Окраины. Штурмовая группа - Валин Юрий Павлович - Страница 4

Боли даже чужим причинять не хотелось. Николай Владимирович садистских поползновений у себя никогда не наблюдал. Одного хорошего удара достаточно. Главное – вывести чужого из строя навсегда. Ну, если вертится – сам виноват. Руку или ногу оттяпаем – живи калекой, мешай своим. Тоже польза.

Николай Владимирович вновь повернул к отделу бытовой техники – похоже, там, в складском помещении, затаилась целая шайка. Собственно, и время поджимало. Набегут сейчас с оружием. У них пока сила…

По плиткам пола тянулись багряные следы. Валялся тот мужик в гейской дубленой курточке – физиономия аж черная. Ага, обух у «китайца» тоже работает.

Кто-то метнулся вдоль стеллажей. Мелкий… Девка, наверное. Уже попадалась одна такая, шустрая.

Николай Владимирович с азартом устремился следом. Никакой одышки. Вот так: понял правду, принял её – даже здоровье улучшилось. Нет, не девка – подросток. Воровал небось. Чужие, ведь они всегда друг у друга воруют. А в малолетних мерзавцах – самое зло. С каждым годом наглеют…

Тут логика дала определенный сбой. Как молодые чужие могут наглеть, Николай Владимирович не понял. Собственно, это и не имело значения.

Мальчишка заверещал, чувствуя, что его догоняют. Влетели в отдел игрушек: между стеллажами валялись запаянные в пластик фигурки аляповатых монстров – чужие уже начали игрушки с самих себя лепить. Под подошвами туфлей хрустел пластик; размахивая топором, Николай Владимирович сшиб шеренгу коробок с куклами-проститутками.

Между стеллажей возникла фигура в черном, пихнула визжащего мальчишку в сторону. Угрожающе взмахнула черной дубинкой:

– Эй, ты что творишь?

– Чищу, – с готовностью пояснил Николай Владимирович, притормаживая.

Если черный заговорил, следовательно, он своим может быть. Подкрепление не помешало бы.

При ближайшем рассмотрении черный разочаровывал: просто невысокий паренек в униформе охранника. Черная дубинка – всего лишь электрический фонарь.

– Слушай, ты бы положил топор, – неуверенно сказал охранник – он явно трусил. – Не в себе ты. Сейчас «Скорая» подъедет, доктор поможет…

– Верю, – согласился Николай Владимирович. – А ты, значит, из чужих все-таки?

– Я? – дурачок-охранник не понимал.

Не важно. Николай Владимирович прислушивался. Шаги тихие, крадущиеся. Сюда идут. Менты?

Из-за стеллажей появились трое. Пара здоровенных парней в черной униформе – в руках пистолеты – и мужик с каким-то смешным устройством в руках. Шокер, что ли?

– Это… Марат, ты к кассам отойди, – сказал мужик в штатском…

– Это… Марат, ты к кассам отойди, – сказал начальник смены.

Опять имя перепутали. Но обижаться Марик не собирался. Господи, чуть не обделался, когда этот маньяк навстречу выскочил. Пусть начальство разбирается. Марик попятился, под берцем хрустнула игрушка. Жуть сколько убытков за эти десять минут наделали…

Маньяк, что вроде стоявший спокойно и с интересом разглядывавший охранников «Космического», кинулся вперед. Рожа не изменилась, движением себя не выдал – просто ломанулся, как носорог.

Марик не знал, успел ли заорать сам, но фонарь точно выставил. Лязгнуло, руку болью прошило – и Марик врезался в стеллаж, в лицо, слепя, полетели коробки с яркими машинками. За спиной хлопали выстрелы, что-то кричал начальник смены…

Марик, буксуя в коробочках с машинами, пополз в другую сторону, оглянулся… Здоровяк Мишка Сесин уже лежал, откинув руку с «макарычем». Начальник смены кривобоко шел к кассам, зажимал шею… Оставшийся на ногах коллега удирал, сильно пригнувшись и не глядя высаживая назад последние пули из своего травматического…

Маньяк никого преследовать не собирался: нагнулся и выдернул из пальцев Мишки пистолет. За кассовым рядом громко, многоголосо кричали зрители, столпившиеся у обувного и ювелирного, разбегались, сшибая друг друга.

Маньяк кинул на Марика короткий взгляд. Молодой охранник выбрался из проклятых машинок, поднялся на колени и кашлянул:

– Зря ты так. Они тебя пугануть решили.

– Я понял. – Маньяк бросил никчемного «макарыча», разогнулся: глаз у него был прищурен – на скуле расплывалось ярко-красное пятно. Да и на коже куртки темнели пятна – видно, Мишка в упор стрелял.

У кассы хрипел, цепляясь за поручень, начальник смены – из разрубленной шеи уже не хлестало, но пол вокруг был – словно двухлитровый пакет с красным сухим лопнули.

– Ты зачем это делаешь? – пробормотал Марик, осторожно отползая.

– Так что с ними еще делать? – Маньяк, деловито перехватывая топор, направился к молодому охраннику. – Ты же сам знаешь, что правда за нами.

Громче кричали у магазинов. Топали многоного – явно берцы.

– Убьют тебя, – пробормотал Марик.

– Конечно, – согласился маньяк.

Марик отчетливо видел его лицо: побитое, в кровавых брызгах, но удивительно спокойное. И как это… одухотворенное. Наконец вспомнилось – ориентировка. Точь-в-точь так описывали.

Больной мужик метнулся к Марику. Для тучного человека предпенсионного возраста он двигался просто непостижимо быстро. Блестела прожженная и залитая кровью броня кожаной куртки. Палач древний…

Марик рванулся прочь, под берцем оказалась коробка… упал на колено, опрокидываясь под жалкую защиту стеллажа, сгреб коробку с куклой, выставил…

Маньяк пинком выбил коробку с синеокой красавицей, деловито примерился… Тут на него с верхней полки прыгнул большущий розовый медведь. Сам прыгнул, широко растопырив короткие лапы, – это Марик видел отчетливо. Окровавленный окосевший мужик раздраженно отпихнул мягкого врага. Тут от касс начали стрелять: хлопки «макаровых», короткие очереди АКСУ…

– Не в голову! Не в голову!!! – выл Марик, засовывая собственную башку под коробку с дорогим ярким трейлером. – Он больной, больной!!!

– Дорогу! Дорогу! – Старший маневренной группы ФСПП расталкивал людей. У входа столпилось несколько тысяч человек. Надо бы было к служебному подъезжать, но на Орджоникидзе стояла сплошная пробка. Полиция с оцеплением еще не подсуетилась…

– Дорогу, суки! – Путь сквозь толпу приходилось попросту пробивать. Медики спецбригады ФСПП, чей экипаж так счастливо оказался рядышком, на Косыгина, отставали, отягощенные кофрами с портативным томографом и тяжеленным «двуликим анусом».

– Дорогу!

Второй номер маневренной группы выдернул из-под куртки автомат. Короткий ствол «Вереска»[6] вознесся над головами – короткие резкие хлопки – толпа шарахнулась в стороны.

– Дорогу! – Старший группы выхватил свой «гэ-ша»[7], в ярости ткнул стволом в лицо тупого верзилы в полосатой куртке…

В остановленных дверях-вертушках маневренная группа и медики чуть не снесли местных охранников и полицейского-майора.

– Бабе помогите! – прокричал старший маневровой.

Помогать пришлось ему самому. Кофр с томографом волокли вдвоем, – лицо у Олечки было бледное, отчаянное, но неслась девочка изо всех сил. Вторую неделю как из 1-й Градской переведена, втянуться не успела… Вечером обязательно нужно будет чаю выпить, за «бабу» извиниться.

Майор-полицейский опомнился, несся впереди, расталкивая брошенные тележки. У входа в торговый зал медики с сундуком «ануса» чуть не навернулись на разбросанных джинсах…

Куда? Второй этаж? Олечка застонала, увидев остановленный траволатор. Старший вырвал у нее томограф… Бежали вверх, майор, матерясь, бился с завалом тележки. Быстрее будет по параллельной. Первой с визгом перекатилась Олечка, приняла кофр… Дальше…

Разбросанные календари. Еще дальше… Охранник машет рукой… Здесь быстрее… Господи, да тут этих кошачьих консервов до скончания мира… Труп. Не тот… Еще труп. Группа людей, кто-то машет рацией… Разбросанные игрушки, тела… Этот?! Кожаная спина в пулевых отверстиях… Медики, задыхаясь, переворачивают… Груди вообще нет – клочья. На лице входное?! Твою мать… Нет, просто двинуло покойника чем-то. Олечка, скрипя зубами, рвет застежки «ануса»…