Гибель «Демократии» - Руга Владимир - Страница 20

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Нет, Петр Андреевич, я не разделяю вашего пессимизма, – благодушно сказал Жохов.

Они недавно вернулись в штаб, и теперь поручик, подводя итоги посещения «Воли», сожалел о времени, потраченном впустую. Для него вторая половина дня на линкоре прошла под знаком скуки. На протяжении двух с половиной часов Петр терпеливо записывал показания офицеров, которые в один голос твердили: на «Демократии» ничего, предвещавшего трагедию, не заметили и могут только гадать о причинах гибели линкора. Что же касается впечатлений от знакомства с возможными участниками заговора, то практически все, с кем он беседовал, на его взгляд, вели себя подозрительно.

Жохов, напротив, оказался чрезвычайно доволен поездкой, поскольку считал, что им удалось достичь главной цели – офицеры сами сделали первые шаги для сближения с поручиком. Оставалось немного выждать и отправляться в Морское собрание. Тем более что при расставании на Графской пристани Мирбах подтвердил приглашение – с «Воли» они возвращались одним катером вместе с линкоровскими офицерами, съезжавшими на берег.

Кроме того, благодаря помощи кондуктора Угрюмова мне удалось разговорить нескольких матросов. Оказывается, господин Али Челендар искал знакомства на эскадре не со всеми подряд. В первую очередь его интересовали комендоры. Вы понимаете, что это означает?

– Ему нужны были матросы-артиллеристы, имевшие доступ в погреба с боезапасом, – похолодел Петр от страшной догадки.

– Именно! Есть еще любопытный момент. В разговорах наш турок неоднократно упоминал какого-то Железняка. Выглядело это как проверка реакции слушателей – знают ли они данное лицо. Кстати, вы мне обещали поведать об этом господине. К тому же санитары-носильщики подтвердили – матрос с «Демократии» действительно назвал в бреду эту фамилию.

– Это не фамилия, а прозвище, – поправил Шувалов начальника. – Бывший матрос Анатолий Железняков является одним из руководителей организации анархистов подполья. Комитет общественной безопасности давно, но пока безуспешно гоняется за ним по всей России.

– Черт бы его побрал! – в сердцах грохнул кулаком по столу капитан-лейтенант. – Снова политика всплывает. То монархисты, будь они неладны, теперь анархисты объявились на наши головы.

– Не расстраивайтесь вы так, Алексей Васильевич, – принялся успокаивать его поручик. – Это же азы разведывательного ремесла – использование в своих целях членов радикальных политических группировок. Зато мы сможем разрабатывать их в полном соответствии с инструкцией Главного управления, поскольку налицо связь с вражескими шпионами.

– Да, вы правы, – согласился капитан-лейтенант, заметно успокоившись. – Что же касается подозрительных моментов в поведении офицеров «Воли», то здесь я не стал бы спешить с выводами. Вот вы среди прочих упомянули мичмана Каткова. А известно вам, что он в августе семнадцатого года потерял единственного брата?.. Генерального штаба подполковник Катков, надеясь повидать семью, на один день вырвался с фронта в Севастополь. Когда он ехал на извозчике с вокзала, его схватили матросы, после чего расстреляли заодно с флотскими офицерами… Возможно, что у других тоже есть свой счет к революции и к порожденному ею демократическому строю, который даровал амнистию всем убийцам по политическим мотивам. Но это не означает поголовное участие в монархическом заговоре всех, кто пережил горе.

Второй раз за день Петр почувствовал себя неловко. Снова, как и в разговоре с Мирбахом, он получил напоминание, что не обладает полным правом судить этих людей. Революция подобно сказочному дракону опалила их своим огненным дыханием, а его волею случая обошла стороной.

Взглянув на часы, капитан-лейтенант собрался было напомнить поручику, что пора идти на встречу с Мирбахом, но тут дверь распахнулась и в кабинет вошел Храбро-Василевский. Лицо его было таким мрачным, что, вставая согласно уставу, поручик внутренне содрогнулся, представив себя на месте виновника плохого настроения старшего офицера «Воли».

Не говоря ни слова, капитан 2 ранга подошел к столу, осторожно положил на него бумажный сверток, который держал в руках, резким жестом откинул края бумаги. Всеобщему обозрению предстала старая, в пятнах масла бескозырка без ленточки. В ней, поблескивая боками, лежали три медных цилиндра размером немного более сигары «Cabannas». На одном конце каждого из них отчетливо виднелось кольцо с рифленой накаткой, на другом – ряд небольших отверстий.

– Случайно вы не это искали, господа? – спросил Храбро-Василевский, с отвращением глядя на «сигары».

Жохов задумчиво взял один цилиндрик, взвесил его на ладони, достав линейку, смерил длину и диаметр. Затем поднял глаза на старшего офицера и спокойным голосом произнес:

– Вольдемар, ты принес зажигательные приборы замедленного действия. Во время войны такими штуками немецкие и австрийские агенты производили поджоги. Может, поведаешь, откуда они у тебя?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Храбро-Василевский стоял набычившись, и было отчетливо видно, как на его скулах ходили желваки.

– У меня тоже есть к тебе вопрос, Алексей, – сказал он с трудом, будто проталкивая слова сквозь зубы. – Почему после ухода твоего соратника в строевой канцелярии нашлись эти предметы, явно не похожие на письменные принадлежности?

– Иными словами, нас с вами, Петр Андреевич, подозревают в провокации, – задумчиво проговорил Жохов. Затем, уже обращаясь к старшему офицеру «Воли», предложил: – Чаю с нами выпьешь?

– Лучше коньяку, – буркнул тот.

Помедлив, капитан 2 ранга снял фуражку, подсел к столу.

Пока Жохов отбивал с горлышка сургуч, вытаскивал пробку, разливал коньяк по стаканам, Владимир Иосифович сидел с отрешенным видом. Получив свою порцию, поглядел в лицо начальнику контрразведки, встретился глазами с Шуваловым, потом примиряюще произнес:

– Кого господь хочет наказать, того лишает разума. Не держите на меня зла, господа!

– За торжество разума! – отсалютовал стаканом Жохов.

– Placeat diis! – завершил Петр традиционным студенческим тостом. На всякий случай перевел с латыни: – Да будет угодно богам!

Офицеры выпили, одновременно потянулись к блюдечку с ломтиками лимона. Так закусывать коньяк, по утверждению журнала «Сатирикон», придумал Николай Второй. В номере, посвященном годовщине падения монархии, анонимный фельетонист писал, что для России это было единственно полезное деяние бывшего царя.

– Ну как, полегчало? – поинтересовался Алексей Васильевич у гостя. – Тогда рассказывай все – от начала до конца.

– Особо рассказывать нечего, – начал Храбро-Василевский. – Один из писарей принес. У них там, в канцелярии, есть рундук, где хранится ведро и ветошь для приборки. Он ведро вытащил, а в нем вместе с бескозыркой лежали эти, как ты говоришь, приборы – четыре штуки. Писарь-дубина взял один, да покрутил колечко, внутри что-то щелкнуло. Примерно через минуту из отверстий огонь показался; цилиндрик у него в руках так раскалился, что не удержать. Он выронил – к счастью, прямо в ведро; схватил его и бегом наверх, чтобы выкинуть за борт.

– Неужели выбросил? – огорчился Жохов.

– Вместе с ведром, – подтвердил Храбро-Василевский. – Говорил, только пшикнуло в воде, как от раскаленного уголька. Сей цирковой фокус увидел мичман Пагануццы. Он этого дурака за шиворот и вместе с находкой ко мне. Я Нелидову доложил…

– Берусь предсказать последствия твоего доклада, – прервал Алексей Васильевич наступившую было паузу. – Будучи натурой чувствительной, Бонапартий пришел в сильное волнение, сочтя обнаруженные предметы доказательством нечестной игры со стороны контрразведки. Он был так убедителен в своем страстном монологе, что заразил безумием старшего офицера. Тот воспылал жаждой мести и помчался в штаб требовать сатисфакции. Правда, напоследок командир корабля выразил одно пожелание. Какое, Вольдемар?

– Тебе, Свистун, наверно, сам черт с кораблей семафоры шлет, если ты заранее все знаешь, – пошутил старший офицер. – А если серьезно, то действительно есть просьба Нелидова. По зрелом размышлении, я к ней тоже присоединяюсь…