Моя жизнь - Амундсен Руаль Энгельберт Гравнинг - Страница 12

Во время этих испытаний я потерял сон и аппетит. Каждый кусок при глотании буквально застревал у меня в горле. Нервы были натянуты до крайности. Мне приходилось беспрестанно напрягать все свои силы, чтобы предупредить малейшую опасность, каждый несчастный случай. Экспедиция должна была удаться!

«Парус! Парус!»

Нам удалось! Какими чарующими показались нам далекие очертания китобойного судна, маячившего на западе! Появление его означало для нас завершение долгих лет надежд и сурового труда, ибо этот парусник пришел сюда из Сан-Франциско через Берингов пролив и вдоль северного побережья Аляски, а там, где мог пройти его широкий корпус, там пройдем и мы. Этим был положен конец всем сомнениям относительно удачного завершения нашей экспедиции. Победа была за нами!

Мое нервное напряжение, длившееся три недели, тотчас же упало, а как только оно прошло — вернулся и аппетит. Я почти обезумел от голода. На такелаже висели оленьи туши; я набросился на них с ножом в руке. С дикой жадностью я вырезывал кусок за куском сырого мяса и тут же проглатывал их целиком, словно изголодавшийся зверь. Голод требовал такого варварского насыщения, но желудок от него отказался. Пришлось мне «отдать дань». Но голод все еще не проходил, и я снова наелся досыта сырым полузамерзшим мясом. На этот раз дело пошло на лад, и скоро я воспрянул и почувствовал себя так хорошо, как ни разу за эти последние три страшные недели. Однако они не прошли для меня бесследно, так как по возвращении все определяли мой возраст между 59 и 75 годами, хотя мне было только 33 года.

Китобой этот был «Чарльз Ганссон» из Сан-Франциско, увидели же мы его 26 августа 1905 года.

Посетив капитана на китобое, мы пошли дальше на запад, чтобы завершить наше плавание. Мы и не подозревали, что нам понадобится еще целый год на покрытие последнего этапа. Лед становился все гуще и гуще, замедляя наше продвижение вперед, и, наконец, неделю спустя, 2 сентября, мы совсем застряли в нем несколько севернее Кинг-Пойнта, у северных берегов Канады.

Скоро нам стало ясно, что здесь придется зимовать. Начиналась полярная ночь, а лед лишил нас всякой возможности двигаться дальше. Поэтому мы выбрали наиболее благоприятное место, куда можно было подойти, и, причалив судно позади выброшенной на берег льдины, принялись готовиться к третьей зимовке на севере. Вскоре все было устроено. Мы в последние дни так медленно подвигались вперед, что отошли лишь на несколько миль от китоловов, которые тоже зазимовали во льдах у острова Гершеля. Казалось бы, мы не должны были ощущать недостатка в обществе. Однако скоро мы узнали, что соседство наше не очень желательно. Один из капитанов даже проворчал что-то насчет «семи голодных лишних ртов». Но еще до окончания зимы и он и остальные убедились, что мы были гораздо лучше снабжены продовольствием, чем они. Мы ни разу не просили у них припасов, но, наоборот, сами передали им за зиму две тонны пшеничной муки, которой у них не хватило.

У Кинг-Пойнта застрял китобой «Бонанца», которого летом подвижкою льда выбросило на берег. Я хочу рассказать здесь о приключении, пережитом мною вместе с капитаном этого судна. Капитану очень хотелось вернуться в Сан-Франциско сушей, чтобы там снарядить второй корабль, с которым он хотел пройти на север будущей весной, так как иначе он упускал целый промысловый сезон.

Я же со своей стороны пылал желанием добраться до какой-либо телеграфной станции, чтобы разослать по всему свету весть о нашем успешном прохождении Северо-западным проходом. Но ближайшая телеграфная станция находилась в 700 километрах по ту сторону горной цепи высотою в 2750 метров , и это расстояние нужно было пройти в наступившие короткие дни. Тем не менее, оба одержимые страстным желанием, мы решили отправиться в путь.

Путешествие само по себе не внушало мне никаких опасений, скорее я призадумывался пуститься в него в обществе такого человека, каким был капитан Могг с «Бонанцы». Прежде всего он располагал деньгами, а я нет, что давало ему право распоряжаться нашей маленькой экспедицией. Но, судя по всему, я был уверен, что в экспедициях подобного рода он обладал гораздо меньшим опытом, чем я. Кроме того, капитан Могг был маленький и толстый, так что ни в каком случае не мог бежать рядом с нартами, запряженными собаками, а скорее его самого пришлось бы везти в нартах.

Однако поездка имела для меня слишком большое значение, и я не хотел упустить этой возможности. Но я приуныл, когда начались обсуждения, какого рода продовольствие нам следовало взять с собою. На «Йоа» у меня имелось много ящиков с пеммиканом в жестянках — идеальным продовольствием для зимней поездки любой продолжительности, так как пеммикан, состоящий из равных частей сушеного мяса и жира, является наиболее концентрированным видом продукта, достаточно питательного в холодном климате. Но капитан Могг с презрением отверг мое предложение взять с собой эти консервы в качестве основного питания, заметив, что они не годятся даже и для собак. Он в свою очередь выдвинул предложение, с которым волей-неволей мне пришлось согласиться, взять с собою несколько мешков с вареными и замороженными бобами. Не говоря уже о чрезвычайно малой питательности по отношению к их объему, думаю, что даже малоопытный человек сообразит, сколько излишней содержимой бобами воды нам пришлось с трудом тащить по снегу на протяжении несчитанных миль. Но ничего нельзя было поделать, и, снабженные таким продовольствием, мы двинулись в путь с острова Гершеля 24 октября 1905 года.

У нас было двое нарт и 12 собак, составлявших собственность Джимми. Его жена Каппа была четвертым членом нашей маленькой экспедиции. Наш путь лежал вверх по реке Гершеля, через скалистый хребет высотой 2750 метров и затем вниз по южному склону к реке Юкону, где первой торговой станцией был форт Юкон.

Джимми бежал впереди первой упряжки, прокладывая дорогу в снегу, а я — впереди второй. Вначале я немного сдавал после многих недель пребывания на борту «Йоа», но через неделю снова натренировался, и мы без труда покрывали ежедневно от 30 до 40 километров по глубокому снегу. Это было недурно, но скудный ужин скоро стал сказываться на всех нас — исключая капитана Могга. Разумеется, он за день не производил никакой работы, а только сидел в своих нартах. Для нас же троих остальных порция из пригоршни вареных бобов была совершенно недостаточна, чтобы пополнить затрату мышечной энергии, произведенную за день. С каждой милей мы изнурялись и тощали все больше и больше.

Джимми и Каппу мы оставили у форта Юкон, а сами с капитаном Моггом поехали вниз по Юкону с одной упряжкой, причем капитан по-прежнему сидел в нартах, а я бежал впереди. Здесь путешествие наше было уже безопасно, так как в расстоянии половины дневного пути друг от друга были понастроены так называемые Road House — постоялые дворы для проезжих и, кроме того, замерзшая река указывала нам путь. Но капитану Моггу не терпелось добраться как можно скорее, и он потребовал, чтобы мы ехали беспрерывно от завтрака до ужина и чтобы обеденные отдыхи были совсем уничтожены. Я решительно воспротивился, доказывая ему, что так как мне приходится тратить больше сил, чем ему, то и пищи мне требуется тоже больше. Капитан в бешенстве не желал даже слушать мои возражения и заявил, что он — начальник экспедиции, и если уже на то пошло, то и деньги у него, и поэтому я должен повиноваться его приказаниям. Я смолчал, но втайне решил отомстить. На следующее утро мы покинули наш привал и тронулись дальше по глубокому снегу в ясный солнечный день. Я шел впереди и как раз на полдороге между хижиной, которую мы покинули утром, и той, которую собирались достигнуть к ужину, я остановил собак и заявил капитану Моггу, что отсюда он может ехать дальше один, я же вернусь обратно к покинутой утром хижине. Собаки, нарты и все припасы, разумеется, составляют его собственность и остаются в его распоряжении. Почему ему не продолжать своего странствования в одиночестве? Капитан растерялся и перепугался до смерти. Он стал жаловаться, что я покидаю его на верную смерть в пустыне, так как он не умеет управлять собаками, а идти пешком он физически не в состоянии, не говоря уже о том, что не обладает опытом, необходимым для ориентировки в этих местностях. «Все это, быть может, и правда, — ответил я ему, — но меня совершенно не касается. Я не могу ехать дальше, если не буду есть три раза в день и столько, сколько мне нужно, чтобы быть сытым. Я поеду с вами дальше только при условии, что вы будете кормить меня досыта».