Порядок в танковых войсках? Куда пропали танки Сталина - Шеин Дмитрий Владимирович - Страница 7

Конечно, сравнивать корабли с танками – дело неблагодарное, примерно как выяснять, поборет ли слон кита или наоборот. Однако для «общего понимания» ситуации все же стоит попытаться.

Например, мы знаем, что стоимость вступившего в строй в 1940 г. немецкого линкора «Бисмарк» составила 196 800 000 рейхсмарок, достроенного годом позже «Тирпица» – 191 600 000 рейхсмарок. Для сравнения – стоимость танка Pz.III серии M – 103 163 рейхсмарки (без пушки и радиостанции), «четверки» серии F2 (с длинноствольной 75-мм пушкой) в полной комплектации – 115 962 рейхсмарки[22]. Давайте напишем эти числа рядышком в столбик, чтобы сопоставить:

«Бисмарк» 196 800 000 рейхсмарок

Pz.IVF2 115 962 рейхсмарки

Один линкор – и почти две танковые группы, которых, напоминаем, в 1941-м у Гитлера сыскалось всего четыре. Конечно, в немецкие танковые группы входили далеко не одни «голые» танки, но и линкор у Гитлера был не один. К осени 1939-го кригмарине имели в своем составе 2 линкора, 3 так называемых «карманных линкора», 2 тяжелых и 6 легких крейсеров, 34 эсминца и миноносца, 12 миноносцев, 57 подводных лодок. В течение 1939–1945 гг. было закончено постройкой еще 2 линкора, 2 тяжелых крейсера, 18 эсминцев, 36 миноносцев и около 1100 (!!!) подводных лодок[23]. Последняя цифра особенно интересна в том плане, что подводные лодки немцы строили фактически до последнего дня войны – а подлодка VII серии стоила рейху около 4 700 000 рейхсмарок, более крупная и мореходная «девятка» влетала казне фюрера уже в 6 400 000 марок, ну а общие затраты Германии только на подводный флот составили порядка пяти с половиной миллиардов рейхсмарок. Учитывая, что судостроительная промышленность, как показал опыт СССР, не без проблем, но вполне себе конвертируется в танковую, о перспективах отказа немцев от строительства флота в пользу сухопутных войск лучше лишний раз не задумываться.

Смотрим дальше, на США. Тоже большая страна, и границы у нее немаленькие. Но вот по суше эти границы всего с двумя странами – Канадой и Мексикой. Танковые войска британского доминиона располагали аж 14-ю легкими танками Mk. VI, полученными из Великобритании летом 1939-го. Мексиканские бронечасти, как несложно догадаться, пугали американских военных еще меньше, как, впрочем, и угроза танкового блицкрига со стороны более отдаленных соседей по американскому субконтиненту.

Конечно, теоретически Канада и Мексика могли бы послужить плацдармом для агрессии против США, но для этого любому потенциальному агрессору пришлось бы сначала как-то перетащить свои войска даже не через тридцатикилометровый пролив, а переплыть целый океан. А океан – это уже, как мы знаем, зона ответственности флота. Флот США к середине тридцатых имел в своем составе 15 одних только линейных кораблей и 3 авианосца[24], не говоря о тучных табунах всякой мореплавательной мелочи вроде крейсеров и эсминцев. Однако и такой флот не давал американцам до конца ощутить себя защищенными. Сразу после окончания действия лимитирующего размеры флотов Вашингтонского договора они немедленно заложили еще два линкора, а после начала войны в Европе – еще 8, не забывая при этом и про авианосцы, ну и, конечно же, про другие типы кораблей.

Как видим, если посчитать и сухопутного слоненка, и морского удава в одних и тех же попугаях, танковая армада СССР перестает казаться чем-то затмевающим все прочие страны. Просто в силу банальной географии руководство других стран несколько иначе расставляло приоритеты строительства своих вооруженных сил. Для США и Англии главным являлся именно флот, способный предотвратить появление на их территории вражеских сухопутных армий – и, добавим, способный обеспечить свободный маневр собственными войсками. Большой и сильный флот позволял этим государствам в мирное время содержать армию «по остаточному принципу» – танки строятся быстрее, чем корабли, а промышленности не нужно будет под бомбами ехать за тысячи километров и там заново налаживать производство посреди чистого поля. Так и получилось в 1940-м, когда наиболее боеспособные части кадровой британской армии были разгромлены во Франции, почти вся их техника и вооружение остались на пляжах Дюнкерка, однако немецкие танки так и не появились на подступах к Лондону.

Для СССР, так же как и для Российской империи, протяженная сухопутная граница (и не очень дружелюбные соседи за ней) диктовала необходимость содержания в первую очередь армии. Очень большой армии – огромная территория и слабость коммуникаций вынуждала пытаться быть сильным везде, а все флоты, эскадры и флотилии СССР, даже случись им каким-то чудом объединиться, никак не могли помешать немецким танкам дойти до Минска, Киева или Москвы.

А теперь давайте вспомним, с чего мы начали эту главу? Второй вопрос – почему же 22 июня у немцев было так мало танков?

Действительно, у Гитлера есть немецкие танковые заводы, которые уже сейчас могут «дать стране» по 1000 танков каждый месяц[25]. У Гитлера – захваченные во Франции трофеи, порядка 2000 танков только новых типов, хватит еще на две танковые группы образца 1941-го. Будет их шесть вместо четырех – и уже не надо делать «роковую паузу» после смоленского сражения, не надо совершать «приведший Рейх к гибели поворот на юг».

Гитлер получил танковые заводы на оккупированной территории Франции. И при всем этом он выставляет против СССР всего-то 3300 танков? Ну плюс 250 самоходных орудий, ну и еще всякой гусенично-бронированной мелочи, которую мало кто считает (мы попробуем, но чуть позже). И с этим он собрался нападать на страну, где еще в 1933-м «единственный русский танковый завод выпускал в день 22 машины»[26]?

Ну как же, скажут некоторые информированные читатели, – все дело в том, что Гитлер и не хотел нападать на СССР. А вот когда товарищ Сталин замахнулся на Германию освободительным топором, тут попавший в безвыходное положение фюрер и бросился отчаянно, как кролик на удава. С тем, что было.

Есть такая версия. Однако вот незадача, разработка плана, получившего впоследствии наименование «Барбаросса», началась 21 июля 1940 г. Почти за год до начала войны. Еще есть время увеличить производство на своих заводах, есть время собрать «веником с пола» и подлатать французские трофеи, да и самих французов с их заводами напрячь… много еще чего можно сделать. Но – не делается. И после 22 июня не делается. Лишь после Сталинградской катастрофы «проснувшийся» Гитлер 13 января 1943 г объявляет «тотальную мобилизацию». Не поздновато ли спохватился запуганный жутким Сталиным кролик?

Впрочем, не будем зря гадать. Слово рейхсминистру вооружений и военной промышленности Альберту Шпееру:

«Одним из самых поразительных явлений войны остается тот факт, что Гитлер старался оградить свой народ от тягот, которые Рузвельт или Черчилль взваливали на свои народы без всяких колебаний. Разрыв между тотальной мобилизацией рабочей силы в демократической Англии и халатным подходом к этому вопросу в авторитарной Германии отражает обеспокоенность режима возможным отливом народного благоволения. Руководящие круги не желали сами приносить жертвы, но они не ожидали их и от народа, стараясь поддерживать его по возможности в добром расположении духа. Гитлер и большинство его сподвижников пережили солдатами революцию 1918 г. и никогда не забывали. В частных разговорах Гитлер часто давал понять, что, памятуя уроки 1918 г., любая осторожность не будет чрезмерной. Для упреждения недовольства расходовались большие, чем в демократических странах, средства – на обеспечение населения потребительскими товарами, на военные пенсии или на пенсии вдовам погибших на фронте мужчин. Тогда как Черчилль ничего не обещал своему народу, кроме “крови, слез, тяжелой работы и пота”, у нас на всех этапах и при всех кризисах войны монотонно звучал пароль Гитлера: “Окончательная победа будет за нами». Это было признанием политической слабости, в этом просматривались серьезные опасения утраты популярности, из которой мог бы развиться внутриполитический кризис”[27].