Морская школа - Коковин Евгений Степанович - Страница 14

В первый день, возвращаясь из школы, я еще с ули­цы увидел у окна маму. Она сидела и что-то шила Она тоже увидела меня и встала. И улыбнулась той светлой улыбкой, которая запомнилась мне со времен отца.

Не означала ли эта улыбка, что в моей мальчишес­кой жизни наступила новая пора?..

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

СВОИМИ РУКАМИ

В учебной мастерской на стене висел огромный фа­нерный щит. На щите были укреплены изделия тех ре­бят, которые учились уже второй год. Поблескивали отполированными гранями слесарные ручники, различ­ных размеров клуппы с плашками для нарезания резьбы, ручные тисочки, угольники, плоскогубцы и кругло­губцы. Нам никак не верилось, что такие замечатель­ные вещи изготовлены нашими соломбальскими маль­чишками, которые еще год назад лазили по заборам, играли в «чижика» и не смогли бы сказать, для чего служит кронциркуль.

Но вот прошел месяц, и Василий Кондратьевич уже многому научил нас в слесарном деле. Мы прорубали крейцмейселем канавки в железе и чугуие, выравнива­ли напильниками поверхности, действовали ножовками, дрелями и шаберами.

Все ребята спешили поскорее закончить одну рабо­ту, чтобы получить очередную, более сложную.

Костя был в числе первых – он уже опилил поков­ку болта, нарезал его и теперь делал для этого же бол­та гайку.

Мы с Илько застряли на просверливании отверстий. Просверлить ручной дрелью десять отверстий в толстой чугунной плитке – это была для нас нелегкая и очень длительная работа.

Гриша Осокин отстал даже от нас.

И вдруг произошло невероятное. Накануне Гриша начал также сверлить отверстия в чугунной плитке. Часа полтора перед окончанием работы он яростно крутил рукоятку дрели, но дело у него двигалось пло­хо. Он не просверлил и одного отверстия. На другой день Гриша снова принялся усердно трудиться.

Вдруг он спросил у меня:

– Много еще осталось?

– Скоро восьмую досверлю.

– А я уже закончил все десять.

– Не ври! – не поверил я.

Гриша подошел ко мне и показал свою плитку. В ней действительно были просверлены насквозь десять отверстий.

Я усомнился:

– Это не твоя плитка.

– Ну да, не моя! Видишь, номер мой.

На изделии каждого ученика выбивался личный но­мер. На плитке, которую показал мне Гриша, стоял его номер – «19».

– Что-то очень быстро, – удивился я. – Когда ты успел?

– Вот сумей-ка! – Он усмехнулся и пошел сдавать работу мастеру.

– Осокин нас опередил, – сказал я Илько.

Илько продолжал сосредоточенно работать и ничего не ответил.

«Нужно торопиться», – подумал я. Мельчайшие, словно пыль, серые опилки чугуна сыпались из-под сверла на губки тисков. Рукоятка проворачивалась с трудом.

Когда, по моим расчетам, сверло уже должно было выйти с обратной стороны плитки, неожиданно что-то хрустнуло. У меня помутилось в глазах. Отдернув дрель, я увидел кончик сверла, торчащий в плитке. Дру­гой кончик оставался в дрели. Сломал!

Я положил дрель на верстак и огляделся. Все ребя­та работали, мастера поблизости не было. Кажется, никто не заметил этого неприятного происшествия.

Но что же делать? Не следовало торопиться и силь­но нажимать на дрель. Если бы где-нибудь достать сверло такого же размера!

Я попытался вытащить обломок сверла из плитки, но тщетно. Стальной стерженек со спиральными выре­зами словно врос в чугун. В этот момент к моим тис­кам подошел Илько. Он хотел что-то спросить, но за­метил поломанное сверло и встревоженно взглянул на меня:

– Сломал?

– Ну да, только молчи. Попадет мне теперь! Что делать?

– Не горюй, Дима, – участливо заметил Илько. – Давай скажем Косте.

Мы позвали Костю на совещание. Но чем он мог мне помочь? Костя наморщил лоб, ничего не придумал и сказал:

– Нужно показать мастеру.

– Заругается.

– Верно, – подтвердил Илько, – покажи мастеру. Ведь не нарочно же ты сломал! Иди, Дима, не бойся. Хочешь, я с тобой пойду?

– Нет, лучше я один.

С душевным трепетом и дрожью в коленях подошел я к конторке, где сидел Василий Кондратьевич.

В дверях я столкнулся с Гришей Осокиным. Он был сумрачен и не сказал мне ни слова.

– Василий Кондратьевич, – боязливо начал я, ед­ва переступив порог, – у меня несчастье случилось…

– Что такое? – Мастер отодвинул журнал посе­щаемости, который он заполнял.

– Вот видите… сверло сломалось…

Я подал ему плитку с застрявшим кончиком сверла. Мастер осмотрел обломок и сказал:

– Пленка, с трещинкой сверло было. А ты перепу­гался небось?

– Перепугался, – признался я.

– Ты тут не виноват. С браком сверло было. Вот возьми другое, только осторожнее сверли, равномерно и не пережимай. И хороший инструмент нарушить мож­но, если без осторожности.

Мастер зажал мою плитку в маленькие тиски, до­стал какую-то рогульку и без особого труда вывернул из плитки обломок.

С чувством облегчения вернулся я к своим тискам и торжественно показал Косте и Илько новое сверло.

– А Гриша все снова сверлит, – сообщил Костя. – Мастер здорово рассердился на него.

Секрет быстрой сверловки Гриши раскрылся очень просто. Мастер взглянул в отверстие плитки на свет и строго спросил:

– Где сверлил? На каком станке?

Гриша начал было уверять, что все отверстия он просверлил сам ручной дрелью.

Мастер посмотрел на него долгим укоризненным взглядом:

– Тут просверлено на станке, по отверстию видно. Ты что же, Осокин, сюда пришел учиться или обманом заниматься?

Гриша не выдержал и во всем сознался.

Оказывается, накануне вечером он положил плитку в карман и унес ее домой. Утром, пока мы были в шко­ле на уроках, Гришин брат, работавший в механичес­ком цехе лесопильного завода, за несколько минут про­сверлил в плитке десять отверстий на сверлильном станке. В перерыв он передал плитку Грише.

Оказывается, это же самое Осокин предлагал сде­лать и Илько. Однако Илько честно отказался. «Я сам просверлю, – сказал он. – Мне научиться надо. И те­бе не нужно делать на станке, это неверно». Но Гриша не стал слушать Илько.

Перед окончанием работы Василий Кондрдтьевич созвал всех ребят нашей группы. Он рассказал о маль­чике, который десяти лет пошел на завод в ученье. Ученье заключалось в том, что парнишка подметал цех, убирал от станков стружки и таскал тяжелые поковки. Три года ему не разрешали к инструменту даже прика­саться. А однажды, когда он попробовал ножовкой от­пилить кусочек от железного стержня, мастер цеха на­давал ему подзатыльников.

– Этот парнишка был я, – сказал Василий Кондратьевич с горечью. – Так нас в старое время учили.

Потом он рассказал об одном ученике, не назвав фамилии, который сегодня хотел обманом опередить товарищей и получить хорошую отметку.

– Кто это? Кто? – спрашивали ребята.

Гриша Осокин стоял, потупив глаза. Было видно, что он тяжело переживает свой поступок.

За обман начальник школы на первый раз объявил Осокину выговор. При этом он сказал:

– Твой старший брат, видимо, не очень любит тебя, если не хочет, чтобы ты сам учился хорошо и терпеливо работал.

Вскоре история с Гришкиной плиткой почти за­былась.

С каждым днем все шире и многообразнее откры­вался для нас мир мастерства. С каждым днем, с каж­дым часом жизнь становилась интереснее. Мы, маль­чишки, вчерашние голубятники и ветрогоны, познавали основу основ жизни, самое прекрасное на земле – труд.

Василий Кондратьевич вручил мне железный, отко­ванный в кузнице болт с круглой головкой. Это была первая настоящая работа. Ведь все, что я делал до сих пор, в дело не шло. Просто меня учили пользоваться инструментом. Плитки, шпильки, куски железа, мною обрубленные, опиленные, отшлифованные и просверлен­ные, ни на что не годились. Болты с гайками – это был заказ, полученный морской школой от какого-то пред­приятия.

Пусть ребята с нашей улицы, которые не учатся в морской школе, думают, что обработать болт – ра­бота пустяковая. Пусть они так думают! А сумеют ли они сделать разметку шестигранника на круглой голов­ке болта? Им и в голову не придет забелить головку мелом, чуть смоченным водой. Они вряд ли догадаются воспользоваться циркулем и кернером – специальным инструментом для пробивания точек на металле.