Шансы. Том 2 - Коллинз Джеки - Страница 36

О своих планах она никому не сказала ни слова. Ее развод был только ее делом. Коста постоянно спрашивал, не пора ли ей возвращаться в Вашингтон, на что Лаки только качала головой, бормоча себе под нос: «К чему спешить».

С Петером она по телефону договорилась встретиться за ужином. До этого все вечера Лаки ужинала в компании Косты, набираясь у пего опыта и учась, так что, когда она сообщила ему, что этот вечор у псе занят, Коста огорчился.

— Я хотел повести тебя в совершенно особое место, — жалобно сказал он.

— Завтра, дядя Коста, обещаю тебе.

— Но столик-то я заказал на сегодня, — начал сдаваться он.

— Где?

— Это секрет.

— Ну завтра, ладно?

— Ладно.

Костюм Петера Ричмонда был как бы предназначен для общения с народом: обычный спортивный пиджак, рубашка с расстегнутым воротом, прямые, хорошо сидящие брюки. Проходя по залу ресторана в отеле «Шерри Незерлэпд», он налево и направо улыбался, приветственно помахивал рукой, кивал головой, словом, вел себя так, будто вокруг находились члены одной дружной, счастливой семьи.

Сидевшая за столиком и наблюдавшая за этим действом Лаки вдруг почувствовала приступ сильнейшего отвращения. Дома Петер представлял собой мини-тирана: дети боялись отца без памяти. И только неустрашимая Бетти не обращала па мужа никакого внимания. Па публике Петер становился Мистером Обаяние, дома — Мистером Ничтожество.

— Привет, Петер, — ядовито воскликнула Лаки — А ты опоздал.

— Неужели? — На загорелом лице его было написано мальчишеское удивление. — Мне очень неудобно. Надеюсь, ты заказала чего-нибудь выпить?

Видимо, у этого мерина глаза на заднице, если он не видит литровой бутылки водки, стоящей прямо перед ним.

Петер уселся, жестом подозвал к себе официанта с картой вин и потребовал себе шпритцер — коктейль из белого вина с содовой.

— Так-так, — произнес он, откидываясь на спинку кресла и изучающе глядя на Лаки. — Значит, птичка хочет улететь.

— Начать нужно с того, — ровным голосом ответила Лаки, — что птичка никогда и не хотела быть пойманной.

— Ты, наверное, шутишь, дорогая. Любая птичка будет рада оказаться в семействе Ричмондов.

— Петер, тебе когда-нибудь говорили, что ты просто мешок с дерьмом?

Он опешил, но лишь на мгновение. В течение четырех лет они и двумя словами не обменялись. Теперь же, смотрите-ка, она открыла рот.

— Ты — точная копия своего отца, — холодно проговорил Петер.

— Да. Думаю, что так оно и есть. Только отец никогда не позволил бы загнать себя в угол нелепой женитьбой. Вижу, мне придется обзавестись яйцами — такими же, как у моего бедного старого папочки.

— Боже! Как ты вульгарна!

— Зато ты безупречен. Весь Вашингтон знает, что ты готов трахаться с любой встречной.

— Ты не можешь развестись с Крейвеном, — звенящим от напряжения голосом сказал Петер.

— Не могу?

— Нет. Это невозможно. У меня договоренность с твоим отцом. Только с его разрешением разрешу и я.

— Да ты и вправду полон дерьма. Мне почти двадцать один, ты, дырка от задницы. Я смогу делать что захочу.

— Настоящая леди.

— А ты — настоящее ничтожество. Официант принес шпритцер и, ставя бокал на стол, с почтением приветствовал Петера:

— Рад видеть вас в нашем городе, сенатор!

На лицо Петера моментально вернулась улыбка.

— Да, у вас здесь неплохо!

— Вы уже решили, что будете заказывать, сенатор?

— Пожалуй.

— Мэтр займется вами сию минуту. От скуки Лаки опустила указательный палец в бокал с водкой, стала помешивать кубики льда.

— Чем Джино тебя шантажировал? — с любопытством спросила она.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — натянуто произнес Петер.

С меню в руке подошел метрдотель. Лаки и сенатор заказали каждый свое.

— Я предложил бы дождаться дня, когда твой отец вернется и мы сможем сесть вместе, чтобы обсудить вопрос о разводе так, как принято в цивилизованном обществе. В конце концов, если это именно то, чего ты сама хочешь, я не вижу, как он сможет воспротивиться этому. Я бы, откровенно говоря, вздохнул с облегчением.

— Накось, выкуси! Джино еще не скоро вернется, так что готовься. Я развожусь с Крейвеном, и мне наплевать на то, что станут об этом говорить. В том числе и ты.

Сидя за рулем черного «линкольна», неторопливо продвигавшегося по нью-йоркским улицам, Коста с гордостью в голосе проговорил:

— Мы едем к Риккадди. Лаки свела брови.

— Риккадди? Впервые слышу. Где это? Коста уже познакомил ее с лучшими нью-йоркскими ресторанами, и Лаки наслаждалась каждым мгновением этого волнующего процесса. Так приятно находиться в обществе мужчины, относящегося к тебе с трогательно-старомодной учтивостью. Эту, ставшую уже антикварной, галантность Лаки больше всего любила в дяде Косте.

— Риккадди — это замечательный итальянский ресторанчик. Я хожу туда более двадцати лет.

— Правда? — Лаки приникла к окну машины. — Где это? Нью-Джерси?

Коста ласково рассмеялся.

— Не будь такой нетерпеливой. Мы уже совсем близко.

— Хочется побыстрее!

Эта их вечерняя экскурсия привела Косту в необычное возбуждение. До самого последнего момента он отказывался сообщить Лаки, где они будут ужинать. Каким-то чутьем Лаки догадалась, что «Риккадди» — вовсе не просто еще один итальянский ресторан.

И она оказалась права. Когда они вошли в небольшой уютный зал, то Косте на ее глазах принялись воздавать прямо-таки королевские почести. Пожилая женщина заключила его в свои объятия.

— Коста! Сколько времени ты не бывал у нас!

— Барбара! А ты все та же, по-прежнему сводишь всех с ума своей красотой!

— Да, только вот постарела, поседела, устала. — Отступив па шаг назад, она ласковым взглядом окинула Лаки.

— Значит, вот она какая — Лаки. Даже если бы ты ничего не говорил мне, я и так бы ее узнала. Точная копия отца.

— Лаки, — обратился к пей Коста, — это великая Барбара Динунцио — во всем Нью-Йорке никто лучше псе не умеет готовить макароны!

Лаки с улыбкой протянула пожилой женщине руку. Не обратив па это внимания, Барбара крепко прижала Лаки к себе.

— От дочки Джино я жду поцелуя. Последний раз я видела тебя пятилетней девочкой, а вот помнила всегда. Проходите же.

Обняв Лаки за плечи, Барбара подвела ее к стоявшему в углу столику, за которым сидели двое мужчин. Один из них, неимоверный толстяк, сделал попытку подняться.

— Это Алдо, твой дядя, — сказала Барбара. — Когда ты была совсем крошечной, он менял тебе пеленки и учил детским стишкам. Помнишь?

В отчаянии Лаки оглянулась на Косту. Куда он ее привел? Почему но предупредил заранее?

— Н-нет, — заикаясь от волнения и неловкости перед незнакомыми людьми, смотревшими на нее с такой теплотой, выговорила Лаки.

— Ничего удивительного, — мягко отозвалась Барбара. — Любой ребенок, который прошел через то, что довелось пережить тебе… Бедная твоя мама, она была такая красивая…

— Вы знали мою мать? — быстро спросила Лаки.

— Мы все любили ее. Все. — Пальцами Барбара нежно коснулась ее щеки. — Ну, садись же. Будем пить вино и говорить о других, более радостных вещах.

— Значит, ты — Лаки, — проговорил второй мужчина. — А меня ты знаешь? Она покачала головой. Мужчина рассмеялся.

— Меня зовут Энцо Боннатти, я твой крестный отец. Пока Джино нет, можешь всегда приходить ко мне. Просто повидаться или по делу — мы ведь друг другу не чужие.

Лаки во все глаза смотрела на говорившего. Неужели это и есть тот самый знаменитый Энцо Боннатти, ее крестный отец — с ввалившимися щеками, глубоко сидящими глазами и доброй улыбкой?

Сзади подошел Коста.

— Лаки, эти люди — самые старые и самые близкие друзья Джино. Полюби их, ведь они тебя так любят.

Тогда она не сразу осознала, что он имел в виду. Но шел месяц за месяцем, и постепенно к Лаки пришло понимание. Кое-чему Коста успел уже научить ее, но сколько еще предстояло постичь! Иметь в качестве крестного отца такого человека, как Энцо Боннатти, было просто подарком судьбы, давало огромные возможности. Лаки неоднократно принимала приглашения Энцо посетить его дом на Лонг-Айлендс, где выслушивала от друга отца множество бесконечных историй.