Проклятые в раю - Коллинз Макс Аллан - Страница 6

Я никогда раньше не видел Сан-Франциско, а когда приехал, то все равно не увидел. Легендарный туман этого города висел над ним во всей своей красе в тот день, когда поезд подъехал к вокзалу «Ферри Билдинг», где Маркет-стрит упирается в набережную Эмбарка-деро.

Несмотря на туман, а может, и благодаря сообщаемой им таинственности, неясные очертания стоящих у пирса пассажирских пароходов, являли собой захватывающее дух зрелище, даже для пресыщенного чикагского парня. Позвякивание тяжелых цепей, скрип шкивов, хриплые крики портовых грузчиков и рев сирены на маяке, подающей судам сигнал во время тумана, служили звуковым фоном вырисовывающемуся в тумане целому городу пароходов. Сквозь туман пробивались красно-белые регалии французского лайнера, лавина флажков на итальянском судне, ближе всех виднелся белый корпус «Малоло», едва просматривалась только одна из его двух труб с буквой "М", он принадлежал компании «Мэтсон Лайнз».

Голодный кит по имени «Малоло», почти шестьсот футов в длину и восемьдесят с чем-то в ширину, с распростертыми объятиями готовился принять в свои недра состоятельных мистеров и миссис Джонс. И они вереницей поднимались по его трапу, зачастую сопровождаемые слугами и компаньонками. Таких разодетых туристов вы в жизни не видели — смокинги и цилиндры, вечерние платья и меха. В основном старше такого щенка, как я, но были и моего, если не круга, то возраста. Попадались и собирающиеся провести медовый месяц, хотя не обязательно женатые. Фешенебельное общество. Достаточно фешенебельное, чтобы оставаться богатыми даже после двадцать девятого года.

Еще в порту, перед тем как мы собрались подняться на борт, к Дэрроу подошел морской лейтенант в новенькой форме и с нездоровым цветом лица. Он отдал старику честь, чем позабавил его. На самом деле, он позабавил нас всех — Лейзеров, Руби и Кларенса и меня, сбившихся в кучку из опасения потеряться в тумане.

— Вольно, моряк, — сказал Дэрроу. — Насколько я понимаю, вы лейтенант Джонсон?

— Да, сэр. Я прибыл на «Малоло» из Гонолулу сегодня утром. — Молодой лейтенант вручил Дэрроу папку с документами, плотно перевязанную картонку, из тех, что только добавляют работы. Лейтенант держался так строго, словно в ней содержались военные секреты. — Надеюсь, эти документы удовлетворят вашему запросу.

— Уверен в этом, сынок. Ты выглядишь недостаточно молодым, чтобы быть или моряком, или юристом.

— Я сочетаю это, сэр.

— Тем лучше для тебя.

— Адмирал Стерлинг шлет наилучшие пожелания.

Дэрроу кивнул.

— Я поблагодарю его и передам свои пожелания лично, через несколько дней.

— Очень хорошо, сэр.

Лейтенант Джонсон кивнул в свою очередь и исчез в тумане.

— Что-то связанное с делом? — осмелился спросить Лейзер, и в его глазах затеплилась надежда.

Дэрроу небрежно ответил:

— Копия стенограммы слушаний по изнасилованию, дело Ала-Моана, как они его называют. А также кое-какие показания наших клиентов.

Лейзер просиял.

— Великолепно!

— У вас больше веры в документы, Джордж, чем у меня, — произнес Дэрроу. — Мы должны встретиться с нашими клиентами лицом к лицу, чтобы понять, на коне мы или попали в беду. Кстати о беде, давайте поскорее выберемся из этого тумана и окунемся в роскошь.

Дэрроу и Руби первыми поднялись на борт, Лейзеры и я шли следом.

— А что это все разоделись в пух и прах? — спросил я Лейзера.

— Чтобы не переодеваться, — ответил он. — Скоро обед, одежда — вечерняя.

Я скривился:

— Вечерняя одежда?

— Не взяли смокинг, Нат?

— Нет. Но захватил оба свои галстука.

Вскоре мы все оказались на палубе и встали у поручней, но никто нас не провожал, а если бы и провожал, то показался бы тенью в тумане. Никакого вам «счастливого пути». Поэтому я расстался с компанией Дэрроу и с помощью стюарда нашел свое обиталище.

В моей каюте — номер 47, как раз напротив кают первого класса, где разместились взрослые, — на вешалке меня поджидал вечерний костюм — белый пиджак, черный галстук, белая сорочка, черные брюки, и даже пояс и сунутые в карман запонки. Кларенс Дэрроу позаботился. Он, может, и не слишком рьяно приступил к работе, но самые необходимые приготовления были сделаны.

Словно в сказке, моя сумка оказалась на борту раньше меня, она уже лежала на багажной полке. Каюта оказалась вполне сносной, особенно если учесть, что она была больше моей однокомнатной квартиры в отеле Адамса и обставлена гораздо более шикарной мебелью: бамбуковая кровать, бамбуковый письменный стол и стул, срезанные цветы в вазе на бамбуковом столике у кровати. Свет был мягким, золотистым, как в ночном клубе, ненавязчивая декоративная отделка перекликалась с узором из листьев на черно-зеленом ковре, а на окнах — то есть на иллюминаторах — были жалюзи. В отличие от отеля Адамса, где я пользовался удобствами вместе с другими «гостями», здесь у меня была своя ванная комната, с ванной и всем прочим.

Так почему же, черт возьми, мне не принять ванну. Если повезет, никто и не заметит моего отсутствия.

Пароход отчалил, когда я уже лежал в лоханке. Последовал толчок, от которого вода в ванне плеснула, потом механизмы заработали с размеренным урчанием, а я как раз намыливался и ополаскивался и вместе с пароходом наслаждался ласковой водой.

И не прошло и года, как, впервые в своей молодой бурной жизни облачившись в вечерний костюм, я неторопливо спускался по широкой лестнице в ресторан — огромный зал, обитый блестящими панелями, отделанный желтым и выстланный ковром с длинным ворсом.

Здесь собралось больше шестисот богатых пассажиров. И один бедняк. Я сообщил метрдотелю, что плыву в компании Дэрроу, и он перепоручил меня официанту в красной куртке, который предложил следовать за ним.

Никто из Имущих, казалось, не заметил, что среди них затесался переодетый Неимущий. Они сидели, болтая и жуя, за элегантными круглыми столами, накрытыми белыми льняными скатертями и уставленными тонким фарфором, хрусталем и сверкающим столовым серебром.

Я наклонился и прошептал Кларенсу Дэрроу на ухо:

— Вы похожи на старшего официанта на пиру во время чумы.

Дэрроу повернул свою большую грубую голову:

— А ты похож на вышибалу в борделе времен Цицерона.

Руби проговорила:

— Прошу тебя, Кларенс!

Но как всегда, она нисколько на него не сердилась. На ней было расшитое белым шелком платье цвета морской волны с приколотыми к корсажу матерчатыми цветами и суконная шляпка в морском стиле со скошенной тульей. И хоть выглядела Руби очень мило, до этого помещения она недотягивала. Дэрроу одевались у Сирса.

Лейзер, выглядевший в своем собственном белом пиджаке и черном галстуке щеголем, привстал, когда я садился за стол. Его жена была очаровательна в черном шифоновом платье с корсажем из испанских кружев, ее шляпка в виде соответствующего тюрбана была украшена изящным бантом. Супруги Лейзер одевались на Пятой авеню.

А я по-прежнему одевался на Максвелл-стрит, ведь старые привычки изжить трудно.

Однако две привлекательные адвокатские жены не шли ни в какое сравнение с новым членом нашей компании — женщиной-ребенком, чье личико в форме сердечка украшали голубые глаза с фарфоровой белизны белками, носик-пуговка и губки бантиком, и все это осеняло облако светлых, до плеч волос.

На какую-то долю секунды, я даже судорожно хватанул воздуху, мне показалось, что на ней ничего нет — атласное платье, обтягивающее ее стройную фигурку с высокой грудью, было бледно-розовым, чертовски совпадая с оттенком кожи ее обнаженных рук, вырез ее одеяния находился у основания шеи и был отмечен рубиновой брошью.

Но что самое приятное, мое место оказалось рядом с этим дивным видением юной красоты.

Насмешливо скривив рот при виде моего неприкрытого восторга, Руби проговорила:

— Изабелла Белл, это Натан Геллер, следователь моего мужа.

— Уверена, он очарован, — сказало дивное создание. На меня она даже не взглянула.