Хроника жизни семьи Сталина - Колесник Александр Николаевич - Страница 28

Да, заявление само по себе более чем горькое. Видимо, в своих мыслях она возвращалась уже не раз, наверное, хотела хоть как-то остановить тех, кто думал, что там легко и просто, и даже вступила в конфликты с прессой. А история с Битовым тоже обрела свой финал – очень необычный.

Возвратившись на Родину, почти после 18-летнего отсутствия, Светлана неожиданно для себя встретила теплое и доброжелательное отношение соотечественников. Москву она увидела неузнаваемо изменившейся. Ей звонили ее школьные и университетские друзья, знакомые. Она с удовольствием встречалась со своими родственниками, беседовала с ними, старалась найти контакты, восстановить добрые отношения. Начала собирать переводную литературу…

Обращаясь к журналистам, она скажет: «Прошу вас всех понять, что я вернулась в город, где родилась почти что 59 лет назад. Здесь моя школа, мой университет, мои друзья, дети, внуки. Я наконец дома. Что вам еще? Что я должна объяснять? Меня приняли с великодушием, с доброжелательностью, которой я даже не знала. Моя просьба о гражданстве была быстро удовлетворена. Нас приняли, как принимали блудного сына в библейские времена. Я только могу сказать, что бесконечно благодарна!

Я намереваюсь жить такой же тихой частной жизнью, как я и прожила мои первые сорок лет в Москве. Личная реклама никогда не была моей целью. И я счастлива, что в этом обществе нет привычки выставлять напоказ частную жизнь семей. Как член этого общества, я не обязана отвечать на вопросы иностранной прессы. Я делаю вам любезность, и это в последний раз. Пожалуйста, не сопровождайте меня на улицах и не ловите меня в подъездах. Давайте после этой встречи оставим друг друга в покое и займемся своими текущими делами – вы и я».

Кстати, американским журналистам, не внявшим пожеланию Светланы и пытавшимся взять у нее интервью, встретив на московской улице, довелось прочувствовать ее решительный характер, когда в выражениях она не постеснялась. Однако в Москве она не осталась. Наверное, слишком разительным был контраст ее воспоминаний с действительностью. В Москве она жила в гостинице: от четырехкомнатной квартиры на улице А. Толстого отказалась, объяснив это нежеланием иметь столько домашних дел и уборки. Вскоре Светлана выехала в Тбилиси, ссылаясь на привычку жить в небольших городах, вдали от столичной суеты. До этого в Грузии она бывала несколько раз. В Грузии, как и в Москве, ее приезд встретил большое понимание. Она поселилась в двухкомнатной квартире улучшенного типа, ей было установлено денежное содержание, специальное обеспечение и право вызова для поездок государственного автомобиля. В Тбилиси Светлана Иосифовна встретила свое 60-летие, которое было отмечено в помещении музея ее отце. Ее дочь ходила в школу. Занималась конным спортом. Но что-то, однако, и здесь не устраивало Светлану. Вскоре она начала срываться в гневе на дочь, на знакомых, впадала в истерику. Окончательно оттолкнула от себя сына, который, несмотря на устроенный ему ранее скандал, пошел на попытку наладить взаимоотношения с матерью, когда она лежала на обследовании. Многие тбилисцы не раз были свидетелями ее срывов в отношении Ольги. Ее первая дочь так и не встретилась с ней, и внуков от нее она не увидела.

Прожив неполных два года, Светлана Иосифовна направила письмо в ЦК КПСС с просьбой разрешить ей выезд из СССР, мотивировав его отсутствием взаимопонимания с детьми. В Москве ей такое разрешение было дано незамедлительно, и она во второй раз покинула Родину, сохранив за собой двойное гражданство – СССР и США.

О своих встречах с С. Аллилуевой автор попросил поделиться двух человек – Е. Я. Джугашвили, Н. В. Сталину, ее племянника и племянницу. Вот что рассказал в письме кандидат военных наук полковник Е. Я. Джугашвили: «Первое, что меня поразило, и удивило, и насторожило – это нежелание С. Аллилуевой видеть своего сына Иосифа с женой у меня дома, куда я ее пригласил на ужин. В моем доме в их адрес были сказаны оскорбительные слова. Когда я рассказал об этом Иосифу, он сказал: „Ты бы почитал ее письмо моему руководству, она требует исключения меня из партии, лишить ученого звания и, что самое страшное, – она требует, чтобы меня после всех лишений выслали на Сахалин!“

Стол моя жена приготовила в грузинском стиле. Еще бы, сама дочь И. В. Сталина после 17 лет-мытарств на чужбине! Через некоторое время пришло ее письмо в академию. Со мной «разбирались». Искали по ее жалобе побочные доходы, поскольку я живу якобы не по средствам. Правда, «разбирались», посмеиваясь над содержанием письма.

Спустя какое-то время С. Аллилуева написала письмо моей жене, где советовала бросить меня и самой воспитывать «прекрасных деток». Как я потом выяснил, развестись с женой она требовала и от Иосифа.

При всей ее довольно скромной одежде, я уверен, она постоянно ощущала на своей голове корону и часто пускала в ходприказные формулировки, а свою дочь неоднократно обижала.Работники музея в Гори были свидетелями ее повелительных распоряжений и требований особого внимания к ее персоне. Уезжая из Тбилиси, она заявила, что «ей надоело жить среди дикарей».

В самолете по пути Тбилиси – Москва она так описывала будущее семьи Сталина работнику грузинского музея: все внуки должны со временем переехать в Грузию и группироваться вокруг Ольги (ее заграничной дочери). Одного работника постпредства назвала – «чекист проклятый».

Почему она спустя некоторое время возненавидела Иосифа и меня? А Бурдонского обласкала! – чувство соперничества. Она всю жизнь боролась с Василием. Поехала она в тюрьму во Владимир вовсе не из-за сострадания, а чтобы насладиться падением «конкурента».

После 17-летнего порхания за рубежом она здесь встретила новое поколение, сумевшее заявить о себе. Иосиф защитил докторскую диссертацию – личность в своей среде. А я просто не давал ей спокойно спать. Как это так? Она пишет из Грузии: «Сиди тихо в своем Урюпинске, не вылезай, иначе будешь иметь дело со мной. В Грузию ездить не смей!»

17 лет она «страдала» по детям. Даже пачку сигарет не привезла в подарок сыну и даже внуку. Когда мы с ней встретились в гостинице «Советская» (я принес цветы, конфеты, грузинское вино), пригласил ее на ужин в ресторан. Она отказалась. Я подумал, что стол, видимо, она накрыла в номере. Увы, из холодильника она вынула недопитую бутылку шампанского – это было, видимо, гостеприимство по западному образцу.

Вначале она возгорелась любовью к Галине Джугашвили и сочувствием, видимо, к ее сыну. Однако эта любовь закончилась не по-человечески.

По указанию Москвы в Грузии ей были созданы все условия жизни, а в гараже Совмина ГССР стояла машина ГАЗ-24 для ее обслуживания. На ипподроме выделялась лошадь для езды дочери. Преподаватели на дому обучали дочь русскому и грузинскому языкам, разумеется, бесплатно. На отдыхе в Кобулети (в санатории Совмина) она ударила официантку по лицу за нерасторопность.

Поведение С. Аллилуевой непредсказуемо. Так, в начале нашей встречи она постоянно звонила (часто очень поздно) и советовалась. Например, она просила меня обговорить с руководством школы номер 23, где учится мой младший сын Яков, о приеме ее дочери в эту школу, ибо она с английским языком, да и Яша мог бы опекать свою новую сестру.

Поездку в Грузию она мыслила осуществить через каких-то своих знакомых. Я посоветовал ей идти официальным путем. С ее согласия я обратился в постпредство Грузии, с которым постоянно поддерживал связь. Результат оказался положительным. Однако наши теплые отношения неожиданно были прерваны. Из «доброго и умного племянника» я вмиг превратился в «Женьку-хама и зазнайку, за которым бежит вся Грузия».

Или еще пример. При выходе из гостиницы «Советская», где они временно проживали, нас сфотографировал один мой товарищ с ее предварительного согласия. Каково же было мое удивление, когда она спустя некоторое время заявила, что это я сделал насильно. Но, судя по снимкам, она позировала с удовольствием».

А вот оценка Н. В. Сталиной, племянницы С. Аллилуевой: «Как мать, воспитывающая дочь, не могу понять Аллилуеву. Фактически она бросила своих детей на произвол судьбы, не возвратившись в СССР. Еще до выезда из СССР о ней ходили слухи как об исключительно скромном человеке. Но это только слухи. Я сама хорошо помню, что там, где она появлялась, сразу же шел слушок: „Дочь Сталина“. Это ей импонировало. Но скромность ее поведения, ее морально-этические аспекты выставлены напоказ в ее воспоминаниях. Когда она бывала у меня дома, уже после возвращения в СССР, я обратила внимание вот на какую деталь. Ее больше всего интересовало, как сложилась семейная жизнь ее близких. Удалась или нет? Мне кажется, что это от ее глубокого одиночества. В ее жизни не нашлось спутника, который прошел бы вместе с ней через все трудности и, когда надо, – заслонил собой. У нее было несколько попыток подчеркнуть свои большие возможности. Она даже предложила мне купить дубленку. Но я с ранних лет слишком хорошо знаю цену деньгам, да и сейчас моя семья живет на зарплату мужа-актера, а она невелика, чтобы принимать такие дорогие подарки от других. Приглашала меня вместе с моей двоюродной сестрой Галиной Яковлевной Джугашвили отдохнуть летом на побережье. Я отказалась, а Галина потом рассказывала преотвратительные сцены, которые Светлана устраивала на отдыхе. Для нее ничего не стоит оскорбить другого человека. Безобразно вела она себя и в аэропорту на глазах у сотен людей, когда мне мои знакомые передали в подарок фрукты. Вот уж в ком уживается удивительная способность красиво писать и делать в жизни все по-другому».