Шансы. Том 2 - Коллинз Джеки - Страница 13

Она — дочь Джино Сантанджело, и дай ей Бог поскорее понять, что это значит.

Как легко оказалось дурачить взрослых. Тетя Дженнифер была доброй и ласковой женщиной, но ведь одной ногой она стояла в каменном веке! А какие слова она произносила! Скромность, порядочность, самоуважение, честь — и некуда было спрятаться от этого сентиментального мусора. Лаки быстро поняла, что тетка хочет от псе услышать. Что отец хочет услышать. Да, конечно, парень насильно заставил ее лечь рядом с собой. Она сопротивлялась, защищала свою честь, звала на помощь, которая и пришла в виде учителя физкультуры, ворвавшегося в спальню и спасшего ее… от участи более страшной, чем смерть. Или тут уж она перебрала? Тете Дженнифер так не показалось.

К счастью, то, что Лаки лежала в постели обнаженной, как-то моментально всеми забылось. Не вспоминали и о том, что Олимпия тоже была не одна в своей постели.

Так что отмыться добела было совсем просто. Выражение озабоченности и тревоги бесследно исчезло с лица тети Дженнифер.

— Ты не представляешь, с каким облегчением воспримет все это твой отец, — промурлыкала она счастливо. — Не то чтобы он сомневался в твоем… целомудрии…

Целомудрие! Тетушка Дженнифер! В самом деле?

— А где Марко? — невзначай спросила Лаки.

— Марко? — Дженнифер с недоумением повторила имя.

— Папин Марко, — нетерпеливо повторила Лаки. — Ну ты же знаешь.

— Нет, не знаю. — Дженнифер несколько раз быстро моргнула. — Марко… Марко… Ах да, сын Пчелки…

Сын Пчелки? Кто еще такая эта Пчелка? Но Лаки не подала виду.

— Да. Где он?

— Не знаю, дорогая. Наверное, в Лос-Анджелесе. Странно, но иногда у Лаки совершенно отцовские интонации — и это притом, что она еще и внешне удивительно на него похожа.

Разговор их закончился. Дженнифер готова была идти на доклад.

— Эй, — вдруг тревожно спросила Лаки, — я что, остаюсь здесь?

Дженнифер удивилась.

— А разве отец не сказал тебе? Тебя зачислили в частную школу в Коннектикуте. Ты отправишься туда завтра.

— О!

Из нее как будто выпустили весь воздух. Нет. Джино не говорил ей этого. Но это же так похоже на ее отца, или нет? Строить собственные планы. Делать то, что он хочет. Совершенно не думая о том, чего может хотеть она.

Частная школа в Коннектикуте. Дерьмо! Дважды дерьмо! Трижды! Меньше всего на свете нужна ей была сейчас новая школа.

— Тебе там понравится, моя девочка. У них есть бассейн, есть лошади — ты ведь любишь лошадей, правда?

После того как Джен уверила его в том, что Лаки все еще остается девушкой, Джино стало легче чувствовать себя в компании дочери.

— Лошади! — Лаки скорчила гримасу. — Я ненавижу лошадей!

— Эй! — Он взял со стола вышитую салфетку, вытер рот. Чертова спаржа! Сколько раз еще говорить этой полоумной кухарке, что у себя на столе он не хочет видеть спаржу? — Ненависть — это слишком сильно по отношению к лошадям. Знаешь ведь, они лучшие друзья человека и все такое прочее…

— Лучший друг человека — это собака, отец, — совсем по-взрослому ответила Лаки, пытаясь заставить его почувствовать себя несмышленым малышом.

— Деньги — лучший друг человека, — поправил он се, оставляя, как обычно, последнее слово за собой. — Не забывай об этом.

Как же она ненавидела его. Маленького, самодовольного, не умеющего красиво говорить, с хриплым голосом.

Как же она его любила. Красивого, смелого, умеющего одеться, такого сексуального.

Лаки небрежно взяла пальчиками молодой побег спаржи, ловя языком капавшее с него в тарелку масло.

— Я думала… — задумчиво начала она.

— Да? — Одним глазом Джино косил на экран телевизора, не выключавшегося, по его настоянию, ни днем, пи ночью. Влияние Марабеллы Блю?

— Ну, то есть… через пару месяцев мне уже будет шестнадцать. Зачем мне вообще возвращаться в какую-то школу?

— Образование в состоянии дать тебе очень многое. — Внимание отца привлекли на экране результаты забегов в скачках.

— Само собой, — пробурчала Лаки.

— М-м?

— Я бы не возвращалась в школу, — упрямо заявила она.

— Да? — Джино лениво улыбнулся. — И что же ты стала бы делать целыми днями?

— Кучу разных вещей.

— Например?

— Например, быть с тобой, ездить повсюду с тобой, учиться твоему бизнесу, ну и все такое прочее.

Слова дочери поразили его. Он перевел взгляд с телеэкрана на дочь. Пятнадцатилетний ребенок. Девочки. Да она, наверное, шутит.

— Я говорю совершенно серьезно, — тут же добавила Лаки. — А разве это не то, что должны делать все дети, — интересоваться семейным бизнесом?

Она брала верх, он только не мог разгадать, в чем, собственно, заключался тут фокус. Жаль, что Джен и Коста не смогли остаться на ужин, с ними все было бы проще.

— Слушай, ты должна будешь закончить школу, поступить в колледж, познакомиться там с хорошим парнем и выйти за него замуж. По мне, это звучит неплохо.

Она сузила свои — его — глаза и мрачно сплюнула.

— По мне, это звучит отвратительно! Джино посмотрел на дочь с угрозой.

— Придержи свой язык, дочка. Ты сделаешь так, как я говорю, и когда-нибудь ты скажешь мне за это спасибо. Она не отвела своего взгляда.

— У меня не было никакого образования, — продолжал Джино свою лекцию. — Всякие там школы за границей и прочая дрянь. Я был еще моложе тебя, когда мне пришлось самому зарабатывать первые в своей жизни доллары, так что тебе нужно бы помнить, какой счастливой ты родилась.

Перед глазами его стояло лицо Марии, каким он увидел его в тот день, когда родилась Лаки, — такое бледное, такое нежное и прекрасное. Тут же вспомнился и день, в который они решили, что назовут девочку Лаки — Счастливой! Боже! Если бы можно было вернуть Марию к жизни! Если бы только было можно…

— Новенькая… Новенькая… Новенькая…

Слово это доносилось до нее со всех сторон. Великолепная частная школа в Коннектикуте скорее напоминала частную тюрьму — униформа, охранники под видом учителей, подтянутые, высокомерные ученицы, один вид которых вызывал у Лаки приступы злобы.

Проведя в школе два дня, она поняла, что должна выбраться оттуда во что бы то ни стало.

Через неделю это стало для нее вопросом жизни.

При себе у нее был листок со всеми номерами телефонов, по которым представлялось мыслимым разыскать Олимпию. Под предлогом необходимости позвонить отцу Лаки ушла с математики и дозвонилась таки до своей подруги.

Олимпия жила в Париже, остановившись в доме своего отца на авеню Фот. Па этот раз она решила изучать русский.

— Какая тоска! — стонала она в трубку. — Ты можешь представить себе тот тип людей, что учат русский? Жуть!

— Уверяю, это гораздо лучше, чем торчать в местном дерьме, — жаловалась в ответ Лаки. — Мне необходимо бежать отсюда. У тебя есть какие-нибудь соображения?

— Да. — Долго размышлять Олимпии не пришлось. — Садись в самолет и давай ко мне. Мы угоним один из отцовских автомобилей и двинем на юг Франции. Это будет аб-со-лютно замечательно! Идет?

— Полностью устраивает. Но предположим, я выберусь отсюда, а что мне придется использовать в качестве денег? Сейчас у меня ровно двадцать три доллара пятнадцать центов.

— Нет проблем, — весело отозвалась Олимпия. — Дом битком набит всякими телексами. Мне нужно будет только отстучать на каком-нибудь заказ, чтобы тебе оставили билет в аэропорту Кеннеди. Мы используем мое имя. Ты уносишь оттуда ноги, я делаю все остальное. Паспорт у тебя есть?

— Есть.

Еще несколько минут они потратили на то, чтобы уточнить свои планы, и к тому моменту, когда трубка была повешена, Лаки не менее Олимпии уверилась в том, что с особыми трудностями они не столкнутся. Осложнений и в самом деле не обнаружилось.

На рассвете следующего дня Лаки выскользнула за пределы школы, автостопом добралась до аэропорта, у стойки «Пан Америкэн» забрала оформленный на имя мисс Олимпии Станислопулос билет и к полудню уже летела над Атлантикой.

Приземлившись в парижском аэропорту Орли, она тут же, как и договаривались, позвонила Олимпии, которая завопила от восторга и велела Лаки оставаться где-нибудь там до тех пор, пока она сама за пей не подъедет.