Повседневная жизнь российских подводников - Черкашин Николай Андреевич - Страница 70

Я ехал в Североморск и Видяево с надеждой, что все прояснится, что то, о чем мне не скажут большие начальники, придет по «матросскому телеграфу». Слава Богу, на Северном флоте еще осталось немало моих бывших сослуживцев и добрых знакомых. Однако, и «матросский телеграф» давал весьма разноречивые версии. Никто толком ничего не знал…

ВИЗИТ К «АНТЕЮ»

Я ехал в Североморск и Видяево с надеждой, что все прояснится, что то, о чем мне не скажут большие начальники, придет по «матросскому телеграфу». Слава Богу, на Северном флоте еще осталось немало моих бывших сослуживцев и добрых знакомых. Однако, и «матросский телеграф» давал весьма разноречивые версии. Никто толком ничего не знал… Только предположения, только догадки, только версии… Да и немудрено: более загадочной и тяжелой катастрофы флот еще не знал.

Видяево - заколоченные многоэтажки, словно брошенные избы. Засиженные бакланами рубки выведенных в отстой атомарин - жутковатое зрелище плавучего кладбища. Но пуще всего резанул по сердцу белый листок на дверях Дома офицеров флота, извещавший родственников моряков «Курска» где и когда они смогут получить капсулы с водой, взятой с места гибели их мужей, сыновей, братьев… Стеклянная пробирка с морской водой - это все, что увезут они домой. Больше слез пролито, чем той воды увезено.

Музейный работник переснимал фотографии из личных дел погибших моряков - для Книги памяти, которая будет издана в Курске. Раскладываю карточки, вглядываюсь в молодые лица - усатые, чубатые, лысоватые, задорные, грустные, лихие, вдумчивые… Какой страшный пасьянс судьбы. За что? Почему?

«Моряк должен свыкнуться с мыслью умереть в море с честью. Должен полюбить эту честь…» Эти страшные, но верные слова произнес человек, который подтвердил их правоту собственной жизнью - адмирал Степан Осипович Макаров.

…Получив все необходимые «добро» на посещение однотипного с «Курском» «Воронежа» - он и стоит-то у того же самого плавпирса, от которого ушел навсегда его атомный собрат - вступаю на округло-черный обрезиненный борт. Первым делом иду в корму, туда, где поблескивает широкий круг шлифованной стали - комингс-площадка аварийно-спасательного люка. Именно там, на «Курске», и развернулась главная драма спасательной операции. Именно сюда пытались опуститься подводные аппараты, рискуя задеть вертикальный стабилизатор, мощное рубило которого торчит почти у самой площадки. Тем не менее трижды наши «Бестеры» и «Призы» садились на этот пятачок. Не представляю себе какая сила могла заставить треснуть это массивное стальное кольцо. Этого никто не предполагал, в это даже сразу не поверили. Но в цепи роковых обстоятельств было и это звено - трещина в комингс-площадке, не позволившая герметизировать стык спасательного аппарата с лодкой.

А вот и буй, который экипаж «Курска» не смог отдать. Большой поплавок из белого пластика, на нем надпись на двух языках: «Не поднимать. Опасно». Дурацкая надпись. Нашего человека слово «Опасно» только раззадорит и буй он обязательно поднимет, оборвав трос, связующий его с затонувшей субмариной. Не всякий мореход поймет, что нужно делать при встрече с такой находкой, поспешит пройти мимо опасного места. Там другое должно быть - что-то вроде «SOS! Subsunk!» «Аварийная подводная лодка!»

Самое главное - буй не приварен. Пластик к резине сварка не возьмет. Слава Богу, все обвинения экипажа «Курска» в столь распространенном грехе отпадают. А носовой буй?

- А носового нет. - Поясняет мне заместитель командира дивизии атомных подводных лодок капитан 1 ранга Леонид Поведенок. - Проектом не предусмотрен. Кормовой же можно отдать только из центрального поста, а не из седьмого отсека. Такая вот особинка…

Хреновая особинка. В центральном нажимать на кнопку отдачи буя было уже некому. А вот в седьмом могли быть люди, которые бы и выпустили буй, будь там соответствующий механизм…

Мы возвращаемся к рубке. Вход в подводный крейсер довольно удобен: обычно в лодку надо спускаться по глубокому стальному колодцу внутри которого вертикальный трап, здесь же через боковой рубочный люк попадаешь в просторный «тамбур» - в спасательную камеру, которая может вместить сразу весь экипаж и, отделившись от аварийной лодки, всплыть на поверхность. Это своего рода подводная лодка в подводной лодке. Мысленно рассаживаю ребят с «Курска» по окружности капсулы в два яруса. Голубых деревянных рундуков-сидений на всех хватило бы. Но входить в эту спасательную камеру уже было некому…

Такими всплывающими капсулами оснащены подводные лодки третьего поколения, и этот общий шанс на спасение резко снижает ощущение безысходности, которое охватывает всякого, кто спускается в тесный разноярусный лабиринт корабля.

Чтобы попасть, наконец, внутрь самого подводного крейсера надо спуститься по стальной шахте глубиной в полтора человеческих роста. Снизу она перекрывается такой же литой крышкой люка, как и сверху - в крыше камеры, как и в ее боку. Спрыгиваешь с последней перекладины и сразу же дверь в центральный пост. Овальный зал с множеством пультов, приборов, экранов. У каждого свой «алтарь» - у механика, у ракетчиков, у торпедистов… Все компактно, удобно и даже просторно. Не могу представить себе, что все это залито водой, мертво, темно… Вот здесь - у перископа - наверняка, стоял в тот последний миг командир - капитан 1 ранга Геннадий Лячин. У него было точно такое же черное кресло с мягким подголовником. В правом углу - «пилотское» кресло, здесь сидел боцман «Курска» старший мичман Александр Рузлёв, опытнейший специалист, отучившийся три года в высшем военно-морском училище подводного плавания…

Теперь в торпедный отсек. Он совсем рядом. Он слишком близок - всего через одну не самую толстую переборку. В классическом варианте центральный пост всегда отделен от торпедного отсека еще одним. Но… В конструкции «Антея» много других нестандартных решений, поскольку необычно и его назначение - «истребитель авианосцев». Субмарин с такой специализацией не строили нигде и никогда.

Торпедный отсек поражает своим объемом и размером с баскетбольную площадку. Только вместо корзин - задние крышки торпедных аппаратов, а вместо мячей - округлые «головы» стеллажных (запасных) торпед. Они заполняют все свободное пространство в три яруса. Тяжеленные «сигары» висят над головой, зажатые в струбцины. Так и кажется - рухнут от любого толчка.

- Не рухнут… - Усмехается мой провожатый. - А если и рухнут - не взорвутся.

Я ему верил, сам знал случаи, когда при погрузке торпеды падали на причал и ничего.

- Значит и те, что были на «Курске», тоже не могли сдетонировать от удара лодки о грунт?

- Что те, что эти - не могли. Однозначно.

. С отцом замкомдива, Михаилом Поведенком, который возглавлял в свое время штаб нашей бригады, мы не раз выходили в этот же самый полигон, где лежит теперь «Курск». Именно поэтому я и спросил его сына:

- Леонид, ты можешь сказать мне, как сказал бы отцу родному, почему там рвануло? Доработчики намудрили?

- Как отцу родному скажу - доработчики ни в чем не виноваты. Военпред и инженер находились на борту вовсе не из-за того, что как теперь пишут, испытывалась «сверхмощная ракетоторпеда», а потому, что по долгу службы они были обязаны присутствовать при стрельбе модернизированной торпедой, на которой дорогие по нынешним временам серебряно-цинковые аккумуляторы заменены на более дешевые.

- Вот тут-то домохозяйки из Уфы и скажут: «не туда проводочки тыркнули».

- К сведению женщин, занятых домашним хозяйством: все торпеды готовят к применению на береговых торпедно-технических базах, проще говоря, в арсеналах. На кораблях никогда ни ракеты, ни торпеды не вскрывали, не вскрывают и вскрывать не будут. Ни один командир не позволит даже главному конструктору «изделия» копаться в оружии на борту лодки. Все данные для стрельбы вводятся в торпеду или ракету дистанционно, минуя человеческое вмешательство извне.

На учениях боевыми торпедами и ракетами никто не стреляет. Это было накладно даже в советские времена, а сегодня особенно, так как даже самая простенькая торпеда стоит столько, сколько хороший «джип». Поэтому все «стреляные» торпеды вылавливаются специальными кораблями-торпедоловами, переснаряжаются в арсеналах и снова поступают на лодки. Тем более не поставили бы боевое зарядное отделение на экспериментальную торпеду - она нужна для изучения, а не для подрыва.