Вафельное сердце - Парр Мария - Страница 7

Мы решили, что понарошку у нас будет так: банки краски наполнены золотыми монетами. Поэтому за ними охотится шайка пирата Бальтазара, а мы — королевские агенты из Щепки-Матильды и должны добыть заветные банки и надежно спрятать их в своей бухте.

— Главарь разбойников Бальтазар не остановится ни перед чем, чтобы заполучить деньги, — сказал я и прищурился.

— Он ест кроликов целиком, живыми, — драматически прошептала Лена.

— И рыбу тоже ест, — добавила Крёлле, округлив глаза.

Даже мама не заметила бы, что три ребенка с водяными пистолетами пустились в опасное путешествие с дедом на пристань в ящике мопеда. Мы вжались в дно, а сверху дед набросил на нас одеяло.

Дедов мопед дребезжит жуть как. У седоков языки в глотке болтаются от этой тряски. К тому же я так скрючился, что у меня свело ногу.

Наконец мопед остановился, и королевский агент Лена отбросила одеяло почти к краю пристани.

— Руки вверх! — закричала она театрально и навела пистолет на паром. — Не двигаться!

Как правило, на пароме мало пассажиров. Это я знаю, потому что папа работает на пароме и мы часто катаемся с ним туда-сюда по делу. Мы рассчитывали увидеть четыре-пять машин и матроса Биргера.

Но просчитались. Сегодня на одном из окрестных хуторов ожидался большой семейный праздник, на который съехалась родня со всей страны, и вот двадцать пожилых тетушек в испуге таращились с палубы на нас с Леной.

— Ой, — прошептал дед, — влипли. Ну-ка мигом слетай за нашими банками!

Сам не свой от волнения, пронесся я по причалу, лавируя между цветастыми платьями, и наконец увидел матроса Биргера и нашу краску.

Я схватил у него банки и прошепелявил «спасибо» совсем без агентского задора. Было слышно, как вдалеке мини-агент Крёлле расстреливает несчастных родственников с криками «пиф-паф!».

— Шайка Бальтазара в полном составе, — шепнула Лена.

А дед пробурчал:

— Да нет, это всего-навсего Мария-Верхняя и Улова-Ловиза, мы в один год к пастору ходили, — и лихо отдал им честь.

Мини-агент продолжала пугать всех своим «пиф-паф!», пока Лена с грохотом не утянула ее вниз в ящик. Дед нажал стартер, и мы двинулись в обратный путь. Стоял такой треск и лязг, что мне показалось, будто меня перема-лывают в миксере. Но через некоторое время Лена все же решила, что уже можно, и откинула одеяло. Я зажмурился от солнца.

Дед лег грудью на руль и выжимал полный газ. Иногда он оглядывался назад. Я посмотрел в ту же сторону и обнаружил, что мы возглавляем автомобильную процессию. В деревне дороги узкие, а дед гнал строго посередке. Так что не было никакого способа объехать его. И хотя он выжимал из мопеда все возможное, ехал он небыстро. А за ним тащились все машины с парома и опаздывали на встречу своего семейного клана. Они истошно гудели. Это напоминало праздничное шествие на День независимости снами во главе.

Я видел, как дед усмехается в нагубник шлема. Вот ведь распетушился перед бывшими одноклассницами.

— Держитесь! — крикнул он вдруг. — Сейчас срежем!

Дед с трудом повернул мопед налево, на старую тракторную колею, которая ведет через поле к нашему дому. Трясло и болтало так, что я чуть не рассыпался на части.

— Йа-хоо! — издала Лена победный клич, когда мы вкатили наконец на двор и так резко затормозили, что из-под колес взметнулись сухие камешки.

Потом нам надо было превратить дом в неприступную крепость. Дел расхаживал с болтающейся на поясе скалкой и был главнокомандующим. Банки с краской мы поставили посреди гостиной, а потом забаррикадировали все двери, чтобы разбойники Бальтазара не прорвались внутрь. В ход пошла вся мебель, ничто не осталось на своем месте. Крёлле, которая стояла на часах, непрерывно кричала «Разбойники идут!» и хохотала до визга, когда мы делали вид, что в страхе сбегаемся к окнам, а особенно когда дед начинал махать скалкой как базукой.

— Нет ничего лучше певческих слетов, — сказал я Лене. Но она считала, что было бы еще лучше, если бы на нас по-настоящему напали пираты или разбойники.

Тогда дед предложил позвать бабу-тетю попить с нами кофе вечерком.

— Это старая дочь главаря разбойников, — прошептала Лена.

Мы залезли на стол в комнате Мины и лежа на животе смотрели в окно. Голова бабы-тети приблизилась и оказалась точно под нами. Баба-тетя нажала на звонок. Мы с Леной осторожно подняли дула наших пистолетов.

— Ха-ха, попробуй войти!

Лена говорила грубым басом, и баба-тетя удивленно взглянула наверх.

— Здравствуй, голубчик мой Трилле! А ты меня не впустишь?

Я быстренько объяснил ей, что она могущественная наследница ужасного разбойника Бальтазара. Баба-тетя опешила и уронила сумку. Внутри в потайном кармашке наверняка зашуршали карамельки от кашля.

— А дед? — спросила она погодя.

В узком окошке ванной рядом с входной дверью показался конец скалки.

— Руки вверх, фру Бальтазарова дочь! — закричал дед так, что загремела душевая кабина.

Баба-тетя растерялась лишь на минуту. Потом пообещала выкурить нас из дому и исчезла.

Прошло много времени. Бабы-тети нигде не было видно. Лена утверждала, что она уехала домой, но дед давал зуб, что она, конечно же, где-то тут и что-то замышляет, нам надо быть начеку. Тем более что последний автобус уже ушел.

И тут я учуял запах, от которого у меня по спине побежали холодные мурашки. Я кинулся наверх, к окну канатной дороги, Лена неслась за мной по пятам.

— Она печет вафли! — вырвалось у Лены.

И правда — она пекла вафли!!! Во дворе у Лены баба-тетя пристроила свою вафельницу на походный складной столик. Удлинитель тянулся на кухню через окно.

— У, черт, она без спросу проникла в мой дом! — вскрикнула Лена. Видно было, что Лена зауважала бабу-тетю еще больше.

На столике уже исходила паром горка готовых вафель. Время от времени тетя взмахивала над ними полотенцем, чтобы ароматные клубы лучше поднимались к нашим окнам.

Мурашки разбежались по всему телу. Мы замолчали и тихо и благоговейно, словно в церкви, наблюдали за тем, как растет гора вафель. Даже дед сломался и тоже не отводил взгляда от окна. Ни у кого из нас не было сил следить за Крёлле, и в одну секунду эта вертихвостка выскочила в сад и кинулась к бабе-тете! Та расцеловала ее. Посадила в шезлонг, а потом взяла вафлю — только с огня, большую, мягонькую, — смазала маслом, насыпала гору сахара и протянула Крёлле. Я чуть не заплакал.

— Мы сдаемся! — решительно сказала Лена.

— Нетушки, черти полосатые, — прорычал дед, хотя баба-тетя запрещает ему говорить «черти полосатые», когда мы рядом. — Трилле, бегом в подвал за удочкой!

А сам позвонил домой к Лене. Баба-тетя услышала звонок и посмотрела на наше окно.

— Мне взять трубку? — крикнула она, и Лена кивнула.

Баба-тетя сняла вафлю и убежала в дом.

— Здравствуйте, я представляю фонд помощи людям с прооперированной шейкой бедра, — завел дед елейным голосом, а сам делал какие-то отчаянные знаки в сторону то удочки, то окна. — Не согласитесь ли вы купить один лотерейный билет? Ваше пожертвование позволит нам…

Было ясно, что баба-тетя не станет покупать лотерейный билет, поэтому времени у нас в обрез.

— Крёлле! Сюда! Только тихо! — позвал я, спуская крючок вниз.

До Крёлле не сразу дошло, что надо нацепить вафлю на крючок. Она же еще маленькая. Пришлось долго-долго ей объяснять, но все же мы успели затащить наверх две вафли, прежде чем баба-тетя положила трубку и вышла из дому. Одну вафлю схватила Лена еще на лету.

— Давайте делиться! — почти закричал я.

— Трилле, нельзя разделить две вафли на троих! — объяснила Лена с полным ртом.

Пришлось нам с дедом обойтись одной на двоих. В саду Крёлле доедала уже пятую.