День признаний в любви - Лубенец Светлана - Страница 16

– Предлагаю все же начать урок, – сказала она, будто кто-то из девятиклассников мог не согласиться с ее предложением. – Для всех остальных обсуждений и разборок существует классный час. Итак, открываем тетради…

Учительница решила пропустить проверку домашнего задания, поскольку приличная часть времени уже была потеряна, и хотела назвать новую тему урока, но в это время со своего места вскочила Ирочка Разуваева. Ее лицо было неприятно розовым, будто воспаленным, белокурые локоны некрасиво сбились на одну сторону, а заколка в виде бабочки собиралась упасть на пол и стать новым объектом, который поглотит внимание ее одноклассников, после линейки Савченко.

– Это все неправда! – выкрикнула она. – Филипп ни при чем! Он этого не делал!!

– Что ты несешь? – тут же откликнулся Доронин, который тоже покраснел сразу всем лицом и шеей, как часто бывает с рыжеволосыми людьми. – Ты же сама меня видела!!

– Да! Я видела тебя в кабинете, но я знаю, что это сделал не ты!

– Откуда тебе знать? Я же сам выставил тебя из кабинета английского!

– Ну и что! У меня есть доказательства…

– Какие еще доказательства?!

Ирочка стояла возле своего стола, и ее губы, накрашенные бледно-розовой помадой, дрожали.

– Ну что же ты молчишь, Ира? – вынуждена была спросить Раиса Ивановна. – Какие у тебя есть доказательства?

– Я… я не могу их предъявить… – почти прошептала девочка, но во вновь воцарившейся напряженной тишине все ее прекрасно расслышали. – Это подло… подло сдавать человека… И я этого не стану делать… Пусть сам признается…

– Я уже признался, Разуваева! – крикнул ей Доронин. – Что тебе еще надо?!

– Это не он… не он… – все так же шепотом проговорила Ирочка, опустилась на стул и заплакала, закрыв лицо ладонями.

– Вот так номер, – произнес Савченко. – Тут даже дедукция не срабатывает. Что-то я ничего не понимаю…

– Да уж! Там, где любофф, дедукции делать нечего! – насмешливо провозгласил Юра Пятковский.

– Ты так думаешь? – с сомнением произнес Руслан.

– А то! Ты же сам ради этого, с позволения сказать, святого чувства… – Пятковский хихикнул, – …практически спер…

– Э! Ты, полегче! Не все в курсе!

– Ах, да! Ну прости…

– Так! Что-то мне совсем не нравится ваш диалог! – сказала Раиса Ивановна. – Вы еще чего-нибудь не отчебучили? А то я со вчерашним еще не разобралась!

– Что вы, что вы, Раиса Ивановна! – уже с настоящим смехом отозвался Пятковский. – Это мы так… о своем, о девичьем…

– Тогда, молодые люди, сворачивайте свои девичьи разговоры! – в тон ему ответила учительница. – Ты, Ира, пойди-ка умойся, приведи себя в порядок и побыстрей возвращайся. А мы все же начнем урок!

Ирочка вскочила с места и выбежала из класса, закрыв лицо. Когда за ней захлопнулась дверь, Савченко обратился к классной руководительнице:

– Как бы Ирка там не навернулась с закрытыми-то глазами! Сломает еще себе шею на нервной почве… Раиса Ивановна! Может, мне Разуваеву все-таки проконтролировать?

Учительница с обессиленным видом опустилась на стул и сказала:

– Ладно, сходи. Только не пропадайте оба надолго!

– Само собой, – ответил Руслан и вышел за дверь.

Ирочки в коридоре не было. Савченко подошел к двери девичьего туалета и прислушался к шуму льющейся воды.

– Ирка-а-а! – позвал он. – Это я, Руслан! Выходи!

Какое-то время по-прежнему слышен был только плеск воды, потом дверь чуть приоткрылась, и в щели показалось мокрое лицо Разуваевой, перечеркнутое от губ до уха полосой перламутровой розовой помады.

– Что тебе надо? – спросила Ира и вытерла лицо ладонью. Розовая полоса несколько утратила свою яркость, но окончательно не исчезла с девичьей щеки.

– Я поговорить хочу.

– Ну… говори…

– Не здесь же! Того и гляди завуч выскочит, мы чуть ли не напротив ее кабинета находимся.

– А где тогда? – спросила Ирочка. – Урок же…

– Рванем на лестницу, потом на четвертый этаж! Там, около чердака, есть какое-то странное помещение без окон, без дверей. Даже не знаю, для чего оно нужно. Там пацаны иногда курят, когда обежешника в школе нет. Он всегда оттуда гоняет…

– Погоди, я сейчас… – отозвалась Разуваева и опять скрылась за дверью туалета.

Руслан нервно озирался по сторонам, боясь быть отловленным завучем и водворенным обратно на русский, но Ирочка не заставила себя долго ждать. Видимо, она вытерла лицо носовым платком, поскольку оно выглядело почти сухим и довольно чистым, только около одного глаза была слегка размазана тушь для ресниц. Руслану показалось, что легкая небрежность даже несколько украсила кукольную Разуваеву. Он схватил девочку за влажную ладонь и потащил к лестнице. Одноклассникам повезло: по пути на четвертый этаж им не встретились ни завуч, которая вполне могла отправиться с инспекцией в какой-нибудь уголок школы, ни учителя, свободные от уроков, ни самая суровая техничка тетя Таня, которая именно во время занятий мыла коридоры и лестничные пролеты.

Возле двери на чердак, которая была закрыта на смешной старый висячий замок, действительно находилось странное, непонятного назначения углубление в стене, похожее на чулан без дверей. Руслан легонечко подтолкнул в него Иру. Потом на всякий случай посмотрел в лестничный пролет, никого там не обнаружил и прошел вслед за Разуваевой.

– Ну вот что, Ирка, колись давай, чего разнюнилась! Если что-то знаешь про Манюнину доску, скажи. Может, вместе придумаем, что делать, а то, я гляжу, даже наша Раиса в полном ступоре. Наверняка директриса велела ей выявить и обезвредить преступника, а она не знает, как обезвредить, потому что не может сообразить, как выявить.

Ирочка опять всхлипнула, но уже без слез. Покопавшись в кармане нежно-голубых узеньких джинсиков, она вытащила сложенный в несколько раз листок из тетради в полоску и протянула его Савченко. Руслан развернул его и прочел:

– «Ты мне очень нравишься. Я обо всем догадался, но это не изменит моего отношения к тебе».

– Во как! – восхитился Савченко. – И где же тут написано, что Доронин ни при чем?

– Да это же его почерк! – выкрикнула Ирочка, и Руслан вынужден был зажать ей рот рукой.

– Потише! Будешь так орать, нас в два счета обнаружат! – недовольно проговорил он свистящим шепотом, потом убрал руку от лица одноклассницы и решил уточнить: – А ты это точно знаешь?

– Да. – Ирочка кивнула и добавила: – Я все про него знаю. У него буква «д» со смешным крючком, так больше никто не пишет.

– Ну… возможно. Это он тебе написал?

Лицо Разуваевой сморщилось. Она явно снова собиралась заплакать, и Руслан как-то сразу все понял.

– Он нравится тебе, да? А записка написана другой девчонке, так?

Ира опять кивнула, потому что сказать ничего не могла. По щекам все же покатились слезы.

– Тогда мне непонятно, откуда у тебя эта записка, если она предназначена другой?

Ира так шумно высморкалась в кружевной розовый платочек, что Руслан вынужден был опять выскользнуть из убежища и посмотреть в лестничный пролет. Им с Разуваевой все еще везло: на лестнице никого так и не было. Вернувшись к девочке, Савченко повторил свой вопрос в усеченном варианте:

– Откуда у тебя эта записка?

– Понимаешь… уходя из кабинета английского, ты так толкнул один стол, что из него выпала эта записка. За этим столом всегда сидит Филипп.

– Интересно, почему он эту записку не отдал? Зачем такой компромат в столе оставил?

– Я не знаю. Наверное, он просто забыл о ней, когда начались эти штуки с доской… Мы все тогда растерялись.

– Та-а-ак… Интере-э-э-эсненько, – протянул Савченко, – кому же наш Филипок написал сию любовную записочку? Ты не в курсе?

Ирочка вытерла кружевным платочком раскрасневшийся носик и сказала:

– Мне кажется, что Филиппу нравится Соня. Он все время на нее смотрит.

– Что-то я не замечал…

– Тебе незачем. А я… А мне… Словом, я сама на него все время смотрю, а он… А он – на Соню… Но если он так пишет Соне, что обо всем догадался, но не изменил к ней своего отношения, то… – Ирочка замолчала, беспомощно глядя на Руслана.