Голливудские жены - Коллинз Джеки - Страница 37

– Джина, я просто не знаю, – выговорил он, стараясь сообразить, что ей ответить. Не спи он с ней, все было бы просто: мало ли актрис приставали к нему ради роли, и он всегда находил честный выход, иногда жестокий. – Я знаю, ты хорошая актриса…

– Чушь собачья, – злобно перебила она. – Ты ни разу не видел, чтобы я что-нибудь сыграла прилично.

– Да нет же, – солгал он.

– И ты собираешься сказать мне, что я не гожусь для Никки?

Он тщательно подбирал слова:

– Сказать тебе я собираюсь, что ты звезда слишком большой величины для этой роли. Даже чтобы просто о ней подумать.

Она немного помолчала, злобно сверля его взглядом.

Нийл потянулся за остальной своей одеждой. Чем раньше он ускользнет от этого разговора и из ее дома, тем лучше.

– Мне следует объяснить тебе, – начала она медленно, – что я готова попробоваться на эту роль. Если это тебя не убедит…

Он представил себе, каким станет лицо Монтаны, когда он сообщит ей, что Джина Джермейн желает попробоваться на роль Никки. Полная чушь!

– Ну, я подумаю, – сказал он умиротворяющим тоном.

– А еще подумай, что у меня в спальне есть скрытая видеокамера. – Она не бесплодно побывала женой Макси Шолта, блестящего знатока всех запрещенных приемов.

– Что-о?

– Я ведь хочу только попробоваться, – ответила она нежно. – А тогда тебе решать, подхожу я или нет.

– Мы переезжаем! – объявил Бадди, войдя в квартиру, и закружил Ангель.

– Переезжаем? Не понимаю…

– Угу! – Он чмокнул ее в губы. – Дружок Бадди скоро станет звездой, и мы переезжаем.

– Ах, Бадди! Ты получил роль!

– Ну… вроде бы. Меня пригласили попробоваться. Но это чистая формальность, я-то знаю. Ведь все пробуются – даже Брандо должен был пробоваться для «Крестного отца».

– Неужели?

Он снова ее поцеловал.

– Ага. Я же тебе говорю – это для всех обязательно.

Она светло улыбнулась.

– Я знала, что скоро с нами случится что-то очень хорошее.

И вот!

Он погладил ее по животу.

– Что-то хорошее уже случилось, верно?

Она кивнула.

– Бадди, ты правда рад маленькому?

– Да конечно же! – Теперь, когда дела пошли на лад, так и было. Прощай, аборт! Привет, малыш! Зачем спрашивать? – Он ласково ее потискал.

Она опустила глаза.

– Просто… ну, утром… когда я тебе сказала…

– Я знаю. Вроде бы я сразу убежал. Но у меня забот по горло.

Пойми, детка, для меня на первом месте – дело, а потом можно и дух перевести.

– Бадди! – Она прильнула к нему. – Как я тебя люблю!

– Я тоже, конфетулька, я тоже.

– И мы будем ужасно счастливыми, правда?

– Счастливыми. Богатыми. Знаменитыми. Чем пожелаешь. – Он легонько отстранил ее. – Так вот, мы правда переезжаем.

Я забыл тебе сказать: утром звонил Рэнди. Он возвращается.

– Когда? – Она сразу расстроилась.

– Верь не верь: завтра.

– Не может быть.

Он властно взмахнул рукой.

– Не паникуй. Я устроил нам местечко, обалдеть!

– Где?

– Вопросы, вопросы… Соберем вещи, детка, и ты увидишь.

Пока Ангель собирала вещи, он решил поплавать. День выдался тот еще, и в крови у него бушевал адреналин. Нужно освежить голову и расслабиться. Как один-единственный день может изменить всю твою жизнь! Он станет отцом! Он станет звездой!

Он поговорил с Джейсоном Суонклом – к добру ли, к худу ли, будем смотреть. Но, во всяком случае, очень не зря. Салон Джейсона Суонкла находился на бульваре Робертсон. Элегантный магазин с зеркальными витринами, а позади роскошные служебные помещения. Бадди решил не звонить предварительно. Узнать, что ему нужно. Только бы не его тело. Бадди никогда не голубел. Оно, но только с женским полом. Иногда к девочкам пристраивались другие мужчины, но от Бадди они держались в сторонке. Да уж, он всегда умел это ясно втолковать, даже и в полном одурении.

Наиболее скользким был случай с жирным фабрикантом пластинок, в ту ночь, когда он взбесился и разбил камеру, запечатлевавшую эту сцену. Он все еще трясся от ярости и при одном воспоминании – хотя, естественно, старался не вспоминать. Как и еще многое. Но они все равно возникали у него в памяти – все случаи, которые он хотел бы забыть навсегда и не мог.

Своего друга Тони, например. Как он лежал на холодной бетонной плите. Всего четырнадцать лет. Убит шайкой педиков, давших себе волю.

Иногда он видел лицо мужчины, который зазвал их в машину.

Подлое лицо с глазками хорька. И хозяин вечеринки. Колобок.

Толстячок, младенчески пухленький, с приветственной улыбочкой и рукопожатием – словно тебе в руку сунули дохлую рыбу.

Он видел их так ясно – а с ними и свою мать. Голую. С улыбкой торжества на губах.

Как он хотел бы стереть эти образы! Но они были неизгладимы и оставались с ним всегда. Так что желания обзаводиться новыми кошмарами у него не было ни малейшего.

– Чем могу служить? – спросил рыжеватый мужчина в светло-бежевом костюме и усами в тон, когда Бадди вошел в магазин Джейсона. Только это был, собственно, не магазин, а скорее выставочный зал, где демонстрировалась заказная итальянская мебель и несколько антикварных, умело размещенных предметов.

Бадди помахал карточкой Джейсона, зажатой между большим и указательным пальцами.

– Он меня пригласил.

– Мистер Джейсон?

– Да не Ронни же Рейган.

Рыжий брезгливо скосился. Как он ненавидит этих наглосексуальных молодцов, которые ведут себя так, словно им принадлежит весь мир. От этого просто разит его мужскими качествами, о чем он прекрасно знает.

– Я узнаю, свободен ли мистер Суонкл. Как мне сказать, кто хочет его видеть?

– Бадди Хадсон. И это он хочет видеть меня!

Рыжий исчез за внутренней дверью, а Бадди прошелся по салону, с восхищением разглядывая вещи. Кожаные диваны, мраморные столики, фигурные лампы, хрустальные вазы со свежими розами. Клево, ничего не скажешь.

Рыжий вернулся довольно скоро, презрительно поджимая губы под клочковатыми усами.

– Мистер Суонкл примет вас сейчас.

Кабинет Джейсона Суонкла оказался большой белой комнатой, полной растений и диванов в цветастой обивке, с большим столом, точно глыба мрамора, заваленным эскизами. На стенах висели в рамках рисунки Дэвида Хокни из серии «Мальчики в бассейне».

Центр сцены занимал сам Джейсон в розовом охотничьем костюме с бледно-зеленой рубашкой и розовым бутоном в петлице.

На пушистом ковре дремал Крутой, похотливый бульдог, всхрапывая, точно астматик. Не успел Бадди войти, как пес проснулся, рыкнул и бросился Бадди на ногу.

– Крутой! – взвизгнул Джейсон. – Лежать! Лежать, кому говорю!

Пес с неохотой повиновался и медленно побрел к своему месту на ковре.

– Уж извините! – сказал Джейсон с дружеским смешком. – Просто не понимаю, отчего вы его так прельщаете.

– И я не понимаю, – пожаловался Бадди, тотчас почувствовав, что может попросить Джейсона Суонкла о чем угодно – и, вероятно, получить. Круглые голубые глаза толстяка сияли любовью.

– Не выпьете ли? – запорхал руками Джейсон, указывая на сервировочный столик, уставленный бутылками.

Бадди присел на край цветастого дивана.

– Не откажусь. Водка со льдом. Без добавлений.

– Разумеется. Прошу!

Пока Джейсон накладывал лед и наливал водку, Бадди внимательно его разглядывал. Коротконогий, с порядочным брюшком. Лет сорок. Лысину прячет довольно скверная накладка, загар искусственный, а драгоценности, щедро украшающие его персону, – заведомо настоящие. И для чего он якшается с таким подонком, как Тряпичник? Глупый вопрос.

Словно читая его мысли, Джейсон сказал быстро:

– Надеюсь, вы извинили тогдашнее поведение Марвина. Он был так груб! Непростительно груб. Я, естественно, так ему и сказал. Он очень сожалеет.

Ах, конечно! Марвин-Тряпичник. Джексон сожалеет. До этого еще жить да жить.

Интересно, насколько Джейсон осведомлен? Знает ли он, что его сожитель поставлял мужчин по вызову, а он, Бадди, был одним из его мальчиков?