Возвращение - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 32

О попытке божества соблазном склонить меня к служению я решила умолчать. Зачем портить Гарнагу репутацию? Кейр о нем такого высокого мнения. Да и Лакс опять ревностью мучиться начнет. Нет уж, пусть эта выходка останется нашей маленькой тайной, как и то, что, надави желтоглазый красавец посильнее, я могла бы и сдаться. Не уверена, а все-таки раньше-то меня боги соблазнять не пробовали.

– Если он снизошел до разговора с тобой, магева, то ты воистину – служительница, – торжественно заключил Кейр, не ведая о моих черных мыслях.

– Ай, да брось, ничья я не служительница, я вообще сама по себе, своя собственная и намереваюсь таковой оставаться. А что Гарнаг ваш со мной словечком перекинуться захотел, так это из-за того, что нездешняя я, башка по-другому устроена, не впадаю в ступор и не падаю ниц пред божественным величием. Ему небось такое в новинку, вот и полюбопытствовал, – снова уперлась я всеми копытами.

– Одно другого не исключает, – не остался в долгу телохранитель, впрочем, спорить больше не стал, замолчал, переваривая откровения насчет бога.

Вполне приличная по сухому лету (в слякоть-то тут и Дэлькор увязнет!) дорога не мешала размышлениям, скорей, напротив, зеленая кайма леса, изредка перемежающегося лугами, вьющаяся вдоль «проезжей части», настраивала на умиротворенно-философский лад. Проезжий и прохожий люд, по cравнению со вчерашним днем попадавшийся все чаще, к нам не приставал, я спокойно глазела по сторонам. По первому впечатлению пейзаж мало отличался от привычной мне средней полосы России, однако, стоило присмотреться повнимательнее, начинали находиться отличия. Березы, дубы, осины, ясени перемежались с незнакомыми мне прежде листовицами и другими чужими деревьями и кустарниками. В траве нет-нет да мелькал, задорно подмигивая, венчик цветка необычной формы или цвета.

Так странно было на душе: я прекрасно сознавала, что нахожусь в другом мире, и в то же время ощущение почти домашнего уюта не покидало душу. Страха не было, не было тревоги, только легкость во всем теле и приятный покой. Все волнения долгих дней, слезы и горечь остались там, за порогом. Рядом насвистывал задорную песенку Лакс. Рыжие волосы парня под нелепой шляпой ерошил ветер, яркие голубые глаза поблескивали весельем и предназначенной одной мне теплотой. Фаль забавлялся игрой в разведчика, носился кометой по окрестным кустам и шуровал в багаже проезжих. Телохранители сохраняли на лицах выражение спокойной сосредоточенности, но мирная дорога наложила едва уловимую тень расслабленности и на их лица. Я поймала взгляд Лакса, он ухмыльнулся и подмигнул мне. Высокий воротник легкой рубашки, как всегда, был поднят, хоть рукава и закатаны до локтей. Там, под тканью, на шее, толстым жгутом вился шрам от петли. Я помрачнела, в сознании, вспыхивая и меняясь, закрутилась череда рун.

– Ты чего, Оса? – встревожился парень и подъехал поближе ко мне.

– Все в норме. – Я моргнула, вернулась к реальности. – Просто чуток задумалась.

– О плохом? – не отставал воспылавший заботой вор.

– Нет, о магии и возможности ее влияния на старые травмы и их последствия, – ответила расплывчато.

– А-а. – Вор не понял намека или не пожелал понять.

– Я о твоем шраме, Лакс, думаю, как от него избавиться, – уточнила уже прямым текстом и печатными буквами.

– Понятно. – Теперь уже в голосе вора слышались боль и острое как нож разочарование. – Тебе неприятно…

– Тьфу, дурень, – поспешно, пока мой рыжий кавалер не напридумывал всякой чуши, перебила я, – мне вообще-то глубоко по хрену, в каких местах у тебя шрамы, пусть бы и дальше украшали, а вот тебе нет. В такую жарень с закрытым воротником форсишь! Не врожденная же эльфийская стыдливость в тебе играет, чегой-то я таковой не примечала ни в одном остроухом!

Отповедь моментально привела рыжего в чувство, он с плохо скрываемой надеждой спросил:

– А то, над чем ты думала, действительно возможно?

– Возможно все, главное, нужно придумать как, – оптимистически ответила я, в эту минуту совершенно уверенная в своих силах. А что? Коль меня сам Гарнаг рекрутировать пытался? Неужто шрам с шеи своего парня убрать не смогу?

Продолжить столь перспективную беседу нам не дал налет тараторящего сильфа. На сей раз экстренное торможение он произвел в гриве Дэлькора, не порадовав ударом в солнечное сплетение. Балованный сильфом конь только покосился на мотылька, но бить копытом и стряхивать в пыль на дорогу не стал.

– Ты чего такой возбужденный? – Путаясь в словесном звоне, попросила сильфа повторить доклад.

– Там, за кустами ежевичника, человек лежит, Оса! Все в крови вокруг. Он, наверное, умирает! – выпалил Фаль.

– Порядочные люди в ежевичнике не дохнут, небось какой-нибудь бродяга или, того хуже, разбойник, – трезво рассудил подъехавший к нам Кейр.

– Порядочные люди мрут везде, мерзавцы, впрочем, тоже, судьбе не прикажешь. Поехали проверим. Кем бы он ни был, права на первую медицинскую помощь без наличия страхового полиса никто не отменял. А поскольку я в ваших краях судья и врач в одном флаконе, с меня и спрос, – решила за всех и на полном серьезе попросила коня: – Придется лезть! Дэлькор, нам к больному человеку надо, которого Фаль нашел, ты уж поаккуратнее меня через колючки провези, а?

Конь всхрапнул, тряхнул гривой и в несколько стелющихся прыжков отмахал расстояние от дороги до густых колючих зарослей. А дальше мой бандит пошел, высоко вздымая блюдца копыт, он буквально прокладывал небольшую просеку в колючей ограде, да так аккуратно, что ни его шкуры, ни меня не коснулась ни одна зеленая ветка, ощетинившаяся шипами. Направление, даже без указки сильфа, конь выбрал точно. Через несколько минут мы уже стояли у ежевичного царства. Наверное, этот кустарник специально культивировали здешние блюстители дорог, ибо ни один даже самый асоциальный элемент в здравом уме и твердой памяти добровольно в подобные заросли не полезет, ну если только мазохизмом в острой форме страдает, впрочем, это уже ставит под сомнение здравость ума.

Под самыми кустами, на стыке зеленой поросли ежевики с лесным массивом, валялся мужчина, распространяя дивный запах застарелой вони, чего-то кислого и тухлого с примесью медной тошнотворной сладости крови. Мухи стаей кружили над телом в обрывках рубахи, при еще более-менее целых, если не брать в расчет корку грязи, сапогах и штанах. То ли он сам, то ли кто-то другой пытались худо-бедно перевязать его грудь, но ни повязки, ни раны под наслоениями из кровавой грязи видны не были. Бедняга бредил, полыхал нездоровым жаром, метался по траве, слабо скреб ее ногтями с траурным ободком земли. Борода торчала клочками, а голову «украшала» панковская прическа: левая половина длинных, сбившихся в колтуны волос резко контрастировала с правой, топорщившейся коротким тифозным ежиком. Уж не в бреду ли он сотворил с собой такое или по дорогам Ланца шлялся некий Безумный Цирюльник?

Фаль убедился в том, что я нашла искомое, и отлетел к Дэлькору, человек явно был неприятен сильфу. Мужчины оставили коней у стены ежевики и пехом протиснулись следом за мной. Видно, не хотели оставлять одну, боялись, как бы Дэлькор не завел меня снова в сильфовый круг за тридевять земель.

– Говорил же, разбойник, – едва глянув на больного, брезгливо процедил Кейр и потянулся за спину к одному из мечей.

– С чего ты взял? – Я упреждающе подняла руку.

– Из банды Шалого, что по трактам с начала весны промышляла, – нахмурившись, продолжил телохранитель, а сейчас, кажется, больше палач. Уж больно сурово сдвинулись брови и закаменело лицо. – По всем миданским кабакам болтали, как их разбили этой луной. Кого на месте зарубили, а кого и до петли в Ланце доволокли. Этот, видать, улизнуть смог, скотина, да недалеко.

– Кейр, где доказательства? – твердо спросила я. Пусть столь истово, как янки, и не веровала в презумпцию невиновности, но позволить телохранителю зарубить больного мужика без веских оснований тоже не могла. – Ты его что, опознал?