Возвращение - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 35

– Прямо сейчас? – севшим голосом спросил мужик, никак не ожидавший столь поспешного воплощения в жизнь необычного предложения.

– А что откладывать? Пора высиживать! – решительно объявила я.

– Кстати, а как тебя звать, приятель, надо же нам будет жеребцу кличку выдумать?! – вмешался Лакс, нарочито показывая, что ему все нипочем.

– Бурас, – шепнул разбойник, против воли начав мелко дрожать, когда кисточка с красной краской приблизилась к его рубашке.

– Хорошее, типично лошадиное имя, – одобрила я и взмахнула орудием труда, как дирижер палочкой.

Честно говоря, Лакс зря испугался насчет лягушек, я понятия не имела, как трансформировать человека в земноводное. Вопрос был не в серьезной разнице габаритов или интеллекта в начальном продукте и конечном результате, я просто пока не настолько хорошо владела рунной магией, чтобы переделывать живую материю по своей прихоти. Но насчет коня была почти уверена по одной простой причине: среди набора рун существовала руна эвайз, символизирующая движение и лошадь! А если прибавить руну трансформации – дагази манназ– руну человека, то получалась прекрасная основа для заклинания, так сказать, шаблон-инструкция для неопытного пользователя. Тем паче что руны эти складывались в весьма гармоничную фигуру, которую нужно было просто мысленно расцветить разными оттенками, чтобы увидеть, как один знак переходит в другой.

Тишина, повисшая на маленьком пятачке, казалась тем более значительной, что вокруг продолжалась лесная жизнь, шорохи, щебет, шелест, вполне мирные и обыденные звуки. А моя кисточка рисовала на человеке волшебные знаки. Краска светилась силой: темная грозовая синь, коричневый и кроваво-красный, почему-то с зелеными прожилками. Руны никогда не бывали одного и того же цвета, ведь, вмещая в простое сочетание линий бездну значений, призывали разную магию. Думаю, мне никогда не надоест смотреть на них и взывать к волшебству. Сила пела вокруг и во мне, изливаясь в мир, преобразуя его по магевской воле…

Я увлеклась процессом настолько, что перестала волноваться за окончательный результат. Кажется, именно так нам и советуют жить мудрые люди: наслаждайся действием, не зацикливайся на итогах. Дома у меня такое получалось, хоть и не всегда, здесь же удавалось куда чаще, наверное, потому, что процесс был в кайф. Словом, я увлеклась, а когда опомнилась, вместо валяющегося на травке Бураса стоял конь. Такой здоровенный, не орловский рысак, а, скорее, тяжеловоз с крупным массивным костяком, косматая черная грива и хвост топорщились так же буйно, как человеческая борода, даже ноги близ копыт охватывали густые метелки волос, а вот шкура получилась светло-серая в черную крапинку. А ничего себе получился жеребец! На мой взгляд, Бурас в этом обличье оказался куда симпатичнее прежнего ничтожного человека. Черные глаза коня влажно блестели, бархатные крупные, навыверт ноздри шумно раздувались.

– А он красивый, – в такт моим мыслям задумчиво протянул Фаль, первым нарушив молчание. Сильф покинул Кейра, на плече коего восседал в качестве персонального утешителя, и облетел новую животину, всесторонне изучая ее.

– Ну как, годится? – спросила телохранителя, втайне гордясь плодами трудов: надо ж такого коня из отребья человеческого сотворить!

– А? Эхгм, ну то есть да, – очнувшись от ступора, кивнул мужчина как-то почти благоговейно. – Добрый конь, но как под седлом пойдет, поглядеть надо.

– Погляди, а коль выкобениваться будет, так из жеребца всегда мерина можно сделать, – принялся зубоскалить Лакс.

– Думаю, обойдемся без крайних мер, – примирительно согласилась я, пока нервно задрожавший Бурас не рванул в чащу, спасая мужское достоинство.

Кейр по-хозяйски положил ладонь на холку коня и подтолкнул его к тропинке, конь поначалу робко, а потом с каждым шагом все увереннее затрусил бок о бок с новым хозяином. Оно и правда, на четырех ногах небось передвигаться удобнее, чем на двух. Еще Архимед про точки опоры говаривал!

Народ хоть и верил в могущество моего защитного заклинания, однако ж по вытоптанной Дэлькором тропинке шел осторожно, бдительно высматривая потенциальных родственниц ядовитой пресмыкающейся, умертвившей конягу. Если таковые и имелись, то умели прятаться ничуть не хуже, чем кусать беззащитных жертв.

Мы благополучно выбрались из недозрелой ежевики и окружили труп, загораживая его от лошадей, взволнованных близостью смерти сородича, один Дэлькор воспринял кончину Листа философски, может быть, не считал прочих ровней себе, а может, веровал в загробную жизнь на привольных лугах. Я до сих пор не была уверена в уровне интеллекта моего жеребца, иногда он вел себя как типичный конь, а подчас выкидывал такое, на что не каждый человек способен.

– Все-таки лучше закопать, – в последний раз попробовал настоять телохранитель.

– Кейр, я не собираюсь устраивать Листу пышные похороны и палить всех нас и лес до Ланца заодно. Не в Индии живем! – демонстративно возвела глаза к небу.

– А что в Индии? – тут же с присущим ему неистощимым любопытством и жаждой новизны заинтересовался Лакс обычаями неведомой страны.

– Там раньше, если умирал мужчина, его вполне живая супруга восходила на погребальный костер вместе с мужем. А если почему-то отказывалась, ее все равно по-тихому убивали и сжигали. Сейчас «сати», так обряд назывался, не практикуют, во всяком случае официально, – объяснила, нахально воспользовавшись куском из собственного доклада по истории религии.

– У степняков Бореи есть похожий обычай, – заметил Кейр, снимая с дохлого коня сбрую, – только жену, если бездетная, душат поясом мужа и в одну могилу кладут.

– Сдается мне, народ этот неплохо размножается, бабы небось для гарантии не одного (мало ли что с единственным чадом случится!), а штуки три-четыре точно заводят, – хмыкнула я, оценив эффективность метода.

– Больше, – лучше меня знакомый с реалиями дикой, полной инфекций жизни кочевников, ответил мужчина.

– И флаг им в зубы, – резюмировала спокойно, ибо ни сейчас, ни потом не собиралась связывать свою судьбу с кочевниками Бореи, и велела: – А теперь все, кто не желает взойти на костер вместе с Листом и его убийцей (красная маленькая змейка все еще обвивала переднюю ногу бедолаги!), три шага назад, я начинаю.

Вот оно, преимущество магевской должности! Уговаривать меня не возбранялось (демократия и плюрализм мнений!), зато, когда дело доходило собственно до процесса колдовства, никто рисковать не желал. Мужчины синхронно и молча раздались в стороны. Я, как и обещала, начала с мер предосторожности. Для начала окружила место сожжения умозрительным кругом из рун турси иса. Подкрепляя мысленный опыт, своим великолепным кинжалом нацарапала в траве первые из череды рун и физически ощутила, как сила замыкается в кольцо.

– Холодно, а вокруг Листа ледяной купол, – удивленно констатировал Кейр, чувствуя влияние руны льда благодаря заколдованному медальону.

– Это для того, чтобы не было слишком жарко потом, – не без ехидства объяснила я и призвала кано. Не костерок, не огонек, а палящее пламя, как в крематории. Пусть от несчастного коня останутся не жженые кости и горелое мясо, а лишь чистый пепел.

Находясь вне круга, не чувствовала жара, зато прекрасно видела, как взметнулось неистовое пламя и спустя минуту опало, в круге больше не было травы, ровным тончайшим слоем лежал серый снег. Я опустила защиту, и ветер взметнул пепел.

– Ну вот и все, – оповестила об окончании магических действий общество, замершее в минуте молчания по животине. – Поехали, что ли?

Вид мертвой лошади малость пошатнул мой неувядающий оптимизм, но теперь, когда Лист обернулся ветром и пеплом, стало все-таки легче и спокойнее. Бурас терпеливо выдержал процесс седлания и подгонки сбруи под его габариты. Мы снова выехали на дорогу, численность отряда осталась прежней, хоть нижний состав и поменялся. Безвременная кончина Кейрового жеребца словно выкупила нам тихий и спокойный путь. Никаких происшествий не случалось практически до самого Ланца. Я уже почти расслабилась, когда впереди послышался заунывный, исполненный беспросветной, черной тоски вой. Он длился и длился, казалось, никакие глотки и легкие неспособны издать такой звук, он доносился из самой преисподней, где адские псы, товарищи этого «певца», рвали на клочки души грешников.