Шансы. Том 2 - Коллинз Джеки - Страница 11

Студия тоже не была в восторге от происходящего. Съемки картины в самом разгаре, а неожиданные недомогания мисс Блю стоят компании тысячи долларов в день. На четвертые сутки терпение компании кончилось, и к ней отправились нанятые студией юристы и врачи. На следующее утро она вышла на работу, бледная и изможденная. С режиссером у нее вспыхнула ссора, после которой мисс Блю покинула съемочную площадку задолго до окончания рабочего дня. К шести часам вечера Марабелла наглоталась такого количества различных таблеток, что ее

пришлось срочно доставить в клинику, где в самую последнюю минуту ей успели-таки промыть желудок.

Известие об этом застало Джино в Лас-Вегасе. Он тут же вылетел в Лос-Анджелес и примчался из аэропорта прямо в клинику.

Лежавшая в кровати Марабелла походила на ребенка, на светловолосую и голубоглазую двенадцатилетнюю девочку, у которой вдруг высыпали прыщи.

— Ты что, какая-нибудь ненормальная? — едва сохраняя выдержку, спросил он.

— Прости меня, — выговорила она сквозь рыдания. — Вечно у меня все на так… вечно…

— Эй, девочка, ну хочешь, мы обручимся? — Джино и сам не знал, как это у него вырвалось, хотя в тот момент идея казалась не такой уж плохой. Джино Сантанджело. Марабелла Блю. Кто из мужчин в Америке не будет умирать от зависти!

Марабелле предложение пришлось весьма по вкусу. Оставалось решить одну маленькую проблему. Дело в том, что у нее уже был муж — тот самый ветеран Голливуда, что помог ей когда-то на заре се юности.

— В Тихуане тебе могут моментально оформить развод, за этим дело не станет, — сказал ей тогда Джино. — А пока ты можешь уже перебраться ко мне.

Через несколько недель после того, как Марабелла устроилась в Бель Эйр, Джино понял, что совершил ошибку. Съемки закончились, а до начала следующих оставалось еще порядочно времени. Марабелла проводила его лежа в постели, перед телевизором, листая старые киножурналы, или за едой. Марабелла Блю — потрясающий секс-символ Америки — не давала себе труда даже причесаться.

Джино не мог поверить своим глазам.

— Ты собираешься сегодня вставать с постели? — спрашивал он.

Она самодовольно улыбалась.

— Может быть.

Однако чаще всего этого так и не происходило. Она так и оставалась в кровати, и к вечеру спальня благоухала апельсинами, маринованным луком и запахом самой Марабеллы — она никогда не мылась.

Очень скоро Джино исполнился отвращения. Но как ему теперь от нее избавиться? Ведь она же не просто женщина — она кинозвезда, у нее куча бухгалтеров, агентов, управляющих, продюсеров и режиссеров, не считая фанатов-зрителей.

Временами ей все-таки приходилось подниматься, принимать ванну, часа два тратить на косметику и прятать свои платиновые волосы под косынкой — ведь они отрастали, и черные корни становились чуть ли не в дюйм длиной. Ведь нельзя же было рядиться в роскошные туалеты, если от тебя несет, как от свиньи?

Как же его угораздило так вляпаться? Джино вызвал к себе Косту.

— Убери ее из моего дома, — лаконично сказал он другу. — Меня не интересует, во сколько это обойдется. Я еду в Нью-Йорк и хочу, чтобы ты сообщил ей, что все закончилось.

Он знал, что должен был бы сам все уладить, но Боже! Это же все равно, что иметь дело с умственно отсталым ребенком. За несколько дней до этого он попытался объясниться с Марабеллой. Губы ее дрожали, глаза наполнились слезами.

— Неужели ты не счастлив со мной, милый? Разве я не радую тебя больше? — Не успел Джино остановить ее, как она выпрыгнула из постели, сбросила с себя ночную сорочку, раскинула в стороны руки и хорошо поставленным голосом кинозвезды воскликнула:

— Ну приди же ко мне, трахни меня, милый, это сделает тебя счастливым!

Скорее Джино согласился бы трахнуть уличную кошку. Лечь с ней в постель? Ему хватало одного запаха.

Когда Джино уехал, в дом явился Коста и заявил Марабелле, чтобы она убиралась. К услышанному та отнеслась довольно спокойно, глаза ее так и не оторвались от мерцающего телеэкрана.

Вечером того же дня она изрезала себе запястья лезвием, а наутро ее, обнаженную и всю в крови, обнаружила в ванной комнате прислуга и тут же связалась с Костой. Коста примчался немедленно и успел предпринять шаги, чтобы вся эта история не попала в газеты.

В ярости от того, что его загнали в ловушку, Джино вылетел в Лос-Анджелес.

Марабелла вела себя, как раскаявшаяся грешница.

— Прости меня, — всхлипывая проговорила она. — Я постараюсь исправиться, честное слово. Когда мы поженимся, все будет совсем иначе.

— Должно быть, я старею, если мне в голову пришла мысль жениться на ней, — признался Джино Косте.

— Ты? Стареешь? Никогда, дружище!

— Мне почти шестьдесят. Весной жизни это никак не назовешь.

Коста хлопнул его по плечу.

— Я тоже не мальчик, Джино. Разница между нами заключается в том, что я моложе тебя, но выгляжу старше!

— Ты живешь нормальной порядочной жизнью, в этом все дело. Я готов поклясться, что ты ни разу не посмотрел даже на другую женщину. Вы с Дженнифер так и остались детьми.

Глаза Джино затуманились, и без всяких слов Коста понял, что сейчас он вспоминает Марию. Да, все могло быть совершенно иначе.

— Как там Лаки? — быстро спросил он. — Часто пишет?

— Нет. Она какая-то странная. Даже на Рождество не осталась. Пробыла всего два дня и укатила к своей подруге.

— С Марабеллой в доме…

— Господи! Когда я наконец отделаюсь от нее, я и в самом деле собираюсь побольше времени уделять детям, нужно же мне знать, что они из себя представляют. Они приезжают из школы, привозят сюда громкую музыку, непонятные одежды, и я клянусь тебе, Коста, у меня возникает такое чувство, что в дом явились двое незнакомых мне людей! Я, правда, все время так занят… Но следующим летом нужно будет обязательно отправиться куда-нибудь всем вместе.

Неделей позже в голову Джино пришел идеальный способ избавиться от Марабеллы.

— Позвони-ка этому придурку, ее мужу, — обратился он к Косте. — Посмотрим, во что это нам обойдется.

Росту в Дарио Сантанджело было пять футов одиннадцать дюймов. Хорошо сложенный, стройный, с чистой кожей. Правильные черты лица, легкий загар и врожденный вкус в одежде делали его в глазах окружающих чуть старше. Подавляющее большинство мальчиков его класса в школе были какими-то прыщавыми недомерками, вечно дерущимися, занимающимися онанизмом на переменах, спорящими о девчонках, автомобилях или о том, как наиболее эффектно испортить воздух в классе.

Дарио они немедленно восприняли как чужака, аутсайдера. Он не вписывался в их компанию. Умный, любимец учителей. Но сверстники его ненавидели.

Мечты о школе как о чем-то новом и радостном развеялись очень быстро. Чтобы добиться признания, он сказал своим соученикам, кто он есть на самом деле. Дарио Сантанджело. Сын Джино. Результатом стала еще большая ненависть мальчишек. Они из кожи вон лезли, чтобы досадить ему и сделать жизнь Дарио совершенно невозможной.

Тогда Дарио оставил всякие попытки поправиться им и замкнулся, спрятался в раковину, непроницаемую для их насмешек и оскорблений. В письмах к сестре он писал, какая отличная у них школа, какие замечательные у него друзья. Ответов от Лаки не было. Как будто она совсем забыла о его существовании. После прожитых вместе лет ему казалось, что они превратились в одно целое — и вот она уезжает в Швейцарию, знакомится там с какой-то дурой и уходит из его жизни. Такие дела. Даже на Рождество она сказала ему всего пару слов.

Дарио решил больше не писать ей. Отплатить той же монетой. Теперь он забудет о ней.

Лаки не могла спать. Ее преследовали кошмары. Всплески памяти. Голубой плавательный бассейн. Солнце на небе. Надувной матрац, покачивающийся на розовой воде…

Вся покрытая потом, она села в постели. Ей хотелось быть Олимпией, иметь настоящих, живых мать и отца. Ну и что, что они разведены? Какая разница? Зато они есть.

Она сбросила на пол простыни. Интересно, кого Джино пришлет, чтобы отвезти ее домой? Она очень надеялась, что это будет Марко. Хорошо бы он услышал все о ее похождениях. Хорошо бы он узнал в подробностях о том, чем она занималась с парнем, которого провела в школу. Пусть бы представил себе ее обнаженной, лежащей в объятиях мальчишки, а на соседней кровати — Олимпию, с ее приятелем. Ха! Тогда бы, наверное, он перестал считать ее ребенком. Ей уже пятнадцать. Она достаточно взрослая. И опытная. Очень.