В пламени холодной войны. Судьба агента - Коллектив авторов - Страница 40

С этим чувством нарастающего беспокойства Веннерстрем проснулся. Голова сползла в сторону, лоб упирался в иллюминатор. Рывком выпрямившись, он вернулся к действительности. Стекло часто появлялось в его сновидениях. И каждый раз это была ситуация, когда по какой-то причине хотелось проникнуть сквозь стекло, преодолеть эту преграду. Позднее Стиг поинтересовался у одного выдающегося психиатра, что это могло значить? Подробно расспросив о предыдущей жизни, врач ответил:

– Это память о парашютном прыжке, которая запечатлелась в подсознании. Когда вы должны были выбраться из самолета и оказалось, что «фонарь» из плексигласа застрял, вы почувствовали себя изолированным и рвались за стекло. Разные варианты этого и повторяются в ваших снах.

Вернувшись в обычное состояние, Стиг не мог забыть увиденного. Его сковала подозрительность: почему было так важно не подписывать бумагу? Само предложение вообще выглядело несколько странным. То, что Веннерстрем был шефом «закупочной комиссии», могло стать естественной причиной: наличие опыта в торговле и прочее. Но были ведь другие, обладавшие еще большим опытом? Что же тогда? Что?..

Несколько дней после полета он мучился этой мыслью. И неожиданно его осенило: ЦРУ! Неужели это возможно?.. От такого открытия Стиг даже остановился на середине лестницы, по которой в тот день поднимался на работу. И много раз потом возвращался к этой версии, в том числе и в раздумьях на бумаге.

Мне уже не удавалось думать ни о чем другом. Я знал кое-что о ЦРУ и его методах. Знал, что они устанавливают контакты с неамериканскими гражданами странным и хорошо замаскированным способом. Часто настолько изобретательно, что объекты не подозревают, что имеют дело с ЦРУ. Организация редко шла на риск путем прямых подходов, ведь если бы кто-нибудь «возмутился», последовала бы неприятная огласка. Их средства и методы были разнообразными, а ресурсы казались неисчерпаемыми.

Случалось, например, что внутренние и внешние организации тайно получали финансовую поддержку, и зачастую это были организации, чью деятельность не представлялось возможным хоть как-то связать с ЦРУ. Их экономическое влияние позволяло создавать подпольные контакты часто через целый ряд посредников.

ЦРУ могло предоставлять средства и другими способами. Например, учреждение всевозможных стипендий. Не напрямую, а вновь через посредников, чтобы таким образом прельстить людей, с которыми они хотели бы сотрудничать. Это не привлекало абсолютно ничьего внимания: их избранники тонули в обычном потоке стипендиатов. Могли также организовываться приглашения на ознакомительные встречи, чтобы там неприметно заполучить тех, кто нужен. Фирмы и предприятия под их скрытым давлением принимали на работу людей, в которых они были заинтересованы. Я даже берусь утверждать, что и со мной чуть было не произошел именно такой случай. Неужели это западня, в которую я мог так легко угодить?

Я встречал людей из высшего руководства ЦРУ в различных ситуациях, и они знали, кем я был. Однажды меня пригласили на свадьбу, когда сын одного из них женился. Так сказать, контакт на высшем уровне. Но могло ли это иметь какое-то значение теперь? И как обстояли дела на низшем уровне? Офицеров ЦРУ я знал по Москве, одного младшего сотрудника встречал в Вашингтоне, другого в Стокгольме. Может, это сыграло определенную роль? Были еще довольно оживленные контакты с людьми из чисто военной разведки. Наверно, и это следует принять к сведению?

Я стал все больше убеждать себя, что был слишком непредусмотрителен и доверчив. Полной уверенности, что я попал в разработку со стороны ЦРУ, у меня не было, но тогда мне казалось, что в последний момент Бог отвел меня – и все стало понятно. Результат проявился в невежливом поступке: я ничего не ответил на предложение, сделанное мне в Чикаго.

Через некоторое время последовало новое приглашение встретиться, но и тогда я, поблагодарив, предпочел ответить отказом…

Глава 24

Осень 1956 года стала осенью кризисов, ознаменовавшихся трагедиями в Венгрии и Суэцком канале. Раскол венгерской коммунистической партии окончился настоящим восстанием. Это, в свою очередь, привело к тому, что русские вынуждены были вначале блокировать основные магистрали из Австрии, отгораживаясь от американских военных соединений в Германии, а после силой подавить восстание.

Возмущение США было огромным. Перед советским посольством после подавления восстания была проведена необычная демонстрация: в здании напротив несколько вечеров и ночей часть окон была постоянно освещена так, что высвечивался крест. Как демонстрация протеста это было значительно эффективней, чем сборище с плакатами и выкриками из толпы.

На Веннерстрема происходящее тоже оказало определенное влияние: он испытывал непонятное раздвоение, некоторое даже разочарование действиями русских. В конце концов, ему удалось подавить это общими размышлениями о политике. Именно в то время начались полеты американских воздушных шаров над территорией Советского Союза. Это был один из наиболее странных проектов ЦРУ. Шары запускались на западе от территории СССР и планировали потом на большой высоте по воздушному протоку на восток. Обозримая территория страны автоматически фотографировалась шведскими фотоустановками фирмы «Хассель-блад». Шары приземлялись уже за пределами Советского Союза, и после этого содержимое их фотоустановок отправлялось в ЦРУ.

В Москве с большим беспокойством наблюдали за подготовкой и началом операции «Разведка с помощью воздушных шаров». В этом напряженном противостоянии и разразился кризис 1956 года.

Восстание не стало чисто венгерским делом. Оно было горячей точкой в «холодной войне». Достаточно освежить в памяти высказывание Эйзенхауэра при вступлении на пост президента в 1953 году: «Американцы не могли смотреть равнодушно на угнетенные народы Восточной Европы.

СССР действовал энергично. Молниеносная операция в Венгрии по типу «пока ничего не случилось», возможно, и впрямь была необходима.

Размышлял обо всем этом не один Веннерстрем. Подобные мысли он слышал и от других, даже от таких не мелких лиц, как некий словоохотливый чиновник государственного департамента. Это помогло Стигу справиться с неприятным чувством, вызванным венгерскими событиями. В конце концов, рассудил он, политика никогда не делалась чистыми руками…

Несмотря на возмущение, американцы предпочли не вмешиваться в этот кризис. С точки зрения шведа, в Вашингтоне не происходило ничего, достойного доклада в Центр. Никаких мероприятий, никакой повышенной боеготовности. Обозреватели в Западной Германии тоже не были многословны. Поэтому кризис в районе Суэцкого канала в то время стал для него наиболее важным событием. В июле президент Насер постановил национализировать Суэцкий канал, что затронуло британско-французские экономические интересы. Кроме того, в конце октября канал был закрыт по причине войны с Израилем. Ситуация привела к бесцеремонному военному вмешательству со стороны Великобритании и Франции – в ход была пущена машина создания оккупационного влияния в зоне канала.

Кризис назревал в течение четырех месяцев. Вначале развитие событий вполне могло привести к опасной конфронтации между США и СССР. В сложившейся ситуации советская разведка сконцентрировала свои усилия на решении главной задачи: любой ценой предупредить политические силы в Москве о намерениях противоположной стороны. Предупредить заранее. Политические решения, относящиеся к категории неожиданных, должны быть исключены, поскольку именно такие решения представляют наибольшую опасность.

Сигнал тревоги был передан в сеть, специально созданную для этой цели и охватывающую весь мир.

Веннерстрем стал одним из узелков этой сети. Но для него не требовался сигнал тревоги. За его спиной остались годы вживания в обстановку в Москве, и считалось, что этому агенту по силам самому оценить положение.