Концерн - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 23

– И как я изготовлю на коленке радиолампы?

– Сережа, ты меня удивляешь. Принцип работы тебе известен, остается воплотить. Пусть в лабораторных условиях, я ведь не прошу наладить промышленное производство, но хотя бы пару радиостанций – вполне реально.

– Ты такой простой, Антон, что дальше некуда. Вот так вот раз – и готовые радиостанции. И ПНВ [1]тоже из той же оперы. Буду думать. Крепко думать.

– Думай, Сережа.

– А где ты собираешься строить корабль? Заложим верфь? – Теперь в голосе Звонарева звучала неприкрытая ирония.

– Не угадал. Закажем в Америке. Присмотрим верфь, и ты их в первую очередь обеспечишь сварочными аппаратами и автогенами – пусть к тому моменту, когда мы станем заказывать свой эсминец, у них уже будет опыт работы со сваркой.

– Хочешь сварной корпус? Тогда разумно. Но только ты забываешь, что одно лишь привлечение специалистов и исследования влетят в такую копейку, что никакое наше производство не потянет таких расходов.

– Деньги будут. Что, Гризли, не забыл еще, как выглядят родные колымские места? Начнем разрабатывать золотишко на тридцать лет раньше, делов-то.

– Командир, а ты когда-нибудь бывал на Колыме?

– Нет.

– Оно и видно. От Магадана до колымских месторождений, почитай, четыреста километров будет, и все это по тайге, болотам, разным речушкам и перевалам. Красиво? Ты думаешь, почему золото там начали добывать только в тридцатых? Потому что нагнали тьму народу, дармовую рабсилу, а если по-другому, то хрен что получится. Во всяком случае, быстро это никак не обставить.

– Все так серьезно?

– Поверь мне.

– Я рассчитывал на колымское золото и пушнину.

– Вот и нечего браться за неподъемное.

– Конкретные предложения есть?

– Есть. Неподалеку от Гижиги, относительно, конечно, есть месторождение на реке Авеково. Это гораздо реальнее.

– Место знаешь или только слышал?

– Бывал. Не думаю, что местность изменилась настолько, что не найду. Вот только Гижигинская губа – то еще местечко, там, бывает, так льдами забьет, что полнавигации без ледокола нечего делать.

– Я думаю обосноваться все же на месте Магадана. Туда впоследствии на доработку и эсминец пригоним, там и команду формировать будем.

– А не проще Владивосток? Ведь там сначала нужно будет как минимум населенный пункт с инфраструктурой поднимать.

– Здесь нас легко под колпак могут взять, а там места глухие. Так что Магадан. Подведем итог. Ты, Сережа, работаешь здесь, во Владивостоке, а мы с Гризли займемся добычей денег.

– Ну, вроде так, – вынужденно согласился Звонарев, хотя пока даже не представлял, как он будет осуществлять все то, что напредлагал их лидер.

– Кстати, Сережа, ты о детях так, гипотетически, или есть планы?

– О чем ты? – сразу покраснев, попытался уйти в отказ Звонарев.

– Не о чем, а о ком. Об Анечке, разумеется. Как? Сватать будем?

– Антон, ты это… Ты…

– Ладно. Утро вечера мудренее. Ну что, отбой?

– Согласен. Это дело переспать нужно, – поддержал Песчанина Гаврилов.

Утро после выходного дня началось с того, что Зимов практически потребовал провести испытания гранаты нового образца, но его ждало разочарование и облегчение одновременно. Друзья заявили, что испытания они уже провели, не утерпев, имея в руках новую игрушку. Правда, испытания оказались не совсем удовлетворительными. Запал был слишком ненадежным и опасным. Антон поведал, что каждый раз руку приходится держать на отлете и вообще соблюдать множество предосторожностей после извлечения чеки, что никак не подойдет для солдата в реальном бою. К тому же с негативной стороны показал себя и пироксилин, оказавшись слишком гигроскопичным: осечка одной из четырех гранат – это слишком плохой показатель. В доказательство была представлена граната, давшая осечку, с покрошившимся пироксилином и слегка вздувшимся корпусом от сработавшего детонатора. В общем, идея-то неплохая, но исполнение, по прикидкам Гаврилова, никуда.

Учитывая то, что за прошедшие сутки он ничего не слышал ни о каких бомбистах, сам факт, что друзья все же использовали изделия, успокоил Зимова, так что посещение полицейского участка отпало само собой, к такому же выводу пришел и Семен Митрофанович. Друзья и не предполагали, что буквально разошлись краями с возможными неприятностями.

Однако заявление Песчанина сильно задело за живое Романа Викторовича, который высказался насчет этого весьма однозначно: если у них возникают идеи, то не нужно нахлестывать лошадей, а подойти к делу вдумчиво и основательно. Если у них не хватает образования – то есть он, Зимов, который, по крайней мере, может попытаться сделать все возможное, чтобы идея обрела плоть.

К слову заметить, уже к вечеру он представил чертежи и будущей гранаты и запала, чем вверг друзей в шок. А что они еще могли испытать, если он представил на их суд не что иное, как знаменитую Ф-1, или в простонародье «лимонку», с самым натуральным запалом УЗРГМ, только его исполнение он предлагал из сплава меди, а так – один к одному.

Идея была хороша, но преждевременна, как заявил Антон, так как в первую очередь нужно было думать не о прожектах, а о завершении начатой работы и строительстве мастерских. Как только у них оказались деньги, Антон решил больше не тянуть резину, а начинать действовать.

Еще этот день был знаменателен тем, что под давлением Песчанина и Гаврилова – разумеется, после того как они убедились, что он и впрямь неровно дышит по отношению к Анне, – Сергей отправился провожать девушку до дома и провел с нею полдня, гуляя по улицам Владивостока. После этой прогулки на Звонарева больно было смотреть – в хорошем смысле, – он так светился от счастья, что Антон и Семен заявили, что могут ослепнуть от источаемого им света. А потом был Зимов, принципиально отложивший все в сторону на пару со слесарем и представивший свой труд.

Глава 7

Варлам

Песчанин стоял посреди комнаты перед десятью мужчинами. Осмотрев последнего, он подошел к столу и, присев на угол, закурил папиросу. Отсюда он продолжал молча смотреть на стоявших перед ним. Кто-то из философов сказал, что первые впечатления о человеке зачастую оказываются самыми верными. Именно это сейчас и происходило: Песчанин пытался осмыслить свои первые впечатления.

Чуть в стороне стоял человек, который привел их сюда. Это был Варлам.

После памятного разговора Варлам три дня беспробудно пил и кутил, не помня себя. Впрочем, нужно отдать ему должное, языком он не болтал, хотя вся воровская общественность пребывала в недоумении. Уже было известно о том, что купец получил обратно свою жену, известно было и то, что его обидчиков примерно наказали, закопав в землю всех до последнего члена банды. Но вот кто это сумел сделать, оставалось неизвестным.

Пытались подкатить к Варламу, интересуясь по поводу его фарта, благодаря которому он так широко гуляет, а гулял он и впрямь широко, угощая всех встречных-поперечных, притащив на свое гульбище чуть не всех владивостокских шлюх, щедро оплачивая их услуги. Однако о своем фарте он предпочел промолчать.

Выводы напрашивались сами собой, но как вор все это провернул, оставалось непонятным, выведать у него самого так ничего и не удалось. Вот только его ватажникам это не понравилось, так как если это и впрямь провернул их бугор, то они в этом не участвовали, а стало быть, не имели с того ни полушки. О том же, что сами отмахивались только от самой мысли, чтобы пощипать обнаглевших, но вооруженных до зубов хунхузов, теперь они предпочитали не вспоминать. А вот затаить обиду на Варлама – это легко. Так же легко у них получалось и гулять за его счет, не гнушаясь и шлюхами, щедро оплачиваемыми бугром.

Наконец, вынырнув из пьяного угара, он вдруг обнаружил, что от десяти тысяч его доли осталось только пять: где, когда, а главное – как? – он сумел пропить за три дня ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ, Варлам не представлял. Огромные деньги просто протекли, как вода сквозь пальцы, и попросту растворились.