Синдикат - Коллинз Макс Аллан - Страница 21

– Генерал, – обратился я к нему. – Ланч был восхитительный. Я польщен, что вы меня пригласили... хотя все еще не понимаю, почему.

Дэйвс улыбнулся, чуть-чуть приподняв уголки губ.

– Почему вас удивляет, что один слуга общества хочет познакомиться и почтить другого?

– Но ведь никто из нас в данный момент не является слугой общества, – сказал я. – Мы оба работаем, можно сказать, в частном бизнесе.

Дядя Льюис поерзал на стуле.

– Справедливо, – сказал Дэйвс, кивнув. – Но вас только что за преданную, похвальную службу в качестве служителя закона отличил муниципалитет.

– Да.

– И сейчас вы решаете, не покинуть ли департамент.

– Сэр, – возразил я, – мое решение уйти из полиции уже окончательно.

Генерал сидел, нацелившись в меня своей трубкой.

– Прекрасно. Это я уважаю. – Тут он как бы доверительно наклонился немного вперед. – Вот почему, собственно, вы и здесь.

– Не понял.

– Позволь ему объяснить, Нейт, – сказал дядя Луи.

– Конечно, – пожал я плечами.

Мы находились тут уже полтора часа – комната опустела. Долгий часовой ланч для администраторов был несвойствен. Наступило самое спокойное время, которого и дожидался генерал.

– Президента Гувера вы знаете, – сказал он тихо.

– Мы не встречались, – уточнил я, – но я о нем наслышан.

– Разве вы не знаете, что это он убрал Аль Капоне?

– А я всегда считал, что для этого кое-что сделал мой друг Элиот Несс.

– Конечно, он сделал, – сказал генерал, глубокомысленно кивнув. – Отличный человек, но он – это часть того, о чем я говорю. Видите ли, здесь, в Чикаго, некоторые из нас, занимающие ответственные посты... несколько лет назад почувствовали, что мистер Капоне и компания создают нашему городу более чем красочную репутацию. Чикаго стали считать как бы счастливым охотничьим уголком для бандитов и других преступников, и произошло это за то время, пока я участвовал в военной кампании в Европе, защищая ее доброе имя. Чикаго превратился в поселение криминальных личностей, символом которых является мистер Капоне, сотворивший царство беззакония и террора при открытом неповиновении закону. Мои друзья с Уолл-стрит стали сомневаться, а безопасно ли сюда вкладывать деньги. Пришло время действовать.

Настало и мне время задать вопрос, потому что генерал вдруг замолчал, снова разжигая свою трубку.

И я спросил:

– А как случилось, что Герберт Гувер стал тем парнем, который ухватил Капоне?

Он снисходительно пожал плечами.

– Только единственным достижимым способом – подняв этот вопрос. Интерес и поддержка мистера Гувера сделали возможным конец мистера Капоне. Видите ли, до того, как мистер Гувер попал на свой пост, некоторые из нас здесь,, в Чикаго, уже составили план из двух частей. Во-первых, Всемирная выставка. Что может лучше восстановить репутацию Чикаго в глазах нации и всего мира? Какой способ может быть лучше, чтобы привлечь в наш город на озере миллионы людей со всего земного шара, как не Выставка? Именно там можно доказать всем, что обычные люди в Чикаго не являются гангстерами.

Хотелось бы мне встретить этого обычного человека. Ну да ладно...

– Мы чувствовали, что нам нужно примерно десять лет, чтобы сделать настоящую Выставку. Мы назвали ее «Столетие успеха» и собирались провести в 1937 году, в сотую годовщину основания города...

Тут я прервал его.

– Но вы ведь планируете ее на это лето. И она называется «Столетие прогресса», разве не так?

– Да, – подтвердил Дэйвс, – но после кризиса городу больше нужен сам факт Выставки, а не правильные подсчеты историков.

Дядя Луи добавил:

– Форт Диборн в 1838 году был деревней. Сто лет назад, ведь так?

– Ах, да мне все равно, – ответил я. – Возьмите другой год, если хочется. Я думаю, что это хорошая идея – она принесет городу какие-никакие деньги.

Генерал улыбнулся и кивнул так, как будто до этого он не был уверен, что эта идея – хорошая.

Потом продолжил:

– Когда мы впервые обсуждали возможность Выставки, то для гарантии успеха решили изолировать мистера Капоне. А кроме того, нам нужно восстановить законность и порядок, которые он попрал.

– Простите, генерал, – сказал я, – но Аль Капоне попрал Большого Джима Колосаймо и Джонни Торрио, а не закон и порядок.

Дядя опять полоснул меня взглядом.

Но генерал только улыбнулся:

– Скажем так – относительный закон и порядок, которые мистер Капоне попирал.

– Хорошо, – согласился я.

– Тогда кое-кто из нас здесь, в Чикаго, кого это затрагивало и кто имел определенное влияние, учредили должность специального прокурора и поставили на нее Дуайта Грина, чтобы как-то обуздать мистера Капоне и его команду. Атака была организована в два этапа. Мистер Несс и его «неприкасаемые» подрывали финансы Капоне, тогда как мистер Айри пытался провести законы по налогообложению наших прибылей. Первым гангстером, севшим в тюрьму за уклонение от налогов, как вы помните, был Фрэнк Нитти, с которым, я уверен, вы уже знакомы. Что ж, есть кое-что, говорящее в пользу Сермэка. У городских работников при мэре Томпсоне были неплатежные дни получки, у комиссара же Сермэка в графстве работникам платили регулярно. Его финансовое мастерство обнадеживало. Но насчет самого мистера Сермэка у меня всегда было дурное предчувствие.

– А я думал, что все банкиры за него, – сказал я. – В конце концов, он ведь один из вас.

Дэйвс снова улыбнулся, едва сдержав свое презрение.

– Пребывание Сермэка на руководящих постах в нескольких мелких банках не дает ему права быть «одним из нас». Но вы правы, мистер Геллер. У Сермэка есть поддержка среди финансовых и коммерческих руководителей, особенно демократического направления. И мы, республиканцы, едва ли могли ожидать перевыборов Уильяма Гэйла Томпсона на четвертый срок.

– Хочу напомнить, – сказал я несколько застенчиво. – В прошлом месяце один ваш друг на национальном съезде партии назвал Сермэка «любимым кандидатом» в президенты.

Это были слова Мелвина Грейлора, президента Первого национального банка, возможно, единственного банкира в Чикаго, почти равного генералу по статусу.

– Да, – согласился Дэйвс. – Мелвин поддержал мэра Сермэка. И Фрэнк Лоэш из Чикагской уголовной комиссии тоже. Было еще несколько бизнесменов, поддержавших предвыборную кампанию Сермэка. Многие из нас решили поддержать мистера Сермэка, выбрав «наименьшее зло».

– Хорошо, – сказал я. – Разве не он помогал вашим банкирам на фронте налогообложения? Дядя Льюис заметил осторожно:

– Это было выгодно для обеих сторон – банки давали ему кредиты для города...

Генерал отмел все это мановением руки.

– В теперешних условиях это будет происходить при любом мэре. Главная причина того, что мистеру Сермэку была оказана поддержка, – его обещание избавить Чикаго от всех этих гангстерских делишек и восстановить доброе имя города.

– Вы в самом деле на это надеялись?

– Да, резон был. Но, как мы с вами заметили, гангстеры будут существовать всегда. Люди, которые приедут на нашу Выставку, наверняка захотят чего-нибудь неофициального. Так что я не думаю, что у какого-нибудь джентльмена, скажем из Де-Мойна, возникнут этим летом в Чикаго большие трудности, если он захочет выпить кружку пива.

– Сермэк объявил войну преступности. Разве это не то, что вы хотели?

– Кровавые заголовки в газетах – это не то, что мы хотим. Выставку-ярмарку затевают, чтобы нарисовать картину Чикаго другой краской. Кровь – не тот цвет, который мы имели в виду.

– Это я заметил, – вставил я.

– Итак, подхожу к сути. Вы, может быть, удивляетесь, каково ваше место во всем этом.

– Да.

– Я все-таки надеюсь, что вы будете честным гражданином, когда в недалеком будущем мистера Нитти будут судить.

– Честным гражданином?

– Да. Я надеюсь, что вы расскажете правду.

– А в чем, по-вашему, заключается правда?

Дэйвс пристально поглядел на меня.

– Я с ним встречался. Совершается определенный цикл: сначала посидел в тюрьме мистер Нитти, теперь вот мистер Капоне какое-то время посидит. Как вы правильно заметили, мистер Геллер, гангстерские элементы были среди нас до Аль Капоне и будут с нами еще долго, такова уж человеческая природа. Но они, безусловно, должны оставаться в своих границах. И главное – держаться подальше от Городского собрания.