Осторожно, Питбуль-Терье! - Эриксен Эндре Люнд - Страница 19

А я выпиваю витаминку.

— Пожалуй, мне на сегодня и одной хватит, — говорю я при этом.

Гости

Я наряжаю елку, но меня отвлекает какое-то дребезжание за окном. Потом кто-то принимается барабанить по стеклу. Ну что ты будешь делать с этим Терье? Когда он пытается вести себя тихо, шуму от него еще больше обычного.

Я кидаюсь к окну, отдергиваю занавеску и оказываюсь нос к носу с Рогером.

Ой!

Рогер смотрит на меня плотоядно, как удав на кролика. Сжав зубы, он водит по стеклу гвоздем, извлекая мерзкий звук. Он сидит на корточках на перевернутом помойном баке, Курт стоит около бака, скрестив руки на груди.

Тихо, как мышка, чтобы не ровен час не разбудить маму, я приоткрываю окно. Курт подходит ближе.

— Мы сегодня видели того питбуля, — говорит он.

— Он такой же питбуль, как я слон! — фыркает Рогер.

— Как ни странно, он гулял в саду одной пожилой дамы.

— И никаким бешенством не болел.

Рогер смачно отхаркивается и сплевывает в снег.

Я изображаю глубокое удивление:

— Ну надо же…

Взгляду Курта громобойный.

— Уж мы ему накостыляем! — вторит ему Рогер.

— А ты нам поможешь, верно? — спрашивает Курт.

И вытягивает губу, делая противную гримасу.

— Если только вы с этим Терье не слишком сильно дружите…

Так, мне срочно нужна сногсшибательная отговорка.

Я думаю изо всех сил. Не помогает.

— Сейчас никак не могу, — говорю я. Слегка дрожащим, к сожалению, голосом.

Курт косит глазом на мамино окно, и на лице его появляется кислая улыбочка. У меня холодеет на душе. Только бы он ничего не затеял.

А Курт уже буравит меня взглядом.

— Ну а завтра ты можешь?

— Возможно.

Курт досадливо вздыхает.

— Слушай, — говорит он мрачно. — От тебя требуется только привести его в бункер. Остальное мы берем на себя. Поможешь нам — бункер твой.

Рогер таращится на Курта в большом изумлении. Но Курт смотрит только на меня.

— Я подумаю, — говорю я.

И, не прощаясь, захлопываю окно и задергиваю занавеску.

Если подумать, я и без бункера прекрасно обойдусь.

Ночь

Елка стоит уже наряженная. Только огни на ней не светятся. И стоит она с наклоном. Высоты наших потолков маловато для такого большого дерева. Поэтому я положил ее немного на бок, оперев о верхнюю книжную полку.

Пламя свечей подрагивает, и кажется, будто во тьме кто-то шевелится. Хотя это просто колебание пламени. Совершенно естественное физическое явление. Более того, пламя не может не дрожать.

Темные пятна в углах перестали казаться такими подозрительными. К тому же сама темнота посветлела, теперь она в общем-то светло-серая. Глаза привыкли ко мраку, так что, если б там кто-то был, я бы увидел. И, конечно, не проморгал бы ничего подозрительного. Но все спокойно. Все в полнейшем порядке.

Мама горько дышит во сне. Ее вздохи — как тяжелые волны. Они набегают и откатывают. Несколько раз они сбиваются, начинают дрожать, словно налетел порыв ветра и смял все. Но довольно быстро дрожь проходит, и снова слышатся тягостные ровные вдохи и выдохи, вдохи и выдохи.

Хотя я сижу в куртке и шапке, холодно ужасно. Комната — как вымороженный погреб.

Завтра я поговорю с Куртом и Рогером об этой их идее побить Терье. Я им скажу, что идея мне не нравится.

Я в принципе против насилия, скажу я. Бить людей — это очень примитивно и очень не по-взрослому. И добавлю, что у Терье черный пояс по борьбе сумо, а Федерация сумо разрешает своим членам использовать приемы не только на ковре. В общем, напою чего-нибудь такого. Чтобы они даже не совались.

Терье, конечно, моя не самая большая удача. Он несколько раз меня бил. По непопулярности и плохому к себе отношению он вне конкуренции во всей школе. Но жизнь могла обернуться и хуже. Гораздо хуже. Мне в друзья легко мог достаться какой-нибудь еще гораздо менее популярный маленький тощий заморыш. Которого еще и беспрерывно бы били.

Я, конечно, не собираюсь долго дружить с Терье. Но если его папа починит нам электричество, мне придется вести себя с Терье нормально. Хотя бы несколько дней. Кстати говоря, до Рождества мне с ним ссориться никак нельзя. У него мой подарок. Несколько рождественских дней наша дружба продлится, это я выдержу. А потом начну притормаживать.

Скажу больше: если он будет себя хорошо вести, я готов потянуть наши отношения еще чуток и после Нового года. Главное, успеть закруглить их к концу каникул.

На часах уже двенадцать с лишком. Терье давно должен был бы прийти. Наверно, появится с минуты на минуту. Мы же с ним все-таки лучшие друзья.

Ремонтные работы

Я просыпаюсь от шума и возни за окном. Шепотом ругается мужской голос.

Я рывком сажусь в кровати и смотрю в окно. Папаша Терье лежит на земле и отчаянно дергается, пытаясь подняться на ноги. На нем полное юлениссевское обмундирование. Рядом опрокинутый помойный бачок. Торстейн стонет, Терье шикает на него, как полоумный. Шиканье, надо сказать, сильно перекрывает сам шум.

— Ну могу я вскрикнуть, если упал! — стонет Торстейн.

Первым делом я бегу к маминой двери. Слава богу, мама дышит сонно и ровно, и я аккуратно притворяю дверь.

Потом бросаюсь к входной двери и распахиваю ее.

— Потише! — шепчу я. — Мама спит.

Терье протягивает отцу руку, Торстейн было хватается за нее, но снова поскальзывается и падает. Терье подходит ко мне, с неохотой переставляя ноги.

— Мы лучше пойдем домой, — говорит он. Лицо у него совершенно взопревшее. — У папы на работе отмечали Рождество.

И он характерным образом щелкает себя пальцем по подбородку.

Торстейн поднимается на ноги и, шатаясь, бредет к нам.

— Это тут пр-роблемы с элес-сричеством? — рычит он.

— Да, — говорю я. — Только тихо. Мама спит.

Я пристально и сурово смотрю на него, чтобы он осознал всю серьезность моих слов. В его глазах что-то смещается. Похоже, он меня понял. Во всяком случае, кивает он с энтузиазмом, совершенно не боясь истрепать накладную бороду. Потом прикладывает палец к губам и тянет: «Тш-ш». Широко шагая, поднимается по лестнице. Терье с ужасом оглядывается на меня, потом хватает папу под руку. Торстейн отпихивает его и идет дальше.

Когда он переваливает через порог, я вытягиваю руку и держу его, не пуская дальше. Потом встаю на колени и развязываю ему шнурки. Терье садится на корточки и держит ботинки, так что Торстейну остается только сбросить с себя башмаки. С этим он отлично справляется и на цыпочках крадется в гостиную. Он двигается так тихо, что мама не услышала бы его, даже если б не спала.

Но на самых подступах к дивану случается крупная неприятность. Торстейн запутывается в своих ногах и падает всем своим обрюзгшим телом. В последнюю секунду он успевает выставить перед собой ногу, так что направление падения меняется и он приземляется мордой на кровать.

Мы с Терье вздыхаем с облегчением.

— Слава богу, — бормочет Терье.

Торстейн меряет его строгим взглядом и беззвучно шикает.

— У меня от всего этого такая жажда, — говорит Торстейн, наконец садясь на кровати прямо. — У тебя попить ничего нет?

Я отправляюсь на кухню, Терье идет за мной.

— Дай ему воды, — говорит он.

Торстейн разочарованно смотрит на воду в стакане.