Повседневная жизнь российских подводников - Черкашин Николай Андреевич - Страница 65

Не считая убитого флагмеха, всего покалечило четверых моряков. Но пуще всего его - Дмитрия Лохова… Парня уже не числили в списках живых, и ему заказали весьма дефицитный по тем временам гроб. Капитан-лейтенат потерял очень много крови. К тому же выяснилось, что у него редкая группа, и госпиталю нечем пополнить его кровопотери. Врачи обратились по местному телевидению к жителям поселка и морякам базы. Первой прибежала жена - Света. Она была готова отдать мужу хоть всю свою кровь, но не совпали группы. Пришли матросы из лоховского экипажа… Они-то и спасли своего офицера: Лохову полностью сменили кровь, но от пережитого шока она не свертывалась. Пять переливаний подряд, пока, наконец, достигли положительного эффекта. Дмитрия откачали в прямом смысле этого слова.

Пока он лежал в госпитале, отец, сам старый моряк, написал письмо Главнокомандующему военно-морским флотом с просьбой не увольнять искалеченного сына, а дать ему возможность служить в военной приемке кораблей. И адмирал Громов принял воистину беспрецедентное решение: оставить на службе полубезрукого, полубезногого офицера. Такое случалось разве что в петровские времена, когда искалеченного в бою храбреца оставляли в полку в качестве живой реликвии.

Нельзя считать Дмитрия Лохова жертвой «несчастного случая на производстве». У него самое настоящее боевое ранение.

Современная атомарина - это узилище чудовищных энергий - электрических, ядерных, тепловых, химических, заключенных в тесную броню прочного корпуса. Никому не придет в голову размещать пороховой погреб в бензохранилище. Но именно так, с такой степенью пожаровзрывоопасности, устроены подводные лодки, где кислород в убийственном соседстве с маслом, электрощиты - с соленой водой, регенерация - с соляром. И это не от недомыслия, а от жестокой военной необходимости плавать под водой быстро, скрытно, грозно. В этом жизнеопасном пространстве, выгороженном в жизнеопасной среде, подводники вынуждены жить так, как живут солдаты на передовой, - смерть в любую секунду от любой случайности. Даже, если лодка стоит у причала, она все равно «зона повышенной опасности». Подводник не ходит в штыковую атаку и никогда не видит противника в лицо. Но он в любой момент готов схватиться врукопашную с взбесившейся от боевой раны или заводского дефекта машиной, с беспощадной в слепой ярости агрегатом - мечущим электромолнии, бьющим струями кипящего масла, крутого пара, огня… Именно в такую переделку и попал Лохов.

К тому же есть еще одно обстоятельство, которое переводит трагедию на К-502 в боевой план: в тот год из-за привычных ныне финансовых трудностей с кораблей ушли сотни специалистов среднего звена - мичманов. Но атомные подводные лодки по-прежнему должны были выходить в моря. Этого требовали оборонные интересы России. И тогда офицеры с других кораблей заменяли на боевых постах ушедших техников. Вот и капитан-лейтенант Лохов вышел в тот особенно трудный год не на своей лодке, а чужой выполняя обязанности мичмана, подавшегося в коммерцию. Все было так, как в известные времена, когда офицеры шли воевать рядовыми бойцами…

Государство наше не жалует и крепких мужиков, а уж что говорить об инвалидах… Они сразу же уходят на второй, а то и третий план жизни. Кроме тех, кто яростно не желают считать себя инвалидами: лезут в горы на своих колясках, прыгают с парашютом, поднимают в небо самолеты… Лохов из этой категории.

Однако, жизнь пришлось начинать практически заново. И поначалу лестница на родной третий этаж казалась непреодолимым препятствием. С трудом поднимался, опираясь на хрупкое плечо жены. Неудобным и даже враждебным стало все окружающее пространство, привычные с детства вещи стали непослушными и неподвластными.

Была надежда, что местный собес выхлопочет Лохову автомобиль с ручным управлением. Выхлопотал - «Оку». Лохов при своем росте в метр девяносто и при весе в 90 килограмм едва влезал в миниатюрную машину. Пришлось ее вернуть. Тогда порешили так: собес выплатит инвалиду стоимость «Оки», а тот, добавив некую сумму, купит то, что подходит ему по комплекции. Так и сделали, набрали денег в долг у друзей и родственников и приобрели подержанную «тойоту» с правым расположением руля - так удобнее Дмитрию залезать и выбираться с покалеченными ногами (уцелевшая не гнется в колене). Сами переделали машину под весьма нестандартное ручное управление. Это тоже влетело в копеечку. В общем, в долгах, как в шелках. А обещанную собесом денежную компенсацию за возвращенную «Оку» Лоховы ждут второй год, и похоже прождут столько, сколько пророчит известная пословица. Но «флотский Маресьев» не теряет духа. Слава Богу, он при мундире и должности. А самое главное - при такой жене, как Светлана, ставшей его опорой в прямом и переносном смысле слова, при таком отце, как Юрий Дмитриевич, и при таком сыне, как Паша.

Но даже и столь дружной, сплоченной семье не под силу новый расход - приобрести коленный шарнир германского производства, с которым хирурги связывают надежды на облегчение участи офицера-инвалида. Откликнется ли чья-то щедрая душа после публикации этих строк? А вдруг…

ТРАГЕДИЯ ПОДВОДНОГО КРЕЙСЕРА «КУРСК»

Итак, под занавес века, словно в хорошо, но жестоко продуманной трагедии, Россия потеряла лучший корабль своего лучшего флота - атомный подводный крейсер «Курск». И лучших своих моряков - сто восемнадцать душ…

Но именно в эти горькие дни я говорю всем - дорогие соотечественники, ну хоть теперь то вы понимаете какой великолепный флот был у вас, у нас и каким он еще пока остается?! Где, в какой еще стране и кто еще будет выходить в моря, зная, что случись что, спасения не будет? Разве подводники забыли как трагично спасали ребят с «Комсомольца»? Помнят и все равно выходят в моря, и погружаются, и уходят под гильотину арктических льдов. Зная, что и похоронить-то тебя толком не смогут.

Что же случилось?

О, если бы все было так, как объявили вначале: «Атомная подводная лодка «Курск» вследствие технических неполадок легла на грунт и заглушила реакторы…»

Однако позже выяснилось, что подводный крейсер «Курск» вовсе не лег на грунт, а упал на склон одного из подводных холмов, «технические неполадки» оказались сокрушительным взрывом торпедного боезапаса, а «авария» обернулась небывалой в истории отечественного подводного плавания катастрофой.

Мифический герой Антей припадал к земле, чтобы обрести новые силы. «Антей» подводный, «Курск», припал к земле в своем смертельном броске. Подводный гигант был убит практически сразу - без вскрика в эфир.

Смерч многоторпедного взрыва в носовом отсеке, пронесся в корму, разрывая прочные переборки, как картонки, закручивая толстенную сталь в завитки. Огненный удар уничтожил сразу всех, кто был во втором, самом населенном отсеке, в третьем, четвертом, пятом… Возможно, сила взрыва ослабла у особо усиленного шестого - реакторного отсека. Вход в него перекрыт шлюзовой камерой…

Поначалу была надежда, что обитатели кормовых отсеков остались в живых и стучали спасателям. Тем паче, что акустики с крейсера «Петр Великий» слышали и даже записали на пленку беспорядочные удары металла о металл. Позже инженеры-кораблестроители провели расчеты: при ударе о грунт с фундаментов сдвинулись массивные агрегаты вроде турбин, дизелей, генераторов, в седьмом и восьмом произошли разрывы паропроводов, все, кто нес вахты в турбинных отсеках, приняли мучительнейшую смерть - были сварены заживо в крутом пару. Лишь в последнем самом маленьком девятом отсеке, где по боевой тревоге расписаны три человека, старший лейтенант Бражкин и мичманы Иванов и Бочков могли прожить дольше других, но не намного - вода, хлынувшая через выбитые сальники дейдвудов - устройства, через которые проходят за борт гребные валы, затопила его за считанные минуты. Если морякам удалось включиться в дыхательные устройства, они продержались в них не более двух часов.

Положение рулей и выдвижных устройств затонувшего «Курска», как застывшие жесты глухонемых, говорят немногое, но самое важное - корабль пытался всплыть, корабль боролся за жизнь… С момента возникновения аварийной ситуации до гибельного взрыва на все про все у них оставалось 135 секунд…