, — сказал ему Мидуинтер, отворяя дверь. — Нам не надо лишнего шума в доме в такое позднее время.

— Да-да, — отвечал Аллэн шёпотом. — Спокойной ночи. Я надеюсь, что вы заснёте так же хорошо, как и я.

Мидуинтер проводил Аллэна в комнату под номером третьим и заметил, что его свеча, которую он там оставил была так же коротка.

— Спокойной ночи, — сказал он и снова вышел в коридор. Он прямо подошёл к решётке и опять стал смотреть и прислушиваться. Носовой платок оставался точно так, как он его оставил, и изнутри не слышалось никакого шума. Он медленно вернулся к двери своей комнаты и в последний раз подумал о принятых им предосторожностях. Неужели не было никакого другого способа, кроме того, который он попробовал теперь? Никакого. Открытая защита — тогда как характер опасности и незнание, от кого она могла происходить, были одинаково неизвестны — была бы бесполезна сама по себе и больше чем бесполезна по своим последствиям, заставив людей в доме остерегаться. Не имея ни одного факта, который мог бы оправдать в глазах других его беспокойство о том, что могло случиться в эту ночь; бессильный поколебать доверчивость Аллэна, поверившего благородной внешности доктора, в которой он предстал перед ним, Мидуинтер мог придумать только одно средство для безопасности своего друга — перемену комнат, мог следовать только одной тактике — что бы ни случилось, тактике ожидания развития событий.

— Я могу положиться только на одно, — сказал он сам себе, обводя глазами коридор. — Я могу положиться на то, чего я не знаю.

Бросив взгляд на часы, висевшие на противоположной стене, Мидуинтер вошёл в комнату под номером четвёртым. Послышался звук запиравшейся двери, за которым последовал звук повёрнутого ключа, потом снова в доме воцарилась мёртвая тишина.

Мало-помалу управитель в тишине и темноте преодолел свой страх и решил снять носовой платок. Он осторожно приподнял один угол платка, подождал, посмотрел и, наконец, собрался с мужеством, чтобы вынуть весь платок. Спрятав его сначала в свой карман, он подумал о последствиях, если его найдут у него, и бросил платок в углу комнаты. Он задрожал, бросая платок, посмотрел на свои часы и стал у решётки ждать мисс Гуильт.

Часовая стрелка обошла половину круга на циферблате. Когда она дошла до четверти второго, мисс Гуильт тихо вышла в коридор.

— Выходите, — шепнула она в решётку, — и ступайте за мной.

Она вернулась к лестнице, с которой только что спустилась, тихо затворила дверь после того, как Бэшуд последовал за нею, и поднялась на площадку второго этажа. Тут она задала ему вопрос, который не решилась задать внизу.

— Ввели мистера Армадэля в комнату под номером четвёртым?

Бэшуд, не говоря ни слова, кивнул головой.

— Отвечайте мне словами: выходил мистер Армадэль из комнаты после этого?

Он отвечал:

— Нет.

— Вы ни разу не теряли из виду комнату под номером четвёртым с тех пор, как я оставила вас?

Он отвечал:

— Ни разу.

Мисс Гуильт взглянула на него, обманутая последним человеком на свете, которого она могла подозревать в обмане, человеком, которого она обманула сама.

— Вы, кажется, очень взволнованы, — сказала мисс Гуильт спокойно. — Эта ночь была слишком трудна для вас. Ступайте наверх и отдохните. Вы найдёте дверь одной из комнат открытой, эта комната, которую вы должны занять. Спокойной ночи.

Она поставила свечу на стол и подала Бэшуду руку. Он с отчаянием задержал её руку, когда она повернулась, чтобы оставить его. Страх при мысли о том, что могло случиться, когда она останется одна, вынудил Бэшуда произнести слова, которые он побоялся бы сказать в любое другое время.

— Не ходите, — умолял он шёпотом. — О! Не ходите, не ходите, не ходите вниз сегодня.

Она освободила свою руку и сделала ему знак взять свечу.

— Вы увидите меня завтра, — сказала она. — Теперь ни слова более!

Её сильная воля победила Бэшуда и в эту последнюю минуту, как побеждала всегда.

— Ночь пройдёт скоро, — сказал он сам себе, когда мисс Гуильт скрылась из глаз. — Я буду мечтать о ней, пока не наступит утро.

Она заперла дверь у лестницы, когда прошла в неё, прислушалась и удостоверилась, что кругом все тихо; потом прошла по коридору к окну. Облокотившись о подоконник, она смотрела в ночную темноту. Тучи закрывали в эту минуту луну, ничего нельзя было увидеть в темноте, кроме газовых рожков, разбросанных по предместью. Отойдя от окна, она посмотрела на часы: было двадцать минут второго.

В последний раз решимость, овладевшая мисс Гуильт в начале этой ночи, когда она узнала, что муж её в этом доме, заняла главное место в её мыслях. В последний раз внутренний голос сказал ей: «Подумай, нет ли другого способа!» Мисс Гуильт обдумывала это до тех пор, пока стрелка часов не показала полчаса второго.

— Нет, — сказала она, все думая о своём муже, — осталось только идти до самого конца. Он не сделает того, зачем приехал сюда, он не произнесёт слов, которые приехал сюда сказать, когда узнает, что его поступок может сделать меня предметом публичной огласки, а его слова могут послать меня на эшафот!

Румянец вспыхнул на её лице, и она улыбнулась с отвратительной иронией, посмотрев на дверь комнаты.

— Я буду твоей вдовой, — сказала мисс Гуильт, — через полчаса!

Она отперла ящик с аппаратом и взяла в руку пурпуровый флакон. Заметив время по часам, она опустила в стеклянную трубку первый из шести отдельных приёмов, которые были размерены для неё бумажкой.

Поставив опять флакон в ящик, она приложила ухо к отверстию трубки — ни малейшего звука не донеслось до её слуха; гибельный процесс делал своё дело в гробовой тишине. Когда она приподнялась и подняла глаза, луна сияла в окно и холодный ветер стих.

О время! Время! Если бы только это могло начаться и кончиться первым приёмом! Мисс Гуильт сошла вниз в переднюю, ходила взад и вперёд и прислушивалась у открытой двери, которая вела на кухонную лестницу. Она снова поднялась наверх, затем опять спустилась вниз. Первый из пятиминутных промежутков тянулся бесконечно. Время точно стояло неподвижно. Неизвестность сводила с ума.

Промежуток прошёл. Когда мисс Гуильт взяла флакон во второй раз и налила второй приём, тучи закрыли свет луны и ночной вид из окна начал медленно помрачаться.