Цацики идет в школу - Нильсон-Брэнстрем Мони - Страница 13

— Пока, Цацики, — сказал Пер Хаммар. — Завтра увидимся.

Цацики не был в этом уверен. Если только Пер не захочет навестить его в домике под потолком.

— Пора спать, — крикнула Мамаша.

— Я не слезу, — ответил Цацики. — Ни за что не спущусь отсюда, и вообще я уезжаю в Австралию.

— Милый мой, — сказала Мамаша. — Я ведь говорила тебе, что мама Пера Хаммара не совсем права. Все дети играют в такие игры. И я тоже играла, когда была маленькой. И твоя учительница, и даже мама Пера Хаммара.

Цацики в это как-то не верилось. Он не мог представить себе, что мама Пера Хаммара когда-то была маленькой. Наверняка она гак и родилась с пылесосом в руках и младенцем под мышкой.

— Да, но неужели ты не понимаешь, что Мортен и Карин всем все расскажут. Я теперь не смогу прийти в школу. Вдруг Мария Грюнваль узнает, что я женился на Хелене? Она перестанет мне звонить! Кто захочет иметь дело с мальчишкой в подгузнике, который женился на другой?

Цацики чуть не заплакал, когда подумал о том, как он будет обходиться без тайных телефонных разговоров с Марией Грюнваль. Беседы по телефону — это главный признак того, что у тебя с девочкой любовь. По крайней мере, если эта девочка — Мария Грюнваль. Она действительно умела беседоватьпо телефону. Иногда по нескольку часов подряд. Они рассказывали друг другу все секреты. Самый главный секрет, разумеется, заключался в том, что они рассказывали друг другу секреты. Об этом никто не должен был знать. Даже Пер Хаммар. Еще один сверхсекретный секрет состоял в том, что во втором классе они решили впервые поцеловаться. Правда, теперь, после всего случившегося, Цацики никогда не узнает, что чувствуешь, когда целуешь Марию Грюнваль. Теперь ему придется целовать только кенгуру.

— Вся жизнь поломана, — заплакал Цацики.

— Хочешь, я позвоню Мортену? — спросила Мамаша.

Цацики кивнул.

— Все улажено, — вернувшись, сказала Мамаша. — Можешь оставаться в Швеции, а Мария Грюнваль никогда не узнает, что ее парень женится на ком попало. Мортен поклялся, что никому ничего не скажет, и с Карин он тоже поговорит.

— Слава богу, — сказал Цацики-Цацики Юхансон, довольный, что ему не пришлось бежать в Австралию из-за какого-то подгузника.

Девочка, у которой было три папы

Цацики все больше думал о своем папе, Ловце Каракатиц. У всех, кого он знал, был папа, у некоторых далее два — родной и отчим. Далеко не все жили со своими родными отцами — кто-то жил с отчимом. Тоббе, например, не видел отца много лет, но он, по крайней мере, знал, что тот существует. И мог это доказать. Он сам показывал Цацики фотографии, где был запечатлен вместе с отцом.

Единственным доказательством существования Ловца Каракатиц был старый помятый снимок. В лодке сидит Мамаша, а рядом — какой-то мужчина. Видно только половину его лица, да и то нечетко. Мамаша говорила, что снимок сделан как раз в тот момент, когда они собирались отправиться за каракатицами. Цацики не особо ей верил, полагая, что Ловец Каракатиц — еще одна ее сказка.

Перед Рождеством учительница рассказывала об Иисусе, у которого тоже не было настоящего папы, и Цацики подумал, что, может, и он произошел от ангела. В конце концов, ангел ничем не хуже Ловца Каракатиц. Цацики спросил об этом дедушку, но дедушка был уверен, что Ловец Каракатиц существует, и Цацики пришлось поверить ему, так как дедушка обычно говорил правду.

Цацики распахнул дверь и прямо в грязнющих сапогах пронесся по коридору.

— Мамаша! — кричал он. — Мамаша!

Мамаша с Шиповником работали над новым альбомом, но Цацики это не волновало, хотя он и пообещал не мешать им целых два часа. Он даже поступился своими принципами и принял от Шиповника двадцать крон. Деньги он потратил на конфеты, однако конфеты уже кончились — Цацики поделился ими с девочкой Лизой, которую встретил во дворе.

— Это несправедливо, — сказал он, укоризненно глядя на Мамашу. — У Лизы три настоящих папы, а у меня какой-то Ловец Каракатиц.

— Что-что ты сказал? — Мамаша обомлела.

— Я говорю, что у Лизы три папы, а у меня ни одного! — заорал Цацики, чтобы перекричать Шиповника, который продолжал петь и колотить по клавишам.

— Кто такая Лиза? — прокричала в ответ Мамаша.

Шиповник глупо улыбался. Цацики скорчил самую отвратительную гримасу и выдернул вилку синтезатора из розетки. Наступила мертвая тишина.

— Что за черт…

Улыбка исчезла с лица Шиповника.

— Не ругайся, — сказала Мамаша Шиповнику. — Повтори еще раз, Цацики.

Она даже наклонилась к нему, чтобы понять, о чем он говорит.

— Лиза — это девочка, которую я встретил во дворе. Почему у нее три папы, а у меня ни одного? У нее три собственных комнаты, она получает в три раза больше карманных денег и рождественских подарков, в три раза чаще ходит в парк аттракционов…

Цацики был так возмущен, что слова цеплялись друг за друга, сливаясь в нечто нечленораздельное.

— Стоп! — сказала Мамаша. — Ты, наверное, чего-то не понял. Так не бывает. У каждого человека может быть только один отец. Точно так же, как у тебя.

— У меня вообще нет отца, — заплакал Цацики. — У меня только дурацкий Ловец Каракатиц! Мне это надоело!

— Зато у тебя есть я, — ухмыльнулся Шиповник.

— А ты можешь катиться на все четыре стороны, — огрызнулся Цацики.

— Так воспитанные люди не говорят, — возмутилась Мамаша.

— Еще как говорят, когда злятся, — отвечал Цацики. — Если ты мне не веришь, я могу привести Лизу.

— Давай, — согласилась Мамаша.

Лизе было восемь лет. На голове у нее торчали два крысиных хвостика. Цацики буквально втащил ее вверх по лестнице. Добровольно идти она отказалась, так что пришлось применить силу. Цацики хотел, чтобы все прояснилось раз и навсегда.

— Ну давай, рассказывай, — приказал ей Цацики, когда они вошли.

От смущения Лиза запихнула в рот один хвостик.

— Привет, — улыбнувшись, сказала Мамаша. — Так ты и есть та самая Лиза, у которой три папы?

Лиза кивнула.

— Наверное, здорово, когда у тебя целых три папы? — спросила Мамаша. — И вообще, необычно.

Лиза снова кивнула.

— Скажи хоть что-нибудь! — потребовал Цацики и даже пихнул ее в бок.

И Лиза начала рассказывать.

— Ну-у, сделал меня Бенгт, так что он — мой биологический папа. У папы Бенгта я живу неделю. Потом мама меня забирает, и неделю я живу с ней и с папой Улле. Улле — это мамин новый муж.

Лиза сделала паузу. Мамаша восхищенно смотрела на нее.

— Это только два. А третий?

— Вы про Лассе? Он жил с мамой, когда я родилась. До того, как она встретила Улле. С ним я провожу каждые вторые выходные.

— Ого, — сказала Мамаша. — Неплохо. И у кого ты живешь сейчас?

— У папы Лассе, — отвечала Лиза. — Он только что сюда переехал.

— Вот видишь, — торжествующе заявил Цацики. — А ты не верила.

— Да уж, — сказала Мамаша. — Беру свои слова обратно. Но только все это так сложно, и как ты еще не запуталась?

— Ничего сложного, — отвечала Лиза. — Когда я живу у мамы и папы Улле, я ношу платье. Когда я живу у папы Бенгта, то надеваю что попроще. Ему лень гладить. А папа Лассе всегда дает мне сладости. Он, знаете ли, большой сластена.

Лиза выудила из кармана леденец на палочке. Цацики недовольно посмотрел на нее. И зачем он угощал ее, раз у нее и так полно конфет?

Когда Лиза ушла, Цацики заныл:

— Я тоже хочу трех пап.

— Не говори ерунду, — ответила Мамаша.

— А я хочу! — крикнул Цацики.

— Хватит!

— Хочу трех пап! Хочу! Хочу! Хочу!

Тут уже не выдержала Мамаша.

— У тебя есть одинпапа. И этого вполне достаточно. Кроме того, у тебя есть Йоран.

Но Цацики был непреклонен.

— Они не настоящие! Йоран мне не папа, он мой друг. А в Ловца Каракатиц… в него я больше не верю. Ты его просто выдумала.