Сами мы не местные... (СИ) - "Ейный Глюк" - Страница 36

Яр глубоко задумался над предложением. В это время, почти силком отодрав его от рукава жениха и забросив себе через плечо, за что заработал нехилый укус ниже спины и недовольные бухтения его собутыльников, я всё же вытащил это ходячее недоразумение из кабака, и потащил к академгородку. Уже отойдя пару метров от входа, вспомнил о мухлике Яра. Пришлось терять время на уговоры своего Пипа, чтоб он захватил с собой еще одного пропойцу. Тот сопротивлялся долго. Не знаю чем ему так не угодил Кока, но даже пришлось рявкнуть, чтоб меня наконец хоть кто-то послушался в этом бедламе. За что меня обозвали снова сволочью, но всё же вскоре Пип выволок из кабака сопротивляющегося Коку. Недовольно бурча и еле успевая уворачиваться от двигающихся, словно мельница, конечностей своего подопечного, мухлик снова наградил меня недовольным взглядом. Ну и пофиг.

Сандр

Да уж — засветился по полной! Мой бедовый женишок уронил свою идею на очень благодатную почву. И залил эту идею большим количеством буи-буи. Он еще и алкоголик! Если бы не то, что он — потенциальный источник, давно бы уже не геморроился с ним. Потому сам не заметил, как стал заливать свою беду почти наравне с Яром. Рядом нагружался змей, посверкивая желтыми глазами, которые с каждой рюмкой становились все бледнее и бледнее.

— Всем показал, с-сто он вэзето — с тоскою жаловался мне змей, чуть пришипетывая после третьей рюмки — верняк — язык прикусил.

Да, сколько беду не топи, а она, сука, видать плавать научилась — подумал я, опрокидывая четвертый стакан. Потом не помню… Потом Яр рвался со мной что —? Спать? А он свою синюшную физиономию в зеркало видел? Бе-е. Потом, кажется его отцепили, и уволокли. Какая-то мысль не давала мне покоя, но поймать ее в пустой гудящей башке я не мог. Пока рядом не возникла синяя рожа моего мухлика.

— Хозяин, идем в общагу, завтра не встанешь ведь. — Ныл он, все время сбивая меня с этой скользкой мысли. А я все старался выстроить цепочку, как учил меня мой старший отец…Бац! Все встало по местам: синяя рожа — синюшное личико — пойдем — Яра увели — УВЕЛИ моего жениха! Спокойно, только без эмоций — холодный ум — трезвый расч…тьфу, нет это не оттуда. Ищите и обря….тьфу ты, опять не туда. Твою ж мать! Жениха сбондили! Не-ет, шалишь, от меня так просто еще никого не уводили. Я поднялся из-за стола, правда не с первого раза, кто ж знал, что в этой тошниловке такие верткие полы? Естественно — алкоголь усиливает половое влечение — хочется упасть на пол и не вставать…Но стойко прихлопнув убегающую половицу сапогом, я сделал это!

Крепко держась за своего синемордого мухлика, короткими перебежками устремился к выходу. Идти было очень тяжело. Словно тележка в шахте, я цеплялся за каждый сантиметр пола, но преодолел весь путь, упав только два раза, причем в последний — на коленки какой-то дебелой матроны, которая, весело хихикая все не хотела меня отпускать. Мухлик тянул в одну сторону, дама — в другую, а я с тоской внимал тихому потрескиванию замечательной особо прочной ткани моего костюма. Мухлик оказался сильнее, и мы рухнули на красно-черного чешуястого мухлика, который, оказывается, цеплялся за моего! И в другой руке цепко держал проклятого змея. Причем тот спал прямо на ходу. Почему спал? — Храпел очень громко, и даже привс…прист. привствистывал. Прямо на заплеванном полу. Лежа под своим мухликом, на которого упали мы. Тупо глядя на свою 'перинку', я наконец понял, почему мне так тяжело было идти, таща на буксире весь этот кильдим. Все! Шабаш, я сполз с синемордого обиженного одноглазика, и упрямо потянул к выходу. Вот она — заветная дверь. Только узковата, или… точно, весь табор, сцепившись намертво со змеем в аргар…в аригар… тьфу ты — сзади, полз за мной.

Наконец мы вывалились наружу. Меня перекосило.

— Што это за мерзкий ззапах на улице?

Синемордый нагло прошипел:

— Это свежий воздух, хозяин!

— Поговри мне тут! — приструнил его я и поволокся дальше. Как добрался до общаги — не помню.

Дверь нашел с помощью синего. Змей отвалился где-то в середине процесса поиска ее, заветной. То ли его мухлик унес, то ли глюки полосатые… Но в гостиной меня подкараулил облом. Не, не крупный волосатый парень, а крепко запертая дверь. Значит — мне не сюда, значит — туда, где все нараспашку. Раздеваясь на ходу, и дважды наступив на какие-то тряпки, при этом споткнувшись о мелкое тело, валяющееся на пороге, посдирал с себя всю одежду, расшвыривая ее куда придется. На ощупь добрался до постели и рухнул в нее, не открывая глаз. Вся комната кружилась и качалась, так под качку я и уснул.

Проснувшись, себя не обнаружил, поэтому решил, что на учебу идти некому. Шютка юмора. По факту — во рту было ТААКАЯ помойка, и рядом ТАК воняло перегаром, что, продрав глаза, я усомнился в увиденном. Светлые кудри, синюшная рожица и опухшие гляделки — краса и гордость всех вэзето дрыхла прямо на моем плече, закинув на меня голую ногу. В памяти зияла глобальная пустота — словно норный хаас выгрыз мне весь мозг…Бля! И продолжал свое черное дело до сих пор. В горле запершило, и я, закашлявшись, разбудил женишка. Запах перегара усилился. Я разозлился:

— Я не понял, ты пил?

— От тыпила слышу! — простонало оно в ответ.

Пару минут я переваривал фразу, тупо не догоняя — это меня так известили о том, что я тоже вчера напился, или это меня так оскорбляют? Пил или не пил? Вот в чем вопрос. Но судя по общему состоянию внутри и зрелищу синепупенького голенького Яра в одной постели со мной…

Пока я его изучал, он решил меня добить:

— Ты не ззнаешь, ккоторрый час?

— Знаю!

— Сспасибо, другг! — пробормотал женишок, скрывая кудрявую голову под тряпкой, очень напоминающей мои штаны.

Твою налево! До меня только сейчас дошло, что мы СПАЛИ вместе, и чем больше я смотрю на синенькое чудо, лежащее кверху голой попой…на изящный изгиб его спины, такую беззащитную сейчас шею… И ощущаю, как горячая волна поднимается изнутри…

Но лишь только я коснулся горячей ладонью его округлостей, что-то очень крупное с невнятным возгласом влетело прямо в нашу комнату, споткнувшись на пороге о цветное недоразумение, весело посвистывающее в две дырочки в обнимку с кулоном Яроша. Припорожный коврик так и не проснулся, зато оборотень (ну кто бы сомневался!), стоя на четвереньках у нашей постели, уперся носом прямо в розовые пятки Яра. Одним взглядом окинув картину его голой задницы, моей руки на ней и моих штанов на его голове, Мият застыл, беззвучно открыв пасть, и приобрел нежный бордово-красный оттенок. Пару секунд он судорожно давился воздухом, а потом… голос к нему вернулся.

Поверьте, лучше бы он так и остался глухонемым! Яр из положения 'труп, кверху попой', моментально перешел в положение 'где горит и чем прикрыться?'. Его глаза уже не помещались на лице, а мои уши потеряли свои барабанные перепонки, когда на концерт заглянул заспанный змеюган. Процедура побудки повторилась.

Кит

Прав был отец, сколько раз предупреждал меня — 'Люби саму любовь, а не мужчин, чтоб не оказаться в их власти. С чувствами нужно бороться, потому что из-за привязанностей можно погибнуть. Наги не должны ни о ком переживать, только за своих'.

Да, наги сами по себе эмоционально холодные существа, мы редко кого подпускаем достаточно близко, нам это чаще всего и не нужно. Поэтому и держимся обособленно. Даже друзей у нас почти нет, есть чувство ответственности за клан и уверенность, что только наг нага не предаст, и всегда поддержит. Доверие… нас с детства учат не доверять никому, кроме как себе подобным.

Теперь я точно не верю тем, кто говорит о любви с первого взгляда. Оказывается на некоторые лица мало посмотреть один раз, и только со второго, а может даже с третьего взгляда начинаешь чувствовать, что тебя зацепило, конкретно так… И ведь с чего начиналось… Смазливый парнишка, разве глаза… наверное именно с них и началось всё, я их запомнил, хотя раньше все лица оставались для меня просто смазанными образами. Разве только тех, кто был мне дорог, я мог по каждой черточке восстановить в памяти. Странное чувство, ведь сколько себя помню — ни разу не обращал внимания именно на глаза, а эти… наверное именно они и зацепили больше всего, дошло до того, что снились мне. Будто преследовать меня начали… такие искрящиеся, иной раз трогательные, а иногда мутные от недосыпа.