Профессорская дочка - Колина Елена - Страница 33

Илья ушел по делу. У Ильи, кроме продвижения на российский рынок, есть еще одно дело – любови.

Илья любит женщин, занимающих положение в обществе, и они его любят, но кратковременно, потому что у них с Ильей разногласия в смысле трат. Они хотят, чтобы Илья тратил на них все – и чувства, и деньги, и даже время. А Илья считает, они и так должны быть счастливы, потому что рядом Гений.

На Димочкин взгляд, Илья ведет себя неприлично – продвигается без меня в сферы, заводит без меня Любови, ая считаю, нет. Хорошо, когдаулюдей честные отношения и каждый знает, на что он может рассчитывать.

Илья говорит: „Машка, ты одна меня понимаешь“. Говорит: „Мне нужна такая жена, как ты, чтобы близкий человек, но только чтобы была красивая и с положением в обществе“.

Уверена, что он когда-нибудь все-таки найдет близкого, красивого, занимающего хорошее положение в обществе человека.

Обидно! Илья ушел в высшие сферы, Вадим его не застал.

Вадим проезжал мимо. На Фонтанке пробка, а он больше всего на свете ненавидит пробки.

Сидел два часа двадцать минут – пережидал пробку. Выглядел грустным. Если бы он не был так похож на довольного кота, я подумала бы, что у него душевные искания, кризис среднего возраста, переоценка ценностей...

Потому что пробка. Потому что главное в жизни – это обойти других, победить. Поэтому у него очень, просто очень плохое настроение.

По-моему, это типичный случай травматического сознания. Все прекрасно, отлично, но достаточно одной самой мелкой мелочи, пробки на Фонтанке, и уже все, ВСЕ, ВСЕ – очень плохое настроение...

– Неужели Вам важно победить других в пробке? – удивилась я.

– Маша... при чем здесь пробка? Это я для примера. – Вадим выразительно взглянул на меня. – В жизни. Победить других в жизни. Неужели Вы не хотели бы успеха, признания... ну, я не знаю, хоть самого маленького?

– Нет, не хотела бы, – твердо сказала я. – Только Нобелевскую премию хотела бы, а больше ничего.

Вадим улыбнулся:

– За что?

– Да так, – уклончиво ответила я. Вообще-то я имела в виду в области литературы. Хотя... с Нобелевской премией есть некоторые проблемы. Как правило, после премии нобелевские лауреаты уже больше никогда ничего не пишут, не открывают.

Лучше я получу Нобелевскую премию не за „Варенье без свидетелей“, и не за „Неопытное привидение“, и не за „Ленивый Вареник: кто он – полицейский или бандит?“ Лучше я получу ее в старости, когда я уже ничего не буду делать, а только почивать на диване на лаврах и хвастаться Аде, что я нобелевский лауреат за „Варенье“, а может быть, за „Кота“.

– А насчет победы... Папа говорит, что победить легко, но при победе всегда теряешь, – сказала я. – Обязательно что-то теряешь, и тут главное – что именно.

– Глупости, детский сад, – поучительным голосом сказал Вадим. – Вот я...

– Вы кого-нибудь сегодня победили?

– Я? – Вадим задумался. – Я – да. Выиграл тендер на один большой проект.

Интересно, какой тендер – писать линию в каком-нибудь сериале?... Но все равно, не важно. То тендер, а то жизнь.

В жизни побеждать себе дороже. После того как кого-нибудь случайно победишь, всегда испытываешь жалость. И думаешь: ачто, эта победа действительно так уж нужна?

К примеру, я недавно спорила с Димочкой, что Пруст и Прус – это два писателя, а не один писатель в разной транскрипции, и говорила, что Димочка – некультурный человек. Ну, я, конечно, победила – просто молча достала с полки два разных тома.

А Димочка обиделся, покраснел и убежал и не приходил ко мне целую неделю. Я сначала расстраивалась, а потом мне для Димочкиного самолюбия пришлось соврать, будто я не знаю, что такое Ганзайский союз. Димочка на меня набросился, радостно крича: „Ага, ага, а еще культурный человек!“

И мне пришлось просить у него прощения за то, что Пруст и Прус – это два писателя, а не один.

– Вам нужна такая победа?... – спросила я.

– Мне – нет, – фыркнул Вадим.

Вот именно, с победами всегда так. Победишь, а потом просишь прощения. Еще хорошо, если есть у кого просить прощения, а бывает вообще ужасно... Привела очень стыдный пример из моего прошлого.

Девочка из нашего класса уезжала в Израиль, эмигрировала с родителями. У нас было собрание – ее исключали из пионеров. Я опоздала и, когда вошла в класс, увидела, что все сидят на одном ряду, теснятся по трое за партой, а она сидит одна в пустом ряду, как преступник. Учительница сказала, что раз я тоже еврейка и тоже могла бы уехать в Израиль, то мне нужно публично отказаться от нее. И что это будет моя моральная победа. Публично отказаться я не смогла, побоялась, но с ней рядом не села. Втиснулась к кому-то третьей или даже четвертой. Хотя могла сесть с ней... Я тогда думала, это моральная победа, а это был самый стыдный поступок за всю мою жизнь...

– За всю жизнь? – удивился Вадим.

– Ну... да. Папа тогда сказал: „Что же делать, у каждого человека в прошлом есть невыносимо стыдные поступки, вот и у тебя теперь есть...“ А как мне теперь попросить прощения – она же уехала.

– Маша, Вы дурочка? – искренне удивился Вадим. – У Вас своя голова есть или только папина? Не может быть, чтобы Вы до сих пор переживали из-за такой ерунды...

– Есть у меня своя голова, папина, – обиделась я. – Да, я до сих пор переживаю, потому что я... я невротическая личность, вот.

Дело Дня – не думать о Вадиме, думать об Илье, потому что Илья – мой американский любовник, а Вадим – чей-то чужой любовник, не мой.

Но если бы я была более сексуально открытой, лучше относилась к сексу вообще, думала о сексе каждую свободную минуту, надела подаренные Адой черные кружевные чулки и шляпу, небрежно забывала на кухонном столе различные предметы из секс-шопа, например огромную надувную куклу... Тогда Вадим...

Тогда Вадим, может быть, совершенно точно... во всяком случае, Ада так считает.

Если бы я была более сексуально открытой, лучше относилась к сексу вообще, думала о сексе каждую свободную минуту? Надела подаренные Адой черные кружевные чулки и шляпу, небрежно забыла на кухонном столе различные предметы из секс-шопа, например огромную надувную куклу? Думаю, Вадим посмотрел бы на меня удивленно и... и все.

Так он думает, я его приятный собеседник, а так что? Зачем ему сексуально озабоченный приятный собеседник, помешанная на сексе приставучка, огромный надувной маньяк – в общем, нетактичная невротическая личность?

Наверное, хорошо быть невротической личностью – можно угрожать всем депрессией или нервным срывом.

Мои внуки и правнуки от Димочки могли бы на цыпочках ходить вокруг моего дивана, а я бы оттуда грозно велела: „А ну-ка тащите мне немедленно сосиски с пюре, а то у меня будет нервный срыв!“

Да, но сейчас, сейчас? Пока у Димочки нет внуков и правнуков? Быть невротической личностью, самой таскать себе на диван сосиски с пюре? Думаю, довольно сомнительное дельце...

Пятница

Ада права. Я хочу стать сексуальной, манящей и т. д., чтобы Вадим наконец-то меня увидел.

Дело Дня – немедленно изменить свое отношение к сексу вообще, а также изменить свое отношение к сексу с Ильей. Чтобы не остаться старой девой без никакого секса навсегда. И не превратиться в городскую сумасшедшую без никакого секса в прошлом, даже самого захудалого, от которого утром остается один вопрос – зачем? И чтобы Вадим наконец-то меня увидел...

Ходили с Ильей в милицию получать его новый паспорт. Илья еще не знает, что его ждет сегодня ночью – новая, манящая я.

Илья открыл свой новый паспорт, полюбовался своей фотографией.

– Разве вы могли бы дать мне сорок лет? – кокетливо сказал Илья паспортистке, девушке в погонах, и вдруг закричал: – Что это, что, что?!

– Как что? – удивилась девушка в погонах. – Это вы.

Я заглянула в паспорт – на фотографии Илья, собственной персоной, здоровый лысый дядька. А в графе ФИО написано: „Илья Борисовна Шапиро“, военнообязанная.