Мастер Баллантрэ - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 55

— Ваш отец был прекрасный человек, — сказал я, уклоняясь несколько от прямого пути, — а как, по вашему мнению, он правильно воспитывал своих детей?

Он не тотчас ответил, а затем сказал:

— Я не жалуюсь на него, хотя имел бы на это полное право. Нет, нет, я не жалуюсь.

— Вы не жалуетесь, это верно, — сказал я, — но, между тем, вы сознаете, что имели бы на это право. Стало быть, вы отлично понимаете, что хотя отец ваш был прекрасный человек, он все-таки в одном отношении поступал неправильно. У него было два сына, один из них…

Лорд Генри сильно и внезапно ударил по столу.

— Что вы хотите этим сказать? — закричал он. — Говорите прямо.

— Ну, хорошо, я буду говорить прямо, — сказал я, стараясь казаться спокойным в то время, как сердце мое сильно билось. — Если вы будете продолжать воспитывать вашего сына таким образом, как вы это делаете, то вы пойдете по стопам вашего отца. Смотрите, чтобы в таком случае, когда сын ваш вырастет, он не пошел бы по стопам мастера Баллантрэ.

Я сам не знаю, как это случилось, что я сказал то, чего я вовсе не желал сказать, но, по всей вероятности, под влиянием волнения я не сообразил, что я говорю слишком резко, и не взвесил своих слов. Если бы я знал, что то, что я скажу, произведет на лорда Генри такое сильное впечатление, то я, разумеется, был бы осторожнее.

Не получив ответа от лорда Генри, я поднял голову и увидел, что милорд сразу и быстро вскочил на ноги, но в ту же минуту во всю длину упал на пол. Обморок его продолжался недолго, он очень быстро пришел в себя, взялся за лоб и сказал:

— Мне дурно, помогите мне.

Я помог ему встать, но хотя он стоял совершенно крепко на ногах, он все-таки держался за стол и сказал:

— Я почувствовал себя скверно, Маккеллар, совсем скверно. Я не знаю, что со мной приключилось, но мне показалось, будто я куда-то плыву, и будто в сердце у меня что-то порвалось. Но я не сержусь на вас, Маккеллар, нисколько не сержусь, мой хороший человечек. Я отнюдь не в претензии на вас за то, что вы мне сказали. Вы имеете на это право. Мы с вами пережили так много тяжелого. Но знаете что, Маккеллар, я отправлюсь теперь к миссис Генри, да, пойду к миссис Генри, — это будет лучше.

Сказав это, он твердыми шагами вышел из комнаты, оставив меня одного.

В то время как я сидел еще в комнате и мучился угрызениями совести, дверь отворилась, и леди Генри вошла ко мне со сверкающими от гнева глазами.

— Что это значит? — сказала он. — Что вы сделали с моим мужем? Неужели вы никогда не образумитесь и не поймете вашего положения в нашем доме? Перестанете ли вы когда-нибудь вмешиваться в дела, которые вас не касаются?

— Миледи, — сказал я, — с тех пор, как я поселился в вашем доме, мне пришлось много раз слышать резкие и нелюбезные слова. В продолжение некоторого времени я чуть ли не изо дня в день слушал, как меня бранили. Естественно, что я сердился на это. Сегодня же я не буду сердиться, что бы вы мне ни говорили, так как сам сознаю, что сделал страшную глупость. Скажу в свое оправдание лишь одно — я сделал это с добрыми намерениями.

Я рассказал ей весь наш разговор с лордом, и когда она выслушала меня до конца, она задумалась, и лицо ее сделалось несравненно спокойнее.

— Да, вы имели доброе намерение, — сказала она наконец. — У меня была та же самая мысль, как и у вас, или, вернее сказать, я хотела поговорить с мужем насчет сына, и поэтому вполне понимаю вас и не сержусь на вас больше. Но, Боже мой, что же делать, когда он не в силах вынести какое бы то ни было волнение? Он не в силах его вынести! — закричала она. — Струны его сердца уже слишком натянуты. Зачем нам, следовательно, заботиться о том, что будет впоследствии! Пусть он наслаждается тем, быть может, непродолжительным счастьем, которое ему дано в удел.

— Аминь! — сказал я. — Я больше ни во что не стану вмешиваться и прошу вас только поверить, что если я действовал не так, как бы следовало, так только из любви к нему.

— Да, я вполне этому верю, — сказала миледи, — но вы, по всей вероятности, были очень взволнованы, когда говорили, иначе вы никогда не решились бы сказать такую резкую фразу, какую вы сказали. — Она с минуту молчала, а затем улыбнулась и прибавила: — Знаете, Маккеллар, что вы такое? Вы не мужчина, а вы какая-то старая дева!

После вышеописанного случая ничего особенного в семействе лорда Генри не произошло до того дня, в который снова приехал злой гений этого семейства — мастер Баллантрэ. Но раньше чем рассказать об этом, я опять-таки приведу отрывки из записок полковника Бурке, весьма интересные сами по себе, а кроме того, имеющие значение и играющие некоторую роль в этом рассказе. Из них мы узнаем то, что случилось с мастером Баллантрэ во время его путешествия по Индии, и получим некоторое понятие о Секундре Дассе. Но прежде чем привести эти выписки, я считаю своим долгом сказать, что если бы мы узнали раньше то, что мы узнали только впоследствии, а именно, что Секундра Дасс говорит по-английски, то мы избегли бы множества тревог и не испытали бы столько горя, сколько нам пришлось испытать.

ГЛАВА VII

Похождения кавалера Бурке в Индии

Выписки из мемуаров

Вот я и очутился на улице города, название которого я не могу припомнить, и в совершенно незнакомой мне местности. Мне эта местность была настолько мало известна, что я не знал даже, в какую сторону мне идти, чтобы выбраться оттуда, идти ли мне на юг или на север? Я убежал, не успев даже обуться, в суматохе я потерял свою шляпу, весь мой багаж остался в руках англичан, у меня не было спутника, за исключением индийского сипая, никакого оружия, кроме моего меча, и я остался почти совсем без денег. Одним словом, я находился в очень неприятном положении, и если бы мистер Galland, любящий описывать подобного рода приключения, какое произошло со мной, знал о том, что со мной случилось, он, наверное, написал бы об этом рассказ.

Теперь я подробно опишу, какое это было приключение.

Сипай был очень честный человек; он уже много лет служил под французским знаменем и готов был, кажется, дать разрезать себя на куски ради моего соотечественника, мистера Лалли. Это тот же самый парень, о котором я рассказывал уже в начале этих мемуаров, который отличился своим удивительным благородством, когда нашел меня и мистера Фессака на валу совершенно пьяными, и который закрыл нас соломой, чтобы проходивший мимо нас командир порта не увидел, в каком состоянии мы находимся.

Очутившись в критическом состоянии, я поэтому обратился к этому благородному парню за советом, куда нам идти и что нам предпринять? Решить этот вопрос было весьма нелегко, но при зрелом обсуждении его мы пришли к тому убеждению, что нам следует забраться в один из садов, находившихся перед нами, окруженных стеной, чтобы выспаться под каким-нибудь деревом, и затем отправиться на поиски пары туфель и тюрбана на голову.

Теперь нам осталось только одно: решить, в который из садов нам забраться, так как их было очень много. Помешать нам никто не мог, так как была ночная пора и в переулках между садами ни одного человека не было видно. Я хлопнул своего парня по плечу, и мы вместе с ним быстро перелезли через одну из стен сада, на которую я ему указал. Земля в саду была совершенно сырая от сильной росы, поэтому ложиться на нее не следовало, так как эта сырость необыкновенно вредно действует на здоровье людей, преимущественно же европейцев; но мне так сильно хотелось спать, что я не в силах был держаться на ногах и лег. Я только стал немного забываться, когда мой спутник разбудил меня. Он увидел в конце сада яркий свет, падавший на землю, и свет этот, появившись, уже не потухал, а продолжал виднеться между листьями. Это неожиданное появление света в такой поздний час нас крайне удивило, и мы решили, что нам надо быть чрезвычайно осторожными, чтобы не попасть в руки людей, могущих причинить нам вред. Я послал своего провожатого сделать рекогносцировку, и он, быстро вернувшись ко мне обратно, сообщил, что дом, из которого виднеется свет, по-видимому, принадлежит европейцу, и, вероятно англичанину.