Похищенный - Коллинз Макс Аллан - Страница 9

Я кивнул.

– Правда, последние два дня стало поспокойнее. Зато первые несколько дней здесь было настоящее столпотворение. Сотни людей приходили, уходили, сидели повсюду... на лестнице, на раковине... спали прямо на полу, расстелив газеты и одеяла.

– Пресса – это проблема, – сочувственно поддакнул я.

– Ужасная, – согласилась она. – Но полицейские не пускают сюда газетчиков... Впрочем, справедливости ради надо сказать, что репортеры очень помогли мне, когда я дала им список продуктов, которыми следует кормить Чарли.

Чарли, разумеется, был ее пропавший сын.

– Они опубликовали его по всей стране, – с удовлетворением продолжала она. – Знаете, он простужен. – Она сделала глотательное движение и вновь улыбнулась своей печальной обворожительной улыбкой. – Я восхищаюсь такими людьми, как вы, мистер Геллер.

Я чуть не подавился.

– Как я?

– Вы так самоотверженны и так беззаветно преданы своему делу. В вас столько энергии.

Она явно меня раскусила.

– Вы вернули матери ребенка, – сказала она, – не так ли?

– Э... да... но...

– Не надо скромничать. Если бы вы только знали, какие мы с Чарли связываем с вами надежды.

Она потянулась и сжала мою руку.

Неужели я дал ей призрачную надежду? Возможно. Но, быть может, лучше призрачная надежда, чем никакой надежды.

– Извините, – произнес кто-то позади нас.

Голос раздался в дверях, ведущих в комнату для слуг и наружу, он принадлежал мужчине, и моей первой мыслью было, что это Линдберг. Однако вместо него перед нами предстал высокий, около шести футов, мужчина лет сорока с квадратной челюстью, зачесанными назад светлыми волосами и маленькими, аккуратно подрезанными и нафабренными усами. На нем был офицерский вариант синей формы с бриджами для верховой езды в желтую полоску; ему не хватало только стека, монокля и сабли.

– Полковник Шварцкопф, – сказала Энн Линдберг, не вставая, – это Натан Геллер из Чикагского полицейского управления.

Шварцкопф кивнул, видимо, устояв перед соблазном щелкнуть каблуками.

– Мистер Геллер, можно вас на минутку?

– Полковник, – сказала Энн, встревоженная выражением лица и тоном Шварцкопфа. – Я подумала, вы совещаетесь с Чарльзом:

– Да, миссис Линдберг. Но они с полковником Брекинриджем захотели поговорить наедине. Мистер Геллер?

Я поблагодарил Энн Линдберг за ее доброту вообще и ее бутерброд с ветчиной в частности. Шварцкопф отвесил ей официальный поклон, что вышло у него довольно нелепо, и мы с ним перешли в комнату за кухней – просторную, заполненную провизией кладовую.

Он посмотрел на меня с презрением и ни с того ни с сего начал ругаться:

– Не знаю, чем вы там, голубчики, занимаетесь в Чикаго. Судя по тому, что я узнаю из газет, дела у вас идут из рук вон плохо. Убийство на улице. Коррупция в городском совете. Без фэбээровцев вы не могли арестовать Капоне.

– Крайне интересно все это слышать о Чикаго, но, кажется, я должен встретиться с полковником Линдбергом.

Его карие глаза уставились на меня, словно дуло двустволки.

– В Нью-Джерси я руковожу подразделением в сто двадцать отборных, боевых и дисциплинированных человек, – Он ткнул меня в грудь указательным пальцем – точно как инспектор в гараже. – Вы здесь на моей территории, мистер. И будете играть по моим правилам или совсем выйдете из игры.

Я схватил его палец в свой кулак; я не стал сжимать его, мне не хотелось причинять ему боль. Я просто взял его палец и отвел от своей груди. Глаза и ноздри его расширились.

– Не трожь меня, – посоветовал я ему, – не то форма твоя может, не дай Бог, помяться.

Я отпустил его палец, и он с негодующим видом опустил руку.

Сквозь сжатые зубы он произнес:

– Вы грубо и непочтительно отнеслись к одному из моих ведущих сотрудников, инспектору Уэлчу, который стоит двоих таких, как вы. Вы использовали, разговаривая с ним и со мной, вульгарный язык, который, возможно, допустим в чикагских кругах, но который не потерпят здесь, мистер, в моем окружении.

Я изобразил на своем лице довольную улыбку.

– Полковник Шварцкопф, позвольте мне разъяснить вам две вещи. Во-первых, я нахожусь здесь для того, чтобы давать советы и оказывать помощь в поиске пропавшего ребенка, потому что несколько человек, в том числе полковник Линдберг, захотели, чтобы я приехал. Во-вторых, этот мерзавец Уэлч дважды обозвал меня «сынком». Я что, по-вашему, похож на человека, сбежавшего с картины Джолсона?

Эта тирада подействовала на него охлаждающе. Он молча глядел на меня не зная, что сказать и что делать со мной. Однако его злобный взгляд говорил больше слов.

– Я не думаю, что вы поладите с полковником Линдбергом, – наконец проговорил он с ледяной улыбкой на лице.

– Что ж, – сказал я, – в таком случае ведите меня к нему и мы посмотрим, так это или не так.

Он холодно кивнул, и мы пошли.

Глава 4

Наши шаги по полу из твердой древесины повторялись эхом. Я прошел за Шварцкопфом через холл мимо лестницы, ведущей на второй этаж, в большую гостиную, из которой раздавался лай собаки. Собаку я заметил не сразу, но комната оглашалась ее лаем – надоедливым тявканьем истеричной шавки. Слева от меня створчатая дверь вела на пустую террасу, на которой дежурил полицейский из Нью-Джерси в безупречной светло-синей куртке с оранжевым кантом. Несмотря на суету и сутолоку в доме и вокруг него, в этой комнате было пусто, если не считать лающей собаки, которая оказалась маленьким бело-коричневым жесткошерстным фокстерьером. Он лежал на подушке в углу зеленой софы. По обеим концам комнаты стояли незажженные камины, усиливающие впечатление холодности всего дома.

Эта холодность не ограничивалась только температурой: новизна всего, ощущаемая в смутном запахе краски и штукатурки, в отсутствии каких-либо деталей, напоминающих о жильцах (каминная плита была пустой), делала дом безликим и непривлекательным.

– Вэхгуш! – гавкнул Шварцкопф собаке в ответ, когда мы проходили мимо.

Я не понял, что он сказал, мне показалось, он выругался на немецком.

– Эта собачонка не перестает лаять с тех пор, как мы сюда приехали, – проговорил Шварцкопф с плохо скрытым раздражением.

– В ночь, когда произошло похищение, она лаяла?

Шварцкопф покачал головой.

– Помните, что Шерлок Холмс говорил о странном происшествии с собакой ночью?

Шварцкопф, нахмурившись, кивнул в сторону терьера:

– Эта чертова собачонка по ночам спит без задних ног.

– Но здесь все же произошло странное происшествие, – сказал я. – Вы полагаете, преступление совершено кем-то из своих?

Шварцкопф пожал плечами, но весь его вид сказал «да».

Сразу за гостиной на прислоненном к стене стуле с прямой спинкой сидел маленький смуглый человек в костюме-тройке в мелкую черно-серую полоску с кокетливо выглядывающим из нагрудного кармана белым шелковым платком.

– Здорово, полковник, – приветствовал он полковника, не вставая. Говорил он с явно нью-йоркским акцентом.

Полковник, которому этот парень, видимо, нравился еще меньше, чем я, только хрюкнул.

– Вы нас не представите? – спросил нахальный коротышка, кивнув в мою сторону. У него на коленях лежала малоформатная газета «Дэйли Вэйриэти».

– Нет, – сказал Шварцкопф, проходя мимо парня.

Я ткнул большим пальцем назад в сторону парня и хотел уже задать вопрос, однако Шварцкопф остановил меня:

– Потом, не время...

Он остановился перед большой белой дверью и постучался.

– Входите, – сказали внутри. Голос принадлежал молодому мужчине, и в нем чувствовалась усталость.

Линдберг, стройный, светловолосый, красивый, измученный на вид, без галстука и с расстегнутым воротником рубашки, стоял за большим темным дубовым столом, заваленным письмами и телефонограммами, разглаживал пиджак своего коричневого костюма и улыбался мне, протягивая руку, словно мы с ним были старыми друзьями. Напротив него сидел худощавый, аристократической внешности мужчина лет пятидесяти с поседевшими волосами и усами, в строгом сером костюме-тройке. Он тоже встал, когда я вошел, и я увидел, что ростом он ничуть не меньше Линдберга, у которого было шесть футов и три или четыре дюйма.