Трехдневный детектив - Колбергс Андрис Леонидович - Страница 31

Старик умер через два дня, больше не приходя в сознание. От сестрички Вася узнал, что он был осужден на пятнадцать лет за спекуляцию валютой, раньше жил в Риге, а зовут его Ромуальд Сашко.

«Хуго Лангерманис», — записал на бумажке Вася-Кот, но это было вовсе ни к чему, потому что в его мозгу было достаточно свободного места, где слово могло уместиться, и оно растопырилось там, как курица на яйцах.

Рига… Подумаешь, Рига! Люди там, наверно, живут такие же самые… Так же играют на гармошке, так же водку хлещут и так же матерятся. Наверно!

19

Звуки, сотрясшие ночную тьму, заставили Алвиса сесть в постели. Он почти инстинктивно, как боксер, выкинул вперед левую руку и, хотя в комнате была непроглядная тьма, точно схватил будильник. Зажатые в ладони часы прилежно тикали, отсчитывая по секундам дни, месяцы, годы. Нет, на сей раз будильник был ни при чем.

Когда настойчивый звук повторился, Алвис сообразил, что он доносится из коридора. Телефон. Потом он услыхал, как мать снимает трубку и говорит:

— Пожалуйста, пожалуйста… Да… Хорошо… Понимаю… Я позову…

После каждого слова мать выдерживала паузу, которую, должно быть, заполнял собеседник на другом конце провода. Когда мать сказала: «Я позову», — Алвис потерял последнюю надежду нырнуть в теплую постель.

Тихо приоткрылась дверь, и мать сказала:

— Тебя к телефону…

— Конрад?

— Нет, какая-то женщина.

Наверно, Нелли Римша. Она же особо заинтересована. Но где она была весь день?

Не закрывая скрипучей двери, чтобы не будить стальных, мать вернулась в свою комнату. Алвис включил ночник и взял со стула халат.

— Алло, Грауд слушает!

— Алвис?

— Да, Алвис, — ответил он сердито, потому что все еще не проснулся и совершенно не был настроен говорить по телефону.

— С вами говорит Тереза Козинд.

— Очень рад. Вы хотите сообщить мне, что Нелли нашлась?

— Нет!

— Но я же именно для этого дал вам свой домашний телефон. Между прочим… Сколько сейчас времени?

— Половина четвертого.

— Ясно, восход я еще не проспал!

— Алвис… Извините, что обращаюсь к вам по имени, но фамилии я никогда не помню…

— Грауд.

— Я позвонила вам потому… Мне страшно! Я глаз сегодня не сомкнула…

— Фармацевтический завод выпускает снотворные.

— Вы не хотите со мной говорить?

— Конечно, хочу. Даже очень.

— У Римшей в окне горит свет, но никто не подходит к телефону. И не заметно, чтобы там кто-то был.

— Давно горит?

— Не знаю. Это во втором этаже, со стороны леса. Я вечером заметила, когда возвращалась с озера…

— Гм…

— Папа говорит… Он думает, что просто забыли выключить свет, он горел весь день, а мы из-за солнца его не заметили…

— Может, он и прав.

— Папа не хотел, чтобы я звонила вам домой, и я бы не позвонила, но пес начал выть.

— Пес?

— Пес Римшей. Он где-то в доме. Ужасно жалобно воет, прямо мороз по коже… — И, чуть помолчав, добавила: — Я, наверно, просто дура. Да?

— Нелли, уходя, обычно запирала собаку?

— Она никогда не уходила так надолго.

— Минут через пять я вам позвоню.

— Хорошо, — в голосе Терезы звучала безграничная покорность…

— Полковник Улф слушает!

Пока Алвис рассказывал, Конрад тяжело вздыхал и пыхтел, наконец, он сказал, что снаружи они ничего толком не увидят, поэтому он достанет ордер на обыск и через полчаса будет у Алвиса, хотя любой нормальный человек отложил бы эту работу до утра. Но исчезновение этой Нелли Римши очень и очень загадочно.

Когда они приехали в Дони, уже светало. Из-за леса дул довольно холодный ветер, но над озером колыхался туман, то тут то там приоткрывая верхушки камышей.

Кто — то из милиционеров предложил пригласить понятых, но Конрад сказал, что пока не нужно.

Алвис постучал в Терезино окошко. Девушка тотчас отдернула занавеску — наверно, ждала стука. Кутаясь в маленький халатик, она отворила окно.

— Спите спокойно, — Алвис подмигнул ей, — Я буду вас охранять.

— А я любопытная.

— Собака давно перестала выть?

— Только что.

— Ну, я пошел. Не выстуживайте комнату.

— До свидания!

— Договорились.

— Иначе я как-нибудь ночью опять позвоню вам

— Только, пожалуйста, поближе к утру, Привет!

— До свидания!

Она опасно приветлива, подумал Алвис. Он услышал, как девушка закрыла окно, и ему захотелось вернуться. Тереза… Католическое имя. Тереза…

Один из милиционеров приставил лестницу и полез к освещенному окну. Конрад стоял внизу и, склонив голову набок, наблюдал за ним.

Милиционер, балансируя на верхнем конце лестницы, припал к оконной раме, оторвался и опять припал.

— Понятых! — крикнул он, поглядев вниз.

— Что там?

— Инкассаторские мешки и деньги!

— Святая Мария!

Где—то на первом этаже дома залаяла собака.

— Беги, позови эту девушку, — приказал Конрад Алвису.

— Черт знает, что мы еще можем там увидеть…

— Да, правда, — согласился Конрад, — Придется валерьянку искать… Разбуди ее отца.

Коллеги привели какого-то пожилого мужчину с сыном. Они жили дома через два, ближе к центру. Алвис вспомнил, что вчера он говорил с сыном, и тот ничего интересного не мог сказать. Отец и сын оба были в резиновых сапогах и с большой связкой удочек — собрались за щуками. Выйдя из калитки на улицу, они встретили милиционера, позволили себя уговорить пойти понятыми и теперь досадливо поглядывали на небо, которое светлело с каждой минутой — летом щуки выходят на охоту до восхода солнца.

Алвис пришел вместе с Козиндом. Козинд поздоровался с соседями; зевая, пожаловался, что с вечера он обычно поздно засыпает и поэтому утром не может подняться вовремя. Пес все лаял, Козинд позвал его, но это еще больше взволновало животное.

Дверь отперли быстро, и она бесшумно распахнулась. Неизвестно почему, сразу же на миг воцарилась тишина, слышно было даже, как переминается с ноги на ногу оставленный на всякий случай постовой. Потом собака опять залаяла. Но теперь ее лай звучал тише и глуше, чем снаружи.

— Джери на кухне, — прислушавшись, сказал Козинд.

В коридоре было пусто. Луч Алвисова фонарика пробежал по нему до конца и уперся в стену.

Дверь справа — она вела на кухню, откуда можно было попасть в гараж, — была закрыта, а дверь с противоположной стороны коридора распахнута. Алвис и Конрад подошли к ней.

Посреди комнаты в луже крови лежал длинный черноволосый мужчина. Алвис узнал его по фотографии — это был Хуго Лангерманис. Его открытые глаза остекленели — никто уже не мог ему помочь.

— Парня зовут Хуго, — не сказал — выдохнул Козинд. — Он иногда привозил мне селитру и калийные удобрения…

Тут Козинд лишился чувств. Пока Алвис доставил его домой, в подвале нашли Людвига и Нелли Римшу. Они были убиты из Людвигова ружья, которое теперь валялось возле лестницы на кухню. Посреди гаража стояло такси номер 86 — 37, а Людвигова «Запорожца» не было.

Увидев такси, Алвис побелел. Казалось, кровь из него вдруг испарилась до последней капли, даже губы стали белые и отливали синевой.

— Товарищ полковник, разрешите удалиться! — Алвис говорил тихо, но четко отчеканивал каждое слово.

Конрад глянул на него быстро, как горностай:

— Уходи!

20

Хуго Лангерманис катился вниз. Если в первую и вторую получку после отъезда отца он принял свою бедность с юмором, то уже в следующий раз осознал всю сложность положения. Глаза ему открыл Крыса, у которого он занял на покупку «Волги» восемь тысяч рублей — деньги, каких он не видел ни до ни после. Он принес деньги домой и попытался их пересчитать — они были десятками. Он считал долго, все время сколько-нибудь не хватало или наоборот оставалось. Наконец, он наловчился и стал складывать их отдельными пачками по сотне, чтобы не надо было пересчитывать каждый раз всю кучу. За лотерейный билет, на который пал выигрыш — «Волга», просили семь с половиной тысяч, но он взял у Крысы круглые восемь, чтобы отдать еще скопившиеся помаленьку долги — отчим все равно будет рад, потому что это вовсе не дорого. И он решил ничего не говорить ему о лишних пяти сотнях — это будет его бизнес. Другим отец заплатил бы комиссионных в два раза больше.