Шансы. Том 2 - Коллинз Джеки - Страница 2

Лаки тихонько рассмеялась. Иногда мама говорила такие смешные вещи!

— А у Дарио волосики желтые.

— Да. Уже пора спать.

— Папочка завтра приедет?

— Приедет.

— И мы все вместе пойдем плавать?

— Если он приедет не очень поздно.

— Ну ладно.

Она сунула в рот большой палец и через несколько минут уже спала крепким и счастливым сном.

Просыпалась Лаки рано, выпрыгивая из кровати между шестью и семью часами утра. Дарио и миссис Кэмден никогда не вставали раньше половины девятого, но она не обращала на это никакого внимания. Она привыкла завтракать сама, а после завтрака можно носиться по всему дому. На улицу без взрослых ее, конечно, не отпускали — все двери и окна в доме оборудовала звонками, начинавшими жутко трещать при любой ее попытке открыть их. Однажды Лаки все же рискнула. Отец едва не сошел с ума: начал кричать и бегать по дому с ружьем в руке. Как в кино. Ей стало смешно, а Дарио расплакался.

Когда отец был дома, он тоже вставал рано. Иногда. Лаки знала, какую ручку на плите повернуть, чтобы чайник закипел. Она знала, как делать папочкин кофе — так, как он больше всего любил. Принося ему чашку, Лаки получала в награду поцелуй.

Мама просыпалась позже, к девяти. Или к половине девятого. Папочка хлопал ее по попке и называл соней. А когда они целовались, Лаки смущалась.

За окном начинали свою утреннюю перебранку птицы. Выскочив из постели, Лаки осторожно раздвинула шторы, чтобы посмотреть на них. Вот это да! Мамочка уже поднялась и плавает в бассейне!

Мария лениво покачивалась в центре бассейна на широком надувном матраце в полоску.

Лаки в волнении бросилась надевать свой желтенький купальник. Папочка говорит, что у псе толстый животик, называет ее колобком. Но ей не обидно, она смеется.

Очутившись внизу, Лаки с радостью увидела, что высокие стеклянные двери дома распахнуты.

— Мамочка! — Она бросилась к бассейну. — Мамочка, мамочка, я тоже хочу плавать. Ну пожалуйста! — Послышался ее звонкий и счастливый смех.

Когда Лаки подбежала к бассейну, она поняла, что мамочка заснула. Ее самая красивая в мире мама — так называл ее папочка — лежала на матраце совсем неподвижно, прекрасные длинные светлые волосы плыли по воде, а свешивавшиеся в стороны руки и ноги едва заметно покачивались.

Лаки поразили две вещи. А мамочка, оказывается, озорница — лежит совсем голенькая. И вода в бассейне почему-то необычного цвета. Розового.

Стоя у бортика, Лаки позвала:

— Мама! — потом громче:

— Мама! Мама! Мамочка! Что-то было не так, только она никак не могла понять что. «Где же папа? Он ведь все знает. Вот глупый какой.

Взял и уехал».

Она села на бортик, свесив вниз коротенькие ножки, которые немного не доставали до воды. Придется ждать, пока мама не проснется. Ничего другого она придумать но может. Просто сидеть и ждать.

СТИВЕН. 1955 — 1964

Как-то раз, когда Стивену уже исполнилось шестнадцать, в школе, которую он посещал, ему предложили срочно отправиться домой.

С красными от слез глазами, чувствуя себя совершенно разбитой, Кэрри сообщила сыну, что Бернард Даймс этой ночью умер во сне. Сердечный приступ.

Известие оглушило Стивена. Зная о том, что Бернард не является родным отцом, мальчик любил его, как любил бы родного. Ведь, в конце концов, другого отца он никогда и не видел. Как чудесно они вдвоем проводили время — в Нью-Йорке или на Файр-Айленде!

На похоронах Стивен стоял рядом с матерью — высокий, привлекательный юноша. А потом, в доме по Парк-авеню, он поддерживал ее дрожащую руку, пока через комнату шел бесконечный поток друзей и знакомых Бернарда, пришедших выразить вдове свои соболезнования.

Кэрри держалась молодцом. Голова ее была высоко поднята, слезы скрыты от глаз окружающих под густой черной вуалью.

Через неделю Стивен вернулся в школу.

— Я справлюсь сама, — сказала ему Кэрри. — Твоя учеба важнее, чем торчать все время здесь со мной, Всегда она на первое место ставила его учебу. Всегда. Это было для нее чем-то вроде наркотика, но сын научился не спорить с матерью, обладающей тем еще характером. От сына она ждала самых высоких отметок по всем дисциплинам. И Стивен рано привык получать только их. Иначе…

В тринадцатилетнем возрасте он несколько охладел к учебе, целиком отдавшись боксу и вообще спортивным соревнованиям. Все складывалось просто великолепно, но вот оценки… Кэрри пришла в ярость. Взгрела его так, что целую неделю он не мог без боли сидеть на стуле. Это послужило хорошим уроком.

— Если ты родился черным, — холодно бросила она сыну, — привыкай работать не покладая рук. Запомни это хорошенько.

Этого Стивен никак не мог уразуметь. До сих пор ему не приходилось сталкиваться ни с какими проявлениями расовых предрассудков. Он жил в прекрасной семье с любящими родителями, не задумываясь о том, что цвет кожи у них разный. Их многочисленных друзей этот факт, по-видимому, тоже нисколько не волновал. Кто только ни бывал у них дома: кинозвезды, известные иностранные режиссеры, музыканты, композиторы, артисты, оперные певцы.

В школе училось только двое черных: Стивен и мальчик по имени Зуна Мгумба. Однако дорогое частное учебное заведение представляло собой настоящий плавильный котел. Там учились дети дипломатов, финансистов, знаменитых путешественников. Эту школу Кэрри выбрала специально, чтобы мальчика больше волновали достижения в учебе, нежели цвет его кожи.

Бернард спорил с ней, утверждая, что в такой атмосфере Стивен окажется неготовым к реальностям жизни. Но Кэрри настояла на своем.

Отец Зуны Мгумбы занимался чем-то очень важным в ООН, Стивен так до конца и не понял, чем именно. Все свое свободное время Зуна посвящал яростному онанизму. «Укрощал свою плоть», как называл это Джерри Майерсон, лучший друг Стивена.

Джерри был парень что надо. Высокий, нескладный, с рыжими волосами. Подобно Стиву, его, кроме учебы, мало что волновало, и, став друзьями, молодые люди часто занимались вместе, помогая друг другу.

В отличие от других парней секс не был у них на первом плане. Интересно, у кого находится время рассуждать о преимуществах этой пары сисек перед той? Многие их сверстники могли часами листать сомнительные журнальчики — да еще и мастурбируя, подобно Зуне, которого в конце концов с позором изгнали из школы за то, что он в один из родительских дней решил предаться своему любимому занятию на виду у трех почтенных мамаш.

К моменту окончания школы у Стивена накопился крайне незначительный сексуальный опыт. Как и Джерри, он не раз думал о девушках, но приблизиться к ним так и не решался.

— Мы возьмем свое в колледже! — хвастливо уверял его друг. — В кампусе полно будет девчонок — вот где мы с тобой развернемся!

Оба решили изучать право, и в конце концов им удалось устроить все так, что они вместе оказались в одном из бостонских колледжей, расположенном неподалеку от города.

Джерри оказался прав. Девушки там сновали повсюду. Маленькие и высокие, худенькие и толстушки. Все размеры грудей, длинные ноги, круглые попки. Такое ощущение испытывает человек, просидевший всю жизнь на диете, а потом волею судьбы оказавшийся предоставленным самому себе в роскошном кондитерском магазине.

Джерри как с цепи сорвался. Делом номер один для пего стало забраться в женские трусики. Потратив на эти попытки шесть месяцев, он ни на шаг не приблизился к своей мечте. С занятиями тоже что-то не ладилось.

Стивен старался помочь другу чем мог. Учеба в колледже доставляла ему чистое наслаждение. Полюбив труд, он относился ко всякому серьезному делу, как к личной потребности. Плюс ко всему, он также входил в сборную колледжа по баскетболу. Мыслям о девушках и сексе просто не оставалось места. Он видел, как мучился Джерри, и меньше всего на свете хотел столкнуться с подобными проблемами в собственной жизни. Ему и без того хватало трудностей, связанных с матерью. После смерти Бернарда она, несмотря на то что у нее было все, превратилась в затворницу. Часами Кэрри просиживала в кабинете мужа. Просто сидела и смотрела в одну точку. День за днем.