Мастер Баллантрэ - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 41

— Ах, какое мне до этого дело, откуда он приехал, — проворчал мистер Генри, — неприятно, что он здесь.

— Это совершенно верно, — сказал я, — но только факт, что он приехал из Коккермута, навел меня на ту мысль, что, по всей вероятности, положение его в Шотландии вовсе не опасное. Помните, как мы с вами удивлялись тому, что он так спокойно разъезжает повсюду? Не указывает ли это на то, что положение его вполне безопасно?

— Так, так, — сказал мистер Генри. — Вы правы, все это совершенно справедливо. Дайте мне подумать минуту.

И он о чем-то задумался и при этом ехидно улыбался. В то время, как эта ехидная улыбка пробегала по его лицу, он был немного похож на мастера Баллантрэ.

— Дайте мне лист бумаги, — сказал он мне.

После этого, не сказав ни слова, он уселся за стол и принялся писать знакомому письмо. Я не стану называть фамилию того лица, которому он писал, но скажу только, что это была личность, занимавшая весьма высокое общественное положение. С этим письмом я отправился к Макконоки, так как никому, кроме него, я не мог дать это поручение, и велел ему тотчас оседлать лошадь и свезти его по адресу.

Он вернулся с ответом очень быстро, раньше, чем я, несмотря на все свое нетерпение, мог ожидать.

В то время как мистер Генри читал это письмо, ехидная улыбка снова пробежала по его лицу.

— Вы оказали мне большую услугу, мистер Маккеллар, — сказал он, прочитав письмо, — наведя меня на мысль о том, что брат мой только говорит о том, что он находится в опасности, тогда как этого вовсе нет. Имея в руках это оружие, — он указал на письмо, — я нанесу ему удар. Вот подождите, во время обеда вы все узнаете.

Во время обеда мистер Генри предложил мастеру Баллантрэ отправиться с ним в какое-то общественное место. Лорд, как мистер Генри и ожидал, тотчас выразил по этому поводу свой протест и сказал, что мастеру Баллантрэ отнюдь не следует показываться в обществе, так как ему может грозить опасность быть узнанным.

— О, что говорить о какой-то опасности, которой вовсе нет, — сказал мистер Генри веселым тоном. — Зачем вы секретничаете, когда я все знаю.

— Я секретничаю? — в изумлении спросил лорд. — Я даю тебе слово, Генри, что у меня от тебя нет никакого секрета.

Мастер Баллантрэ переменился в лице. Он не ожидал этого удара.

— Как, — спросил мистер Генри, делая вид, будто он очень удивлен, — и вы, отец мой, ничего не знали? Это меня крайне удивляет. Однако я вижу, Джемс, ты очень преданный слуга, если ты даже от отца держишь в секрете то, о чем тебе велено не говорить. Но мне кажется, что на отца-то ты мог положиться и должен был знать, что он не проговорится.

— О чем ты говоришь? Я положительно отрицаю, что могу вращаться в обществе, не опасаясь за свою жизнь, — сказал мастер Баллантрэ. — Я приказываю тебе молчать, — закричал он сердитым голосом и засуетился, походя при этом скорее на капризного ребенка, чем на взрослого человека.

— Могу тебя уверить, что от тебя вовсе не требовалось, чтобы ты секретничал со своими родственниками, — продолжал мистер Генри свою речь, — ты в этом отношении выказал лишнее рвение. Я знаю это достоверно. Вот что по этому поводу пишет мне один из моих знакомых. — Он развернул письмо и начал читать: — «В интересах правительства, а равно и молодого человека, которого мы по-прежнему будем называть мистером Балли, разумеется, лучше держать все дело в секрете, но, во всяком случае, о родственниках мистера Балли в этом отношении не может быть и речи, с ними он может говорить совершенно откровенно, и это ему было сказано. Нам и в голову не приходило требовать, чтобы мистер Балли держал членов своей семьи в таком тревожном сомнении, в котором, к сожалению, вы находитесь, и поэтому я спешу сообщить вам, что мистеру Балли не грозит ни малейшая опасность, и что он может проживать в Великобритании так же спокойно, как и вы».

— Может ли это быть? — воскликнул милорд, глядя на мастера Баллантрэ крайне изумленным, а вместе с тем и подозрительным взглядом.

— Мой дорогой отец, — сказал мастер Баллантрэ, уже несколько оправившись, — я очень рад, чрезвычайно рад, что тайна эта открылась, и что мне, стало быть, нечего больше секретничать перед вами. Те инструкции, которые были мне даны в Лондоне, были совершенно противоположны тому, что я только что слышал, и мне было поставлено в обязанность хранить этот секрет в полной его неприкосновенности даже от вас, да, преимущественно от вас. Я могу в подтверждение истины моих слов показать вам даже одно письмо, если я только не уничтожил его. По всей вероятности, разрешение открыто говорить о том, что жизни моей в Великобритании не грозит опасность, вышло очень недавно, или же корреспондент Генри ошибся и что-нибудь перепутал. По моему мнению, вообще, тот, кто пишет это письмо, не знает толком, в чем дело. Сказать вам правду, отец мой, — продолжал мистер Баллантрэ, подождав минуту и оправляясь все больше и больше, — я сначала предполагал, что подобный незаслуженной милостью я обязан вашему ходатайству, что вы хлопотали о том, чтобы такого известного мятежника, как я, помиловали, но что вы нарочно держите это в секрете, так как вы слишком великодушны, чтобы хвастаться теми благодеяниями, которые вы совершаете. И поэтому я из уважения к вам еще больше старался держать в тайне тот факт, что я помилован. Теперь же, когда я убедился в том, что не вы хлопотали обо мне, меня крайне интересует вопрос, кто мог быть настолько любезен, что ходатайствовал за меня и выпросил мне прощение, и кто осмелился предположить, будто я попал в немилость по случаю того, что я совершил какой-то подлый поступок: насколько я мог понять, в письме, которое получил Генри, есть на этот счет намек, и даже не желаю оправдываться в том, что я совершить его не мог, так как вы знаете вашего сына и знаете, что он мятежник, но не шпион и не перебежчик. Я никогда в жизни еще не слышал, чтобы какой-нибудь лорд Деррисдир был бы шпионом или перебежчиком.

Говоря таким образом, мастер Баллантрэ старался выпутаться из своей собственной лжи, и ему бы это, быть может, и удалось, если бы мистер Генри с удивительным упорством не старался вывести наружу всю фальшь и ложь своего брата.

— Ты говоришь, что разрешение говорить твоей семье открыто о том, что твоя жизнь вне опасности, последовало очень недавно? — спросил мистер Генри.

— Да, я это утверждаю, — ответил мастер Баллантрэ, хотя голос его несколько дрожал.

— Посмотрим, насколько недавно оно последовало, — сказал мастер Генри, вынимая снова письмо из кармана.

В этом письме не было сказано, когда именно помилован мастер Баллантрэ, но он этого знать не мог и поэтому страшно сконфузился.

— До меня, во всяком случае, весть эта дошла слишком поздно, — сказал он смеясь, но смех этот звучал так странно, — он напоминал собой разбитый колокол, — что лорд в удивлении взглянул на него, и губы его как-то судорожно сжались.

— Не знаю, когда она дошла до тебя, — сказал мистер Генри, глядя на свое письмо, — я повторяю только твои слова, что разрешение последовало недавно, и спрашиваю, так ли это?

Все яснее и яснее становилось, что мастер Баллантрэ лжет, и что мистер Генри обличил его во лжи, но несмотря на это, лорд из непростительного пристрастия к своему любимцу сделал вид, будто он этого не понимает, и, обратившись к мистеру Генри голосом, в котором звучала досада, сказал:

— Что об этом говорить, Генри! Твоему брату не грозит опасность, и ты должен быть этому рад, равно как и мы все радуемся этому. Теперь, как верные подданные, мы лучше выпьем за здоровье нашего короля и в душе поблагодарим его за его милостивые заботы о нас.

Мастер Баллантрэ, по-видимому, выпутался из беды, и хотя все слова, которые он употреблял для своей защиты, и казались довольно неправдоподобными, лорд не подавал виду, что он заметил это. Во всяком случае, тот факт, что мастер Баллантрэ мог свободно проживать в своей родной стране, был установлен.

Я уверен, что хотя милорд и делал вид, будто он верит словам мастера Баллантрэ, в душе он знал, что любимец его — шпион. По всей вероятности, миссис Генри также отлично понимала это, потому что она в обращении со своим идолом переменилась и сделалась гораздо холоднее. По-видимому, удар, который мы нанесли нашему врагу, произвел на милорда и на миссис Генри все-таки известное впечатление, и если бы мы не воспользовались представившимся нам случаем и не нанесли его, то нам, по всей вероятности, пришлось бы еще сильнее страдать от разразившейся над нами в скором времени после этого катастрофы.